лишь час предметного разговора с Ли Су Ёном, который близок к Киму. Не называя имен, я хочу, чтобы вы получили советы наших экспертов о том, какие вопросы следует задать Джонатану и Глину и какие основные мысли они должны донести. Что они могут сказать Ли, что могло бы помочь деэскалации ситуации?
С этого момента Джонатан, Глин и я работали в роевом режиме при поддержке команды исследователей и аналитиков. За последующий год мы совершили 21 поездку в Вашингтон, Сеул и Пхеньян. Будучи гражданином США, я не мог поехать в КНДР, но они, граждане Великобритании, могли. Благодаря объединению и расширению нашего доступа в итоге мы провели более 85 встреч с ключевыми политическими чиновниками в трех столицах.
Добиться этих встреч, особенно первых, было нелегко. Первоначальный доступ потребовал немало усилий и рекомендаций. Но как только мы начали, каждая встреча открывала дверь для следующей. Каждому чиновнику, с которым мы встречались, было любопытно, что мы узнали у других. Поскольку они находили эти разговоры полезными, наш авторитет возрастал. А развивая эти отношения, поддерживая позитивные контакты и доказывая свою надежность, мы выстроили доверие.
На основании того, что мы услышали на этих встречах, внимательно выслушивая опасения и вопросы собеседников, мы направили консультативные записки. Эти короткие записки, длиной в две-три страницы, были мастерски составлены Джонатаном, опиравшимся на свой многолетний опыт работы на посту руководителя аппарата британского премьер-министра Тони Блэра. Записки, которых за тот год было 48, в свою очередь, были подкреплены более чем 200 анкетами и тематическими документами, которые мы называли «наберись ума», подготовленными командой, выросшей из эксперимента с роевой тактикой.
Каков был эффект этих коллективных усилий? Мы никогда не узнаем. Однако мне позвонил опытный политический репортер из The Washington Post, известный своим доступом к Белому дому, и сказал:
– Я искренне верю, что ваши усилия повлияли на переговорный процесс и способствовали тому, что американский президент и лидер КНДР впервые сели за один стол переговоров {121}.
Роевая тактика, направленная на проблему Северной Кореи, позволила мне увидеть в действии свою мечту о командах, использующих коллективный разум и ДАД для урегулирования самых сложных конфликтов, с которыми мы сталкиваемся сегодня.
РОЕВАЯ ТАКТИКА СВОЙСТВЕННА ЛЮДЯМ
Мобилизация окружающего сообщества, действующего как рой и прерывающего деструктивный конфликт, не является чем-то новым. Как я узнал из своих антропологических исследований войны и мира, роевая тактика, возможно, является древнейшим человеческим наследием для разрешения спорных конфликтов.
– Что произойдет, если кто-то поохотится на чужой территории, не спросив разрешения? – спросил я однажды у старейшины куа Коракорадуэ.
– Потерпевшая сторона вызовет в качестве свидетелей троих человек и покажет им следы преступника. Затем они пойдут вместе говорить с нарушителем и увещевать его не делать этого снова.
– Предположим, нарушитель проигнорирует их и снова начнет охоту, не спрашивая разрешения?
– На этот раз потерпевшая сторона вызовет четырех свидетелей. На этот раз они поговорят с обидчиком очень громко и попросят его больше так не делать.
Я не мог удержаться от продолжения.
– А что, если нарушитель повторит свое действие в третий раз?
Коракорадуэ внимательно посмотрел на меня и медленно произнес:
– Ни один человек из нашего племени никогда не посмеет нарушить нормы подобным образом!
Сообщество объединяет в себе критическую массу коллективного влияния. Сторона-нарушитель может быть более могущественной, чем потерпевшая сторона, но она никогда не будет более могущественной, чем сообщество. Роевая тактика – это применение коллективной силы, необходимой для борьбы с несправедливостью.
– Видите эти палочки в моей руке? – спросил меня однажды Тсамко, член общины жуцъоан в Намибии. – Одна палочка легко ломается, но если вы возьмете много таких палочек, вы не сможете их сломать.
Когда я отправился вглубь тропических лесов Малайзии, чтобы посетить народ семаи, то обнаружил, что они используют аналогичный подход к множеству конфликтных ситуаций.
