Ознакомительная версия.
О том, чтобы превзойти самого себя. Ты говоришь о том, что люди должны превзойти самих себя, Заратустра. Звучит красиво, я бы даже сказал: соблазнительно звучат твои слова, Заратустра. И были люди, которые соблазнялись этими словами, убивая себе подобных. Но разве может бабочка превзойти куколку? Что толку от того, что гусеница скажет: мы должны превзойти самих себя, хватит ползать, мы рождены для полета. Разве что она увлечет десяток других гусениц к краю ветки, слетев с которой они навсегда лишат себя возможности стать бабочками? Ну, а куколка? Что хорошего в бытии куколкой? В своем растительном существовании куколка — это ведь шаг назад по сравнению с гусеницей.
Нет, Заратустра, не тот путь ты нам предлагаешь. В природе есть естественный живой порядок вещей. Время быть гусеницей, время быть куколкой и время быть бабочкой. Сейчас наше время быть людьми во всей полноте нашего существа, мы еще не исполнились как люди.
О воле к бытию и воле к власти. Ты говорил мне о том, что все живое движется волей к власти и что нет такой вещи, как воля к существованию, ибо то, что уже есть, не может хотеть быть. О, как же ты заблуждаешься, Заратустра! Все живое хочет быть! Попробуй опустить кошку в воду, она расцарапает тебя до крови. Но не просто быть стремится все живое, оно стремится быть согласно своей сути во всей полноте своего существа. А воля к власти нужна ему лишь постольку, поскольку позволяет ему раскрыть свою суть. Не власть — высшая ценность, а осуществление, исполненность.
О вечном возвращении. Ты говорил: «Что ж, еще раз», персидский отшельник. Что еще ты мог предложить миру, кроме идеи вечного возвращения? Но божественный закон всегда в вечном развитии. Ты призывал нас разрушить старое и превзойти себя, сегодня мы видим развалины великих цивилизаций, разрушивших себя в бесплодном поиске нового и великого. Еще звучат в наших ушах твои песни про разрушение старого мира. Старый мир был разрушен, и много крови пролилось в это время, а через 30 лет после разрушения старого мира грянула самая великая в истории человечества война, и крови пролилось еще больше. Ты говорил, что сострадание — это грех. О, твои последователи не знали сострадания! Но стали ли они лучше? Пришел ли на смену последнему человеку сверхчеловек? Нет! Ты опасный мечтатель, персидский отшельник. Нет никакого вечного возвращения. В твоих словах нет ни правды, ни логики, ты слишком увлекся героическим пафосом разрушения старого, но взамен не смог предложить ничего дельного. Твое вечное возвращение — это пустой фетиш. Именно поэтому мы, греки, всегда били и будем бить вас, персов.
Про танцующую звезду. Ты был прав, персидский отшельник, когда говорил, что наступает время, когда человек больше не родит танцующую звезду. Это время приблизилось, оно близко как никогда. Сегодня миром правит рынок, и ценности потребления поработили все и вся. Конвейер машины потребления, бесконечный постав поработили человеческие души и целые народы, не оставив в их душах места живому творчеству. Но не хаос нам теперь нужен, ибо много у нас было этих революционных хаосов, но их плодами всегда нагло пользовались красноречивые и предприимчивые проходимцы. Нет, не хаос нам нужен, а живой, вечно возрождающийся и развивающийся порядок, в котором мы чувствуем, обретаем и осуществляем волю живого Бога. Не из хаоса, а из живого космического порядка рождаются новые звезды.
О сверхчеловеке. Ты вещал нам о сверхчеловеке, персидский отшельник. Но что есть твой сверхчеловек, нежели красивая картинка, соблазняющая человеческую гордыню? Сколько злодеяний совершено людьми под лозунгом движения к сверхчеловеку? Настало время провозгласить, что сверхчеловек мертв. Он умер, еще не родившись, запутавшись в паутине виртуальных сетей, плотно опутавших всю планету. Рынок и потребительский постав добили его. Туда ему и дорога. Мы же провозглашаем единый живой порядок, в котором человеческое становится подлинно человеческим. Единый живой порядок, соединяющий в одно целое настоящее, прошлое и будущее. Порядок, в котором сын творит, видя отца творящего, и через то осуществляется сам. Нам больше не нужны твои соблазнительные картинки, персидский отшельник. Мы слишком хорошо знаем, куда они ведут и чем заканчиваются.
О потусторонниках. О, я хорошо тебя понимаю, Заратустра, когда ты ругаешь потусторонников. Я тоже не терплю речи тех, кто уводит людей из реальности их живого бытия в мир пустых фантазий. Есть ли жизнь после смерти и какая она, я не знаю. Но я знаю одно: Бог творит этот мир каждую секунду и каждая частица его творения пронизана его созидающей волей. Мне важно пройти в понимании его живого промысла настолько далеко, насколько это вообще возможно. Мне важно видеть его творящего и творить вместе с ним. Мое место в этом мире, поскольку я творю в этом мире, а не в каком-либо другом. И я знаю, что время моего творчества ограничено, я хочу успеть больше, но так, чтобы то, что вышло, вышло хорошо. И я знаю, что, когда я умру, мои законы будут жить дальше, а в моих законах буду жить и я. Я люблю эту жизнь и этот мир, Заратустра, поэтому я люблю и принимаю свою смерть, поскольку только смерть делает эту жизнь целой. Есть ли рай и ад, этого, Заратустра, я не знаю, но думаю, что хорошо бы, чтобы Рай все-таки был и чтобы возможностей для творчества в нем было еще больше, чем здесь.
О проповедниках смерти. Ты не любишь проповедников смерти, Заратустра, не люблю их и я. Не жизнь нужна для смерти, а смерть для жизни. Они, эти проповедники, переворачивают все с ног на голову. Я знаю одного такого, он учит расслабляться до потери чувства себя. Хорошо снять лишний зажим в теле, но плохо потерять сознание и осознанность. Ты говоришь, что смерть и вечная жизнь для тебя одно и то же? Ты прав и не прав одновременно. Прав в том, что вера в бесконечную цепь реинкарнаций обесценивает твою единственную и неповторимую жизнь здесь и сейчас, а не прав в том, что со смертью все заканчивается. Уже 3000 лет без малого минуло с тех пор, как я отдал Богу моему и Богу вашему свою душу, но мой голос до сих пор призывает людей к живому, вечно обновляющемуся и развивающемуся порядку.
Когда я увидел, что сама Спарта и мои мечты о порядке и гармонии в Спарте стали близки к реальности и многие иностранцы стали принимать ее за образец правильного государственного устройства, в котором господствуют доблесть, порядочность и справедливость, я решил покинуть город. А еще я пошел на маленькую хитрость. Я взял со своих сограждан клятву, что они не будут менять мои законы до моего возвращения. А сам пошел в Дельфы к оракулу. Оракул подтвердил, что мои законы лучшие в Греции, и покуда Спарта будет их чтить, она останется непобедимой.
Ознакомительная версия.
