Профессор Б. С. Эбзеев придерживается иного мнения. Он пишет, что для отождествления суверенитета народа и власти, не совпадающих ни по их объективному содержанию, ни с точки зрения конституционно-правового выражения, трудно найти достаточные основания. В действительности народный суверенитет характеризует качественную сторону власти народа. Народный суверенитет не есть сама власть, это важнейший организационно-политический и функциональный принцип организации и функционирования государства, обеспечивающий верховенство и полновластие народа в установленных Конституцией формах. Такое понимание суверенитета народа, неотчуждаемого и не могущего быть ограниченным государством, находит подтверждение в действующей Конституции Российской Федерации, в которой норма части 1 статьи 3, закрепляя суверенитет народа, имеет в виду принадлежность ему всей, а не только государственной власти[46].
Спор относительно тождественности либо отличия народного суверенитета и народовластия может продолжаться еще длительное время, однако в пользу своего предположения о их однородности выдвигаем несколько аргументов, основанных на действующем законодательстве России, конституционных традициях Франции, как государства, впервые закрепившего подобный суверенитет, являющего определенным «эталоном» конституционного развития. Видные французские ученые, общественные и политические деятели, своей политической борьбой, созидательной государственной деятельностью, фундаментальными трудами, доказали тождество народного суверенитета и народовластия. На заре становления категории «народный суверенитет» и ее нормативного правового закрепления М. Робеспьер писал, что представители народа не должны превращаться в суверенов, так как сувереном в государстве является только народ; суверенитет «всегда пребывает в народе», являясь его властью.[47] Выступая в Обществе друзей свободы и равенства 21 апреля 1793 года, М. Робеспьер предложил собственный проект «Декларации прав», одно из положений которого гласило: «Народ суверенен. Представительная власть составляет его собственность. Государственные должностные лица – его приказчики. Никакая часть народа не может осуществлять власть всего народа, но ее воля заслуживает уважения, так как она будет участвовать в образовании общей воли».[48] Г. Мабли, Ж.-П. Марат признавали народ носителем суверенитета, который одновременно является властью народа.[49] В статье 3 раздела I «Суверенитет» ныне действующей Конституции Франции 1958 года закреплено: «Национальный суверенитет принадлежит народу, который осуществляет его через своих представителей и путем референдума. Никакая часть народа, никакая отдельная личность не могут присвоить себе его осуществление. В соответствии с установлениями Конституции выборы могут быть прямыми или косвенными. Они всегда являются всеобщими, равными и тайными».[50] В данном контексте содержание народного суверенитета раскрывается достаточно определенно, позволяя сформулировать в большей степени легальное определение национального (народного) суверенитета во Франции. В этом отношении Конституция Франции дает конституционный материал для конструирования универсального определения народного суверенитета, как власти народа, выражающейся в обязательном порядке через референдум, свободные выборы (и, как вариант, другие институты непосредственной демократии) либо представительные органы государственной власти. В части 2 статьи 3 Конституции Российской Федерации закреплено, что народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления. Этим самым легально закреплено народовластие, совпадающее по формам реализации с народным суверенитетом.