– Неправильно занимать какую-то сторону, – объяснил мне один семай. – Что правильно, так это всем позвать своих родственников и друзей, чтобы те разрешили их спор.
Ожидается, что каждый встанет на сторону всего сообщества – третьей стороны. Принять третью сторону не означает игнорировать потребности вашей семьи или друзей. Это означает воздерживаться от усугубления спора. Это значит использовать свое конструктивное влияние, чтобы помочь сторонам выйти на балкон и сосредоточиться на том, что действительно важно.
Семаи начинают учиться принимать третью сторону еще в детстве. Когда один ребенок бьет другого, взрослые, вместо того чтобы наказать ребенка, созывают детский бкараа, или совет. Все дети садятся в круг, обсуждают произошедшее и говорят о том, как решить проблему и восстановить испорченные отношения. Спор преподносит каждому урок о том, как справляться с разочарованиями и различиями мирным путем. Семаи мобилизуют силу равных, чтобы трансформировать конфликт.
Роевая тактика – это врожденная человеческая способность, которую мы можем применить в любом конфликте. Возможно, мы уже так поступаем, даже не осознавая, что делаем именно это. Несколько лет назад в семейной ситуации я тоже получил такой опыт.
Моему сыну было 19. Он вернулся в наш дом, взяв перерыв после года обучения в колледже. Он много лет тусовался с группой школьных друзей, потерявшихся в жизни, которые плыли по течению и злоупотребляли алкоголем. Как и многие подростки, он стал отстраненным и необщительным. Чувствительный мальчик, которого я знал и любил всем сердцем и который любил импровизировать на фортепиано, казалось, исчез. На его месте был вечно попадающий в передряги молодой человек, разбивший не одну семейную машину и чувствовавший, что мир почему-то ополчился против него.
Естественно, такое поведение приводило к напряженности, тревоге и беспокойству в семье. И вот однажды все это вышло на первый план, когда мы с моей женой Лизанной поехали навестить семью и попросили нашего сына не приглашать домой друзей. Он обещал. Когда мы вернулись, женщина, которую мы наняли присматривать за домом в наше отсутствие, вышла к нам в слезах.
– Мне страшно вам это говорить, но, насколько могу судить, на прошлой неделе ваш сын приглашал друзей и они устроили дома вечеринку. В помещении пахло дымом и алкоголем. Когда я спросила его, он пригрозил рассказать вам, что я не выполняю свою работу. Но я все равно должна рассказать вам.
Она дрожала.
– Это разбивает мне сердце как матери, – кричала мне позже в тот же день Лизанна, – но я не могу больше жить с ним в этом доме. Я не могу его терпеть таким, какой он сейчас.
До этого момента я был немного более лоялен, понимая, что наш сын переживает трудный этап жизни. Но тут я почувствовал волну гнева, поднимавшуюся где-то внутри. Так продолжаться не могло.
Я отправился на свою любимую одинокую прогулку по ущелью рядом с домом. Это был мой балкон. Блуждая среди природной красоты, я мог внимательнее прислушаться к своему гневу. Я сделал паузу и начал увеличивать масштаб. Почему я разозлился? Что пытался сказать мне мой гнев? Частично он был связан с нарушением обещания и обманом доверия, но на этот раз меня разозлило нечто большее. Это было злоупотребление властью со стороны члена моей семьи по отношению к доверенному лицу, женщине, которая просто выполняла свою работу. Он угрожал ей лишением заработка, доведя до страха и слез. Для меня это была яркая красная черта.
Я спросил себя: как мы можем начать менять деструктивную модель поведения, которая годами порождала повторяющиеся семейные ссоры? Я понял, что мы зашли в тупик и что мы с женой не имели достаточного влияния, чтобы остановить деструктивное поведение нашего сына. Нам была нужна помощь. Нам было нужно сообщество. Иными словами, нам был нужен рой.
Позже в тот же день мы с Лизанной позвали нашего сына на встречу в кабинете. Он сел на диван, и мы сели лицом к нему. Лизанна начала:
– Мне всегда нравилось, что ты живешь в нашем доме. Я всегда хотела, чтобы ты возвращался к нам в любое время,
