на целый пункт, это означает $100 000. Я начал мыслить в пересчете на доллары. Я перестал торговать на рынке и начал торговать на своем капитале. Это повлияло на успешность операций, и примерно с 1991 года мои результаты резко ухудшились. Сегодня я вижу все это намного яснее. Не думаю, что я был так осведомлен, что происходило в то время, но, оглядываясь назад, я понимаю, что произошло.
– Как закончились ваши отношения с Commodities Corporation?
– К 1992 году моя позиция закрылась по стопу, я не достиг их показателей.
– Но разве вы не преуспели в целом для Commodities Corporation?
– Преуспел. И не то чтобы у меня были серьезные потери. Окончание сотрудничества больше было связано с падением моей производительности почти до точки безубыточности, плюс-минус несколько процентов. Я также сократил размер своей позиции и не использовал бóльшей части своего распределения. Их отношение к моей деятельности вызывало вопросы: «Как? У вас есть счета по $10 млн, а вы торгуете позициями всего лишь по 20 лотов?»
– Закрыла ли Commodities Corporation у вас свой торговый счет сама или вы ушли по собственному желанию?
– Это было обоюдное решение. У меня уже не было того явного преимущества, которое я имел в предыдущие годы.
– Продолжали ли вы по-прежнему торговать на своем счете?
– Да, еще два года.
– Почувствовали ли вы себя лучше, когда скинули с себя бремя управления счетом Commodities Corporation?
– Нет, я вообще не очень хорошо тогда себя чувствовал как трейдер. В тот момент я потерял все удовольствие от этого занятия. Трейдинг стал для меня утомительной рутиной. Я чувствовал несоответствие между своей реальной производительностью и той производительностью, которую я мог бы иметь. Мне было эмоционально сложно жить с таким разрывом.
– Почему он вообще возник, этот разрыв?
– Думаю, потому что я просто стал «бояться выстрелов». Я чувствовал, что потерял свое преимущество, и не знал, как его вернуть.
– Но разве вы не испытывали облегчения в том, что вам не приходилось больше торговать на счете Commodities Corporation?
– Более значительным облегчением стал момент, когда я перестал торговать на собственном счете.
– Помимо облегчения, что вы еще чувствовали в тот день, когда закрыли свой собственный счет?
– Было много ощущений. Я твердил себе: «Слава богу, я наконец сделал это». И в то же время я говорил: «Я признаю поражение». Чем я отличался теперь от любого другого парня, потерпевшего крах в Торговой палате?
– Когда вы вернулись в трейдинг?
– Одиннадцать лет спустя, в 2006 году. Я точно помню время и место. Я сидел за столом, моя жена Мона стояла рядом, и тут мне в голову вернулась мысль о трейдинге. Я повернулся к Моне и спросил: «Что ты думаешь о моем возвращении в торговлю на товарно-сырьевых рынках?» Эта идея ей не понравилась.
– Думаю, потому что последние несколько лет торговли были для вас такими несчастными.
– Она вспомнила те годы и сказала: «Ты действительно хочешь попробовать это снова?» Я ответил: «Я должен это сделать». Вскоре после этого я заново открыл счет.
– Вы прекратили торговать в 1995 году и возобновили торговлю в 2006 году. Обращали ли вы внимание на рынки в течение всех этих лет?
– У меня не было фьючерсного счета.
– Вы даже не смотрели графики?
– У меня даже не было софта для построения графиков.
– Итак, в течение 11 лет вы даже не смотрели на графики. Затем вы внезапно опять решили торговать. Что подстегнуло вас к такому решению?
– Во-первых, я соскучился. Отчасти же дело как раз было в том, что предыдущий период закончился неудачно. Мысль об этом начала меня изводить, и в конце концов я сказал себе: «Питер, ты не можешь допустить, чтобы те неудачи оказались твоей лебединой песней».
– Что