Помимо этого необходимо обратиться к истории вопроса установления на доктринальном уровне различия между суверенитетом и властью. И различие это касалось первоначально государственного суверенитета. Г. Еллинек поставил еще в начале XX века вопрос: «составляет ли суверенитет существенный признак государственной власти и являются ли поэтому государство и суверенное государство понятиями тождественными» и определил на него ответ: «суверенитет не есть существенный признак государственной власти».[51] Аналогия может быть проведена относительно народного суверенитета и власти народа – может ли существовать власть народа без суверенитета. Истории общественного развития известны случаи предоставления государством народам, населяющим его, определенной власти, в части их внутренней самоорганизации. Но от этого данные народы не приобретали суверенитета. В подобном случае, народы приобретали право участия в решении определенных вопросов, то есть реализовывали свою волю посредством институтов непосредственной демократии. В Конституции России упоминаются народы (статья 9, 68), но только им непосредственно народный суверенитет не принадлежит. В части 1 статьи 2 Конституции Чеченской Республики закреплено: «Источником государственной власти в Чеченской Республике является ее народ, являющийся частью многонационального народа Российской Федерации». Следует предположить, что многонациональный народ данной республики не мог бы быть источником ее власти, если бы сам не обладал властью. Но какова власть многонационального народа Чеченской Республики? Эта власть не данного народа как такового, а как части многонационального народа России. Следовательно, во власти многонационального народа Чеченской Республики одновременно проявляется власть многонационального народа России. Из этого вытекает, что власть многонационального народа Чеченской Республики не автономна, не представляет собой полноценного народовластия. Народовластие в России едино, принадлежит одному субъекту, также как и народный суверенитет – многонациональному народу России. Безусловно, конституционные основы различных государств будут определять различные конструкции соотношения народного суверенитета и народовластия. И чем сложнее государство по территориальному устройству, тем сложнее будет данное соотношение. В Советском государстве суверенитетом обладали союзные республики, их народы были полноценными носителями народного суверенитета, что могло потенциально реализоваться в праве их выхода из состава Союза ССР. Применительно к многонациональному народу России термины народовластие и народный суверенитет тождественны.
Условиями подобного тождества являются: возможность принятия одним субъектом учредительного документа государства (Основного закона государства); решением им посредством институтов непосредственной и представительной демократии вопросов общегосударственного значения. Полнота власти всегда будет совпадать с суверенитетом. Решение же отдельных вопросов на региональном уровне является частичным проявлением власти народа, «фрагментарным», которое не может соотноситься с суверенитетом. И доказательство своим предположениям находим в дополнительной аргументации, отталкиваясь опять же от научных исследований Г. Еллинека в области государственного суверенитета. Ученый писал, что Средневековое государство обладало государственной властью, но не обладало суверенитетом. Препятствием к этому являлось сопротивление друг другу в рамках одного государства различных политических сил, которые не могли наделить государство суверенитетом, но стремились получить в «собственность» больше полномочий. Из чего следует вопрос: обладало ли подобное государство полноценной государственной властью? Г. Еллинек не пишет о полноценной власти, а это имеет существенное значение, ее стоит отличать от фрагментарной власти, дающей государству только форму. Единой полноценной государственной власти у Средневекового государства не было, она была представлена «мозаикой», состоящей из власти различных знатных семейств, церкви.
Какое государство с юридической точки зрения может обладать полноценной властью, если внутри него бок о бок соседствует множество «властей» (церковная, светская – монарх, аристократия и так далее), претендующих на гегемонию? Еще К. Маркс отметил, что двух властей в одном государстве быть не может. Только абсолютистская монархия смогла породить суверенитет и «секрет» этого скрывался в полновластии одного субъекта – государства, хотя и ассоциируемого по Гоббсу, в соответствии с воззрениями Людовика XIV с монархом. Но центр этой власти был безоговорочно один и самодостаточен. Тоже само относится к народному суверенитету: он всегда будет совпадать только с полноценной властью народа – народовластием. Суверенитет народа можно было бы свести к решению ряда вопросов, назвав их исключительными, взяв их за основу квалификации данного правового явления. Это позволило бы в конституционно-правовом контексте определять наличие или отсутствие у субъекта суверенитета. Главным образом, это стало бы доказательством наличия суверенитета у многонационального народа России и его отсутствия у народов России. Но нам представляется, что любое проявление народовластия в России носит суверенный характер и в этом проявляется исключительная власть многонационального народа России. В отношении народов России полагаем, целесообразно применять термин «участие в осуществлении власти на территории субъекта Российской Федерации». Термин же «народовластие» возможно применять только к многонациональному народу России и связывать его с народным суверенитетом.[52] Таким образом, в отношении многонационального народа России термины народовластие и народный суверенитет совпадают, проводить же «изыскание» по их отличию контрпродуктивно, так как в этом случае придется заключить, что некоторые формы осуществления власти народа суверенны, другие нет, так как в определенном случае реализуются решения, квалифицирующие подобный суверенитет, в другом нет.
