на формирование государственных идеологий и практик последующих эпох. Достаточно упомянуть, что
в Конституции СССР от 1936 г., а затем и в ее редакции от 1977 г. был с почетом зафиксирован главный принцип социализма, который хотя и так же, как в случае с Бриссо, был сформулирован ранее Сен-Симоном, но широкое распространение получил именно с подачи Прудона: «От каждого — по способностям, каждому — по труду». Другое дело, что принципу этому так и не суждено было до конца осуществиться на практике: о причинах этого и о том, как именно Прудон сформулировал его в своей «Философии нищеты», мы также в подробностях расскажем далее.
Кроме того, мы исходили из необходимости исправить историческую несправедливость, отмеченную в начале нашего комментария и допущенную в отношении трудов Прудона в русскоязычном пространстве: от момента, когда «Философия нищеты» впервые увидела свет в 1846 г. прошло около 180 лет, и все это время труд Прудона оставался не переведенным на русский язык. Теперь же мы с гордостью объявляем, что эта несправедливость исправлена.
Однако в чем именно заключалась эта несправедливость, — спросите вы, — только ли в том, что труд Прудона так долго не переводили на русский? Мало ли заслуживающих уважения произведений прошлого не переведены до сих пор… Нет, не в этом заключалась несправедливость, точнее, не только в этом. А в том, что упомянутая рецензия Маркса на этот труд под названием «Нищета философии, или Ответ на книгу г. Прудона» не только была с давних пор переведена и неоднократно издавалась на русском — в отличие от труда, по поводу которого была написана, — но и в том, что критикой его содержания были заняты целые поколения русскоязычных «исследователей», которых ничуть не смущал тот факт, что их знакомство с «Философией нищеты» происходило исключительно со слов Маркса, опосредованно, путем простого переложения того, что с самого начала говорили о Прудоне Маркс и Энгельс, а затем и их видные последователи, в частности Ленин. «Еще Маркс, разоблачая “социализм” Прудона, доказал своей сокрушительной критикой прудонистских идей, что в теоретическом отношении Прудон не возвышался над уровнем буржуазного горизонта. Подобно буржуазным экономистам и идеологам, Прудон принимал товарное производство и обмен товаров за вечные и неизменные основы общества… Критикуя частную собственность как “кражу”, Прудон относил эту критику лишь к капиталистической крупной собственности… всячески отстаивал… мелкую частную собственность, воспевая ее как основу экономического прогресса», — напишет в 1955 г. известный советский историк Н. Е. Застенкер и продолжит цитатой из Ленина: «Не уничтожить капитализм и его основу — товарное производство, а очистить эту основу от злоупотреблений, от наростов и т. п.; не уничтожить обмен и меновую стоимость, а, наоборот, “конституировать” ее, сделать ее всеобщей, абсолютной, “справедливой”, лишенной колебаний, кризисов, злоупотреблений, — вот идея Прудона» [11], которая несмотря на налет утопичности не может не показаться привлекательной человеку в здравом рассудке — в противовес откровенно пугающему требованию Ленина «уничтожить товарное производство».
Исключительность происшедшего с «Философией нищеты» Прудона заключается также и в том, что рецензия Маркса на труд Прудона была написана — вы не поверите! — по просьбе самого Прудона, который до ее публикации находился с Марксом по крайней мере в приятельских отношениях, но именно после ее публикации эти отношения разладились. Это подтверждает Энгельс в своем предисловии к ответу Маркса на труд Прудона, цитату из которого мы выше привели. В этом предисловии Энгельс в развитие своей мысли о расхождениях во взглядах Маркса и Прудона также отмечает: «Сочинение Прудона доказало, что теперь уже между ними лежит непроходимая пропасть, игнорировать которую тогда стало невозможно, и Маркс в этом своем ответе констатировал окончательный разрыв» [12].
Первым определение собственности как воровства дал деятель Великой французской революции Жак-Пьер Бриссо. Но широким хождением этого определения человечество обязано именно Прудону.
Подпись под гравюрой: Ж.-П. Бриссо. Род. 14 января 1754 г., депутат Департамента Парижа, 3-й год Свободы
Такую динамику своих отношений с Прудоном — от дружеских к их полному разрыву после публикации ответа на «Философию нищеты» — подтверждает в 1865 г. и Маркс в своем письме редактору берлинского Social-Demokrat И. Б. Швейцеру, составленном по случаю смерти Прудона, в котором Маркс, в частности, сообщает: «Во время моего пребывания в Париже в 1844 г. у меня завязались личные отношения с Прудоном. Я потому упоминаю здесь об этом, что и на мне до известной степени лежит доля вины в его “sophistication”, как называют англичане фальсификацию товаров. Во время долгих споров, часто продолжавшихся всю ночь до утра, я заразил его, к большому вреду для него, гегельянством, которого он, однако, при незнании немецкого языка не мог как следует изучить. То, что я начал, продолжал после моей высылки из Парижа г-н Карл Грюн. В качестве преподавателя немецкой философии он имел передо мною еще то преимущество, что сам ничего в ней не понимал.
Незадолго до появления своего второго крупного произведения — “Философия нищеты и т. д.” — Прудон сам известил меня о нем в очень подробном письме, в котором, между прочим, имеются следующие слова: “J’attends votre férule critique” (Жду вашей строгой критики). Действительно, эта критика вскоре обрушилась на него (в моей книге “Нищета философии и т. д.”, Париж, 1847) в такой форме, что навсегда положила конец нашей дружбе» [13].
Теперь же мы гордимся тем, что имеем возможность, после вложенных усилий, предоставить судить о том, насколько Маркс был прав или не прав в своей оценке труда Прудона, самому читателю — а не только Марксу. При том, что автор перевода оставляет такое же, как у Маркса, право критики Прудона как за любым из читателей, так и за самим собой — и в том, что касается смыслов сказанного, а также стиля и особенностей лексики. И если говорить о специфике языка Прудона (далее мы к этой теме еще вернемся), то даже Маркс посчитал необходимым отметить его неоспоримые достоинства, хотя и сделал это не в отношении «Философии нищеты», а по адресу предшествующего сочинения о собственности. «В этом произведении Прудона, — комментирует Маркс работу «Что такое собственность?», — преобладает еще сильная мускулатура стиля. И стиль этот я считаю главным его достоинством. Видно, что даже там, где Прудон только воспроизводит старое, для него это самостоятельное открытие; то, что он говорит, для него самого было ново и расценивается им как новое. Вызывающая дерзость, с которой он посягает на “святая святых” политической экономии, остроумные парадоксы, с помощью которых он высмеивает пошлый буржуазный рассудок, уничтожающая критика, едкая ирония, проглядывающее тут и там глубокое и искреннее чувство возмущения мерзостью существующего, революционная убежденность — всеми этими качествами книга “Что такое собственность?” электризовала читателей и при первом своем появлении на свет
