зрелость личности, они оказываются выше среднего во всех отношениях.
Из-за в целом неправильного, задерживающего развитие образования, из-за нашего невежества мы формируем ложное представление как о функции, так и о действии. Нет ничего правильного в отношениях с ментальной, эмоциональной или физической точек зрения. При внимательном рассмотрении нередко обнаруживается, что весь акт происходит не из-за какого-то особого взаимного влечения, а из-за искусственных, интеллектуально вынужденных обстоятельств, в большей степени – в результате решения действовать, нежели чем из-за сексуального желания. Зрелый человек в тех же обстоятельствах останется совершенно холодным и невозмутимым. Незрелый же человек сразу подумает, что ему следует быть сексуально возбужденным, и насильно вгоняет себя в ситуацию, к которой у него нет искреннего желания. Намного более удивительным в данном случае будет то, что он в некотором роде почти преуспел, чем то, что его успех неполный, трудоемкий и безвкусный.
Очевидно, что каждый из методов, используемых для исправления таких ситуаций, может дать (и действительно дает) улучшение, и если у субъекта осталась хоть какая-то жизненная сила, он может уловить это и восстановиться до уровня выше того, который гарантируется при выполнении конкретного прямого действия в рамках используемого метода. Также ясно, что прямое воздействие на личность в целом с большей вероятностью даст желаемый результат; воздействуя на низшие, фундаментальные уровни движений, мы способствуем более глубокой реорганизации личности.
18. Локализация функций и зрелость
Рост нервной системы происходит неравномерно: некоторые ее части растут намного быстрее других. При этом та часть системы, которая связана с физиологическими процессами и некоторыми рефлекторными реакциями, в целом уже при рождении такая же полноценная, как и у других животных. Именно кора головного мозга, пирамидный тракт и остальная нервная система играют важную роль в создании огромного разнообразия высокодифференцированной интеллектуальной и произвольной мышечной активности у людей. Они продолжают расти, пока поступают внешние раздражители.
Таким образом, индивидуальный опыт первых лет жизни играет действительно важную роль. Если быть точнее, речь идет о периоде до того, как более или менее завершается формирование пирамидного тракта; то, что происходит в это время, окажет наиболее глубокое влияние на всю манеру поведения человека. Мышечные привычки и нервные связи, которые формируются, когда ребенок учится сидеть, ходить и говорить, влияя на рост и формирование нервных паттернов и анализаторных путей, труднее всего поддаются изменениям. Они формируют тот самый паттерн, который человек будет ассоциировать с самим собой.
Именно по этой причине все данные, полученные путем психоанализа, указывают на очень раннее детство как на источник симптомов эмоциональной травмы у взрослых. Тело и ум никогда не бывают независимыми; их разделение очень условно и совершенно необоснованно. В некоторых случаях локализация источника симптома настолько размыта, что мы можем понять, откуда возникла идея души или психики. Но при адекватном понимании размытость такой локализации лишний раз показывает, что существование психики как таковой, каким-либо образом отделенной от сомы, крайне маловероятно. Однако ради удобства мы можем продолжать группировать вместе все функции человеческой структуры по принципу их размытой локализации и называть их как угодно.
Разделение тела и разума, души или психики является пережитком древности: оно было сделано тогда, когда знания о функционировании нервной системы были нулевыми. Сложность и самой нервной системы, и ее взаимодействия с физиологическими процессами достаточно велики, и мы не можем позволить себе смотреть на нее через примитивно сформированные концепции, заранее определяющие предвзятое восприятие.
В действительности мы так мало знаем о функционировании нервной системы как целостной единицы, что не имеем права ожидать, что какая-либо теория будет близка к истине. Мы должны принять гипотезы, которые упрощают подход и определяют направление исследований, которые могли бы как-то прояснить наши идеи. Мы можем лишь надеяться, что посредством последовательных приближений нам удастся прийти к каким-то фактам, а не просто к привлекательным остроумным догадкам.
Даже анатомия нервной системы изучена не полностью, а знания о том, что происходит в некоторых частях мозга, и вовсе практически нулевые. Мы не можем синтезировать ни одну активность мозга, не делая каких-либо предположений, одни из которых правдоподобны, другие нет, и при этом ни на одно из них нельзя полностью положиться.
Функция задней части мозга почти неизвестна. Значительную его часть составляет мозжечок, который является анатомически изолированной единицей у всех позвоночных, кроме земноводных. Его изучали Лучани, Орбели [19], Радемакер и другие. Но все, что нам известно наверняка, – это то, что мозжечок тесно связан с поддержанием равновесия. Однако полное его удаление лишь нарушает функцию.
Орбели считает, что мозжечок помогает подавлять те «старые» активности мышечных паттернов, которые становятся ненужными и не должны более использоваться.
Хотя обычно считается, что психика располагается в лобных долях, ампутация Клодом Винсентом всей префронтальной доли у пациента не только не ухудшила его психические способности, но фактически улучшила их. У. Пенфилд, оперируя свою собственную сестру, удалил у нее обе лобные доли, то есть более четверти всего encephalos [20], после чего пациентка, как и многие другие люди, перенесшие аналогичную калечащую с анатомической точки зрения операцию, на первый взгляд выглядела вполне нормальной. Похожие отчеты есть у Денди, Чороско, Брикнера и других. Так что, цитируя повторяемые Полом Коссом слова Лермита, наблюдаемый дефицит – это «défaut d’attention, de syntèse de mise en train, d’application pragmatique, enfin cette modification de la personalité dont Ie physionomie échappe à l’analyse, mais dont l’observateur attentif peut saisir I’ensemble s’iI n’est pas dépourvu de tout sens psychologique». (Недостаток внимания, синтеза и практического применения, наконец, это изменение личности, физиогномика которого не поддается анализу, но которое тем не менее не может ускользнуть от внимательного наблюдателя за исключением тех случаев, когда он вообще ничего не смыслит в психологии.)
Таким образом, только внимательный наблюдатель с натренированным чутьем может легко увидеть результат полного удаления той области, где должна быть психика.
В этой связи интересно вспомнить эксперименты Лэшли. Он научил крыс бегать по сложным лабиринтам, а затем удалил у них оба глазных яблока. Крысы по-прежнему без труда находили путь по лабиринту. Однако если у них удаляли части мозга, они забывали то, чему научились. Таким образом, было обнаружено, что неспособность реализовать усвоенный навык пропорциональна объему удаленной области мозга и не зависит от того, были удалены глаза или нет.
Вместо того чтобы удалять мозговую массу, он контролировал свои эксперименты путем рассечения подкорковых ассоциативных пучков, соединявшихся с этой мозговой массой. На этот раз крысы не забыли урок. Лэшли пришел к выводу, что способность к обучению зависит исключительно от количества неповрежденной мозговой массы, и ни от чего другого.
Денди пять раз удалял все правое
