Слейтер
«Низкая самооценка. Суицидальные мысли. Депрессия. Я не поддерживаю отношений со своими братьями и сестрами, потому что мать промыла им мозги, настроила их против меня, внушив им, что я плохая».
«Социальная тревога, депрессия, боязнь перемен. Для меня ужасное испытание, когда нужно себя защитить или сказать “нет”. У меня очень зыбкие личные границы. Я даже не очень хорошо представляю, что это такое – личные границы. Люди-хищники знают, как легко мною манипулировать. Тяжело осознавать, насколько сильно повлияло на мою жизнь воспитание, которое я получила. Поскольку я изначально была убеждена в том, что я ущербная и вообще ошибка природы, каждое мое решение было продиктовано этими мыслями. Я до сих пор страдаю от этого. Я неуклюжа, веду себя как интроверт и всего боюсь, поэтому мне так трудно заводить друзей или просто вступать в разговор с незнакомыми людьми.
У меня такое впечатление, что ко мне так и тянет людей-хищников, у меня было две длительные дружеские связи, которые оказались сплошной фикцией. Теперь я это понимаю. Я хорошо училась в школе и, вероятно, могла бы добиться большего, чем административная работа, но в эмоциональном плане я не годилась для того, чтобы стать настоящим профессионалом.
Моя юность была насыщена негативными воспоминаниями, по сути, я пребывала в одном длительном парализующем воспоминании. Сейчас я чувствую себя более счастливой, хотя и не достигла того состояния, которого мне бы хотелось. Теперь я понимаю, что моя мать была ненормальной и представляла для меня большую опасность. В прошлой жизни я была так растеряна, испытывала такое чувство вины, стыда, страха, что просто отступала, когда она теряла рассудок, видя мои попытки защитить себя. Мне пришлось выучить все о нарциссическом расстройстве личности, чтобы по-настоящему начать лечение и признать, что я не была ущербной. Для меня стало настоящим сюрпризом обнаружить, что для обозначения состояния моей матери существует специальный термин. У меня до сих пор бывают парализующие вспышки воспоминаний, и я ощущаю себя маленькой и беспомощной, но, по крайней мере, теперь я знаю, что происходит, и могу как-то справиться с этим. Раньше это была реальность, в которой я жила. Сейчас у меня гораздо больше вариантов выбора.
В течение нескольких лет после смерти матери я испытывала сильное чувство вины, уверенная в том, что была ужасной дочерью, и молила о прощении. Я злюсь на то, что меня так исковеркали, что меня не любили и не воспитывали как положено. Мне кажется, будто я нахожусь в коробке и не могу из нее выбраться. Я никогда не узнаю, какой я должна была бы стать, и я, может быть, всегда буду ощущать себя маленькой девочкой. Еще я склонна к саморазрушению. Я слишком много пью, так как мне нравится чувствовать себя свободной от своих эмоций, по сути самой собой. Так трудно представить себя цельной, уверенной в себе, достойной уважения личностью. Я испытываю сильнейшую потребность в одобрении и любви».
«Аутоиммунные расстройства, причина которых, по-моему, наполовину сломленный дух. Еще у меня болезнь Хасимото и ревматоидный артрит».
«Стыд, но не чувство вины. Я постоянно испытывала стыд и хотела стать невидимкой».
«Я была замужем за врачом, который убедил меня бросить колледж и стать его женой. Последовали 10 лет брака, в течение которых он не хотел смотреть на мое тело, потому что оно вызывало у него глубокое отвращение. Я должна была стать невероятно успешным дизайнером, но всегда выбирала своих детей и их планы, вместо того чтобы прежде всего думать о своем месте в жизни. Я всегда ставила себя на последнее место и продолжаю в том же духе. После смерти моей дочери от аритмии в 1999 году – прелестной девушки, которая работала в сети по продаже органических продуктов питания Whole Foods в Сан-Диего и обслуживала Университет Сан-Диего, – у меня осталось столько любви, а я никому не могла ее отдать».
