комфортные, тихие, спокойные условия, мы начинаем отсутствовать. Наш разум улетает, наша тревога возрастает, а затем пропадает и она. «
Я ничего не делаю» приводит к «
я ничего не чувствую». Если нашему телу трудно дается чувство безопасности, то спокойствие и расслабление может ощущаться опасным.
Что может помочь: вы можете сделать одну маленькую вещь, чтобы присутствовать в этом моменте. Чтобы вернуться в здесь и сейчас. Например, вытянуться на кровати звездочкой, открыть все окна и укутаться в теплый плед, добавить в чай мяту – или любой другой новый вкус, выбрать для него другую чашку, просто уйти в другую комнату.
Сделать что-то по-другому. Сменить текущее положение тела и восприятие реальности с помощью сенсорных или двигательных стимулов. Вернуть себя в настоящий момент.
Доступ к соматическим ощущениям нашего тела очень важен для работы с травмой. Частью процесса исцеления является реинтеграция тела и наших чувств [34]. Помните: чем больше безопасности вы будете чувствовать внутри – тем проще вам будет даваться расслабление.
Питание и культурное смирение
Мои нарушения пищевого поведения начались еще в школе: на одной из психотерапевтических сессий я вспомнила, как вместо того, чтобы тратить деньги на школьные обеды, я экономила их и покупала себе время от времени какую-то «запрещенку» – печеньки и чипсы. Не думаю, что это носило какой-то деструктивный характер, скорее, было довольно типичным поведением ребенка, однако постепенно пренебрежение едой вошло у меня в привычку.
В детстве финансовое состояние нашей семьи было сложным, но мама делала все для того, чтобы мы ни в чем (да, да, я говорю о физических потребностях) не нуждались. Дома всегда был завтрак и вкусный ужин, о моих «прогулах» обедов мама была не осведомлена. У бабушки же с дедушкой все было по классике: эмоциональные монологи бабули о том, какая я худая, перемежались с поддержкой дедули, который был на моей стороне в вопросах питания и называл меня «справной девочкой». Я была ему благодарна, ну а бабушка, – бабушка причитала и смирялась.
Тогда мир, в котором я жила, был не осведомлен о важных принципах здорового питания, плюс ко всему на Камчатке было сложно достать свежие овощи, молочные продукты, охлажденное мясо или птицу. Конечно, в нашем регионе была икра и рыба, но они всегда стоили баснословных денег (разница с «материком» – так камчадалы звали все, что было дальше нашего полуострова, – заключалась не в ценах на морепродукты, а в их свежести). Поэтому они не были частыми блюдами на нашем столе. Сейчас я понимаю, как сильно мама старалась делать так, чтобы у нас с сестрой не было ощущения бедности, – и мы действительно чувствовали себя вполне благополучными детьми, аккуратно одетыми и вкусно накормленными.
В университете начались мои эксперименты с диетами. У меня были по-юношески округлые щеки и довольно худое тело. Но я видела себя иначе: гналась за определенным числом на весах, была подписана на разные деструктивные группы, пропагандирующими анорексичный подход к себе, но главным образом меня цепляло другое – то, что я чувствовала, когда долго не ела. Это было потрясающее состояние кетозного гипервозбуждения (которое чередовалось с неизбежными моментами переедания – организм восстанавливал баланс так, как он умел).
Я качалась на маятнике разных реакций на стресс – от гипервозбуждения до гиповозбуждения. С гипервозбуждением мне помогали диеты в стиле «раздели одно яблоко на три дня» и амфетамин, с гиповозбуждением – переедание и алкоголь. Одно смешивалось с другим; я не пыталась питаться правильно – я пыталась питаться так, чтобы помочь себе. Помощь приходила в виде ощущения иллюзорного контроля, которое сопутствовало недоеданию. У меня было очень плохое пищеварение, но меня это не беспокоило.
А еще меня манили книги об анорексии. Я запоем читала множество историй, – историй девушек и парней, пытавшихся выживать так, как они умели. Они меня будто околдовывали, я читала, читала и читала все, что могла найти по этой теме.
У меня случались и более здоровые периоды, я прилежно изображала нормальность, приезжая на каникулы к семье, но отмечала, что меня влечет погружение во мрак недоедания. А еще мне всегда нравилось кормить других, воплощая в жизнь какие-то сложные рецепты, – читая об этой особенности поведения, свойственной анорексии, я чувствовала, что нахожу людей, способных разделить мои ощущения.
Думаю, вы уже понимаете, что первопричиной была комплексная травма. Как и прием психоактивных веществ и злоупотребление алкоголем, расстройство пищевого поведения было лишь способом уменьшить свои страдания, вызванные гораздо более глубокими процессами.
В моем питании были разные периоды, и, как и со всеми остальными сферами моей жизни, сейчас – самый здоровый из них. Я стараюсь придерживаться принципов средиземноморской диеты. Согласно моим изысканиям, именно этот стиль питания может служить профилактикой болезни Альцгеймера и сердечно-сосудистых заболеваний, которые есть в анамнезе моей семьи.
Я не ограничиваю себя: если мне хочется чего-то «вредного», я спокойно ем это, но действительно люблю самые разные питательные продукты, составляющие основу этого подхода, поэтому мне не сложно придерживаться его. Я знаю, что отнюдь не у всех так, у каждого из нас свои вкусовые пристрастия (поверьте мне, у моего мужа они совершенно другие – чего стоит его страсть к кока-коле и глазированным сыркам), и призываю вас быть нежнее к себе, если здоровый выбор дается вам сложнее, чем кому-то другому; и при этом напоминаю, что жесткие ограничения являются гарантией жестких срывов. Я приверженец умеренного и гибкого подхода к любым вопросам нашего благополучия.
Моя сложность в другом – не в том, что есть, а в том, чтобы есть.
Благодаря моему мужу я почти всегда обеспечена ужином: он следит за тем, чтобы я ела свой любимый салат из овощей с оливковым маслом вместе с рыбой или мясом. Но я все еще в пути: моей задачей является организация себе регулярных завтраков.
Во время работы над книгой я летала на море с подругой, и мы выработали для себя прекрасный режим как сна-бодрствования, так и питания. И если в первой сфере мы основывались на моих предложениях – вставали в 6:30 и ложились в 22:00, я синхронизировалась с ее чувствами, и ей это подошло, то во второй сфере я, скорее, положилась на нее – она предложила хорошо завтракать, затем пить кофе с десертом (мы обе достаточно гибкие в вопросах «вредной» еды) и рано ужинать. Это было великолепно! Мое тело чувствовало себя отлично – это обеспечивали, во-первых, постоянный график сна и ранние подъемы, которые я не могу позволить себе в Петербурге из-за
