Ознакомительная версия.
Один из способов реструктуризации даже сложного банка был изобретен двумя специалистами по теории игр – Джереми Бюловом и Полем Клемперером[36]. Впоследствии они стали главными экономистами, пожалуй, самого сложного в мире банка – Citigroup. Это решение настолько элегантно, что похоже на фокус: Бюлов и Клемперер предложили регуляторам делить попавший в трудное положение банк на два: один хороший «мостовой» банк, а другой – плохой, банк-«огузок». Мостовой банк получает все активы и основные обязательства, например депозиты обычных вкладчиков, а если это инвестиционный банк, то средства других компаний. Банк-«огузок» не получает никаких активов, а лишь остатки долгов. В один момент мостовой банк превращается в полнокровный банк с хорошей подушкой безопасности и возможностью кредитовать клиентов, привлекать средства и участвовать в биржевых операциях. А банк-«огузок», конечно же, функционировать не может.
Но разве кредиторы банка-«огузка» не оказываются обворованными? Не спешите с выводами. Тут-то и начинается фокус: банк-«огузок» является владельцем мостового банка. Поэтому, когда банк-«огузок» становится банкротом и его кредиторы решают, чем они могут поживиться, первое, что им может достаться, – это акции еще действующего банка. Это позволяет им получить больше того, что могло достаться при банкротстве изначального банка. При этом мостовой банк не оказывает отрицательного воздействия на экономику.
Если вы сомневаетесь в возможности извлечь здоровый банк, как кролика из шляпы, из больного банка, не привлекая новых средств и не занимаясь их экспроприацией, то у вас есть для этого все основания, но тем не менее факт остается фактом.
Более радикальная и более безопасная идея принадлежит экономисту Джону Кэю. Она известна как «узкий банкинг». Кэй предлагает разделить две основные функции современного банка – «казино» и утилитарную. Утилитарная функция – это работающие банкоматы, действующие кредитные карты и возможность для простых людей положить свои средства на накопительные счета и не бояться за судьбу этих денег. «Казино»-банкинг включает наиболее спекулятивную сторону банковского дела – покупку контрольных пакетов, инвестирование в обязательства, обеспеченные ипотекой, и использование кредитных деривативов в надежде заработать. «Узкий банк» – это тот банк, который предоставляет утилитарные услуги банковской системы и не занимается «казино»-банкингом. Идея заключается в том, чтобы банки не могли одновременно и предоставлять утилитарные услуги, и играть в банковские азартные игры.
Идея не совсем правильная, потому что было бы несправедливо приравнивать все рискованные банковские операции к игре в казино. Как мы видели в главе 3, новые идеи требуют для реализации привлечения средств из спекулятивных источников, и поэтому даже хорошие идеи часто не реализуются. В движении средств туда, где они могут совершить потрясающие вещи, всегда есть что-то от азартной игры. Поэтому без наличия «азартных» операций, например венчурного капитала, мир стал бы беднее на инновации. Кроме того, трудно разделить утилитарную деятельность банков и «казино»-банкинг, поскольку некоторые виды банковского «казино» имеют вполне определенный смысл, скажем хеджирование рисков. Если я ставлю на то, что дом моего соседа сгорит, то это вызывает возмущение, но если я ставлю на то, что сгорит мой собственный дом, то это уже страхование. И это не только разумно, но во многих странах и обязательно. Поэтому точно так же от остальной деятельности банка во многом зависит, считать ли конкретную финансовую транзакцию азартной игрой или разумным управлением рисками.
Тем не менее идея «узкого банкинга» может оказаться работоспособной. Кэй считает, что деятельность таких банков необходимо лицензировать, и для получения лицензии они должны отвечать требованиям регуляторов в плане наличия достаточного капитала для выполнения своих обязательств по депозитам, а их деятельность в секторе «казино» должна лишь поддерживать утилитарные функции, а не рассматриваться как еще один самостоятельный источник прибыли. «Узкие банки» могут оказаться единственными институтами, в соответствии с законом имеющими право называть себя банками и открывать депозитные счета для малого бизнеса и физических лиц, осуществлять межбанковские расчеты и переводы с одного счета на другой, а также обеспечивать работу банкоматов, и единственными банками, в которых вклады населения будут страховаться средствами налогоплательщиков.