Диана, Скотсдейл, Аризона
«Я пережила жестокое насилие. У меня комплексное ПТСР… Вся жизнь пошла наперекосяк! Я понимаю это и откровенно признаюсь в этом себе. Я вышла замуж за нарциссического типа, который жестоко обращался со мной, два раза госпитализировал меня и даже отравил. Когда той ночью я проснулась в отделении неотложной помощи, я поняла, что он пытался меня убить. Он применял физическое и сексуальное насилие по отношению к моим детям. Он чудовище, но ничем не отличается от моей матери. Я так виновата за насилие, которое дети пережили со стороны своего отца, за то, что я позволила им пройти через этот ад, и все из-за насилия, которое я сама терпела от рук моей матери. Так трудно разорвать этот порочный круг. Первый шаг – распознать абьюзера, но для моих детей это понимание пришло слишком поздно. У меня также случаются псевдосудороги. Меня мучают тошнота и рвота, я слишком легко теряю вес».
Celtic Accomplishments, Тампа, Флорида
«У меня диагностировали биполярное расстройство второго типа и СДВГ. Поскольку в семье есть и другие случаи разных ментальных болезней (аутизм, шизофрения и биполярное расстройство), трудно сказать, является ли мой диагноз следствием ранней детской травмы или нет. Меня больше беспокоит, как прервать общение с моим отцом-пособником. Я всегда думала, что однажды он проснется и спасет меня! С тех пор прошло уже 58 лет. Но эти переживания так глубоко укоренились во мне, и так трудно вытащить их на поверхность, чтобы изменить привычный шаблон».
«Причинение вреда самому себе. Завязывание отношений с абьюзивными партнершами и повторное переживание динамики изначального насилия. Не мог идти своим путем по жизни, пока не прервал с ней все контакты. Нет личных границ, потому что меня никто не научил их устанавливать, и мне до сих пор приходится работать над этим. Боюсь постоять за себя из страха перед ответными мерами и насилием.
В какой-то момент мне поставили диагноз “агорафобия”, вызванная пережитым насилием и связанным с ним комплексным ПТСР. Вследствие насилия у меня сформировались нездоровые и неэффективные навыки адаптации к стрессу. Сейчас мне 48 лет, и я все еще стараюсь приобрести здоровые и адекватные навыки адаптации. До недавнего времени я нес в себе тяжелый груз подавленного гнева и ярости, обусловленных насилием. Еще шесть лет назад мои отношения с нарциссической матерью были крайне нездоровыми и созависимыми и пагубно сказывались на мне, но раньше я не понимал динамику этих отношений и не знал, как от них освободиться».
«Порой я бьюсь головой о стену и думаю покончить со своей жизнью на этой планете. Мне повезло, эти эпизоды случались не так часто. Мой первый токсичный брак был ужасен. У меня была гипертония. Я не могла противостоять реальности в этом браке и старалась смотреть на все через розовые очки».
«Мне 70, и я все еще склонна к сверхнастороженности, перфекционизму и достигаторству. Однако эти качества существенно ослабли после регрессионной терапии и моей внутренней работы над собой».
«Я очень чуткий и сострадательный человек. Возможно, я такая от природы, но я уверена, что эти качества оттачивались моей матерью, чтобы я внимательно следила за ее настроением, менявшимся в течение дня, и знала, что делать, чтобы заслужить ее внимание и одобрение».
«Следую паттерну токсичных отношений с мужчинами. У меня были долгие серьезные отношения, отмеченные болью, страхом и тревогой. Два развода. Травматическая связь и фантазийная, иллюзорная связь. Очень токсичные отношения с отцом и нестабильные отношения с братом. У меня была депрессия и ПТСР, но сейчас симптомы прошли. Я приложила массу усилий, чтобы излечиться от депрессии и тревожности. Я занималась медитацией, йогой и регулярно гуляла со своей обожаемой собакой. Кроме того, я до сих пор посещаю своего понимающего и доброго психолога».
«У меня были тяжелые симптомы ПМС, и только в 26 лет мне поставили этот диагноз. Мне сказали, что шансы преодолеть это состояние весьма невелики, настолько все было плохо. Несколько раз я попадала в больницу по причине депрессии, восемь месяцев провела в психиатрической больнице, так как мне ошибочно поставили диагноз “маниакально-депрессивный психоз”. Кроме того, у меня диагностировали запойный