Это может выглядеть как чрезмерное регулирование, но Джон Кэй считает, что в некотором смысле оно вполне допустимо. Вместо того чтобы надзирать за всей финансовой системой с помощью плохо прописанных и – как мы сегодня знаем – неадекватных методов, специальные регуляторы будут концентрировать свое внимание на более простой задаче – решать, достоин ли конкретный банк лицензии на «узкий банкинг» или нет. Прочие финансовые фирмы могут проделывать с деньгами своих акционеров все что угодно, включая совершение очень рискованных операций. Они могут даже приобретать «узкие банки»: если основной «казино»-банк попал в тяжелую ситуацию, то «узкий банк» можно будет спасти или поправить его положение, не прекращая клиентское обслуживание и не используя деньги налогоплательщиков. Аналогичным образом при банкротстве энергетической компании ее электростанции продолжают работу и при новых владельцах.
Все это отсылает нас ко второму принципу Петра Пальчинского: неудачи не должны приводить к общей катастрофе. Проведение большого количества экспериментов – вариативность и селекция – должно обеспечить выживаемость всего вида. Однако в жестко связанных системах неудача одного эксперимента ставит под угрозу все остальные. Поэтому так важно ослабление связей.
«Мы не можем даже представить себе, что в небе над Лондоном будет кружить самолет, пока ликвидатор компании Heathrow Airport Ltd будет искать дорогу к офису», – говорит Джон Кэй. Но именно это происходило в случае с банком Lehman Brothers, когда команда Тони Ломаса пыталась во всем разобраться. Поэтому Кэй прав, пытаясь найти более разумную систему разрешения проблем. Его подход противоречит основной философии регулирования, которая невольно поощряет увеличение размеров банка и его сложности, а также всевозможные игры с внебалансовым капиталом. Я не совсем уверен в том, что Кэй знает правильный ответ, однако, как показывает современная теория чрезвычайных происшествий, он задает абсолютно правильные вопросы.
8. Небрежности, ошибки, нарушения
Джеймс Ризон, исследователь катастроф, который использует дело «Ник Лисон и банк Barings» как пример¸ позволяющий инженерам предупреждать ЧП, четко различает три типа ошибок. Наиболее часто встречаются небрежности, когда по недосмотру вы делаете то, о чем даже не думали. В 2005 г. молодой японский трейдер пытался продать одну акцию за 600 000 иен, а продал 600 000 акций за одну иену каждая. Трейдеры называют такие ошибки «ошибками толстых пальцев». Эта небрежность обошлась в 200 млн иен.
Затем идут нарушения, когда неправильные действия совершаются сознательно. Хитрые бухгалтерские уловки типа тех, которые использовались в компании Enron, или еще более наглое мошенничество Бернарда Мэдоффа[37], относятся к нарушениям, и они чаще встречаются в финансовой сфере, чем в промышленной.
Но самыми коварными являются ошибки. Они совершаются намеренно, но с непреднамеренными последствиями, поскольку картина мира у их авторов совершенно неправильна. Когда руководители платформы «Пайпер альфа» решили включить разобранный насос, они совершили именно ошибку. Они намеревались включить насос, а затем выполнили все положенные процедуры. Проблема заключалась в том, что они ошиблись в определении работоспособности насоса. Математические выкладки, которые легли в основу кредитно-дефолтных обязательств, тоже оказались ошибочными. Молодые дарования, разработавшие эти ценные бумаги, неверно представляли себе распределение рисков, и структура CDO серьезно умножала эту ошибку.
Когда катастрофа уже произошла, мы начинаем уделять много внимания тому, чтобы отделить ошибки от нарушений. Нарушения означают, что люди, совершившие их, должны быть оштрафованы, уволены или преданы суду. Ошибки по своим последствиям менее серьезны. Но и их, и нарушения обнаружить труднее, чем небрежность, поэтому они приводят к тому, что профессор Ризон назвал латентными ошибками.
Латентные ошибки остаются незамеченными вплоть до самого неблагоприятного момента, например, до тех пор, пока ремонтники случайно не оставят закрытый вентиль на резервных насосах системы охлаждения и не повесят табличку о ремонте так, что она загородит аварийную сигнализацию. По своему назначению такие устройства системы безопасности используются только при авариях, поэтому чем надежнее система, тем труднее обнаружить латентные ошибки, и они сохраняются до самого неподходящего момента. Очень часто латентные ошибки настолько крохотны, что их можно заметить, только находясь в самом «сердце» бизнеса. Предложенное Джеймсом Ризоном сравнение со швейцарским сыром говорит о том, что даже при наличии целой стопки ломтиков сыра некоторые дырки остаются сквозными, и никто не замечает, что вероятность аварии при этом возрастает.
Ознакомительная версия.
