Проблема «эмоциональности» свойственна всем странам. Все мы хотим что-то «немедленно или вчера». За ожидание головокружительных успехов людей сложно упрекать. Вопрос здесь именно в поиске баланса между принуждением рынка к инновациям и предоставлением ему свободы. Бороться с эмоциями можно только профессионализмом — на всех уровнях выработки, принятия и реализации решений. Как в частном, так и в государственном секторе. Только тогда развитие инноваций станет вопросом не конъюктуры, а результата, ответственность за который возложена на вполне конкретных людей. Как предприниматели и инвесторы, так и чиновники должны отдавать себе отчет, каких достижений реально можно добиться в определенной ситуации – пока же многие игроки берут на себя задачу дать бетону «затвердеть» раньше, чем он может сделать это в силу физических свойств. Вместе с этим, еще большую опасность таит в себе самозабвенная и безапелляционная тяга к реформаторству и самопозиционированию псевдо-экспертов, когда за яркой публичной позицией скрыт циничный непрофессионализм. К сожалению, и такие вирусы проникают в молодой и неокрепший организм инновационного сообщества.Экспертов РВК не пугает то, что инновации в России рождаются, в основном, в IT-cекторе? Есть ли риск, что «перекос» рынка окажется необратимым?
То, что IT-отрасль сегодня наиболее развита с точки зрения действующего в нем капитала и активности предпринимателей, — это безусловный факт. Связано это с тем, что, во-первых, в IT низкий порог входа, во-вторых – с более высокой степенью его интеграции в глобальный инновационный процесс. Получается, запуская сайт или мобильное приложение, вы создаете дешевое решение с перспективой экспоненциального роста на глобальном рынке. Есть и возможности привнесения на локальный рынок уже отработанных моделей — «копикатов». Думаю, что росту IT нужно радоваться, а не пугаться его. Российские IT-проекты за рубежом становятся «бенчмарками», ориентирами для игроков других рынков.
Сколько еще IT сектор будет показывать такие темпы роста — вопрос исключительно экономики. Но момент перенасыщения рынка капиталом определенно настанет — произойдет снижение стоимости IT-стартапов, как следствие — череда неудач компаний приведет к убыткам фондов, вкладывающихся в проекты в этой отрасли… Тогда можно будет ожидать, что инвесторы начнут приглядываться к технологическим отраслям, в которых Россия традиционно имела конкурентное преимущество –промышленные технологии, материаловедение, биотехнологии. Нас ждут первые, осторожные, сделки – и затем рост новых наукоемких отраслей не заставит себя ждать. Кстати, уже сейчас любопытны для инвестиций стартапы в отраслях, где работают крупные российские монополии – нефтегазовый сектор, энергетика, металлургия. Так как у венчурных инвесторов здесь появляются понятные перспективы выхода из проектов – через продажу стратегическому инвестору – инвесторы уже сегодня зарабатывают на малых компаниях в этих секторах.
На самом деле психологическое перенасыщение рынка IT уже произошло. Многие инвесторы прямо говорят управляющим фондам, что активы должны быть направлены не только в IT — эти люди либо уже пресытились IT-разработками и решили искать что-то новое, либо инвесторы признают, что в IT они некомпетентны. Так что, думаю, что постепенно диспропорции на рынке исчезнут – за счет естественного появления новых экономических трендов и, как следствие, новых предпочтений инвесторов. Однако, в наших условиях очень многое определяется скоростью и временем, поэтому задача государства и институтов развития, его представляющих, предлагать такие решения и инструменты, которые будут корректировать и ускорять естественные рыночные процессы.
Инновационный бизнес — по определению бизнес рискованный. И желание частных инвесторов оставаться в более-менее «тихой гавани» (а на фоне проектов других отраслей, инвестиции в IT выглядят «безопасными») понятно. Но вот институты развития — не инвестируют ли и они сегодня исключительно в надежные, но не столь прорывные, как хотелось бы, активы — которые, скорее всего, будут прибыльными, но явно не совершат революцию на глобальном рынке?
Стратегия государства сегодня — привлекать частный капитал для работы в реальных секторах экономики. Поэтому и институты развития ищут способ соблюсти баланс интересов: с одной стороны, нужно заставить инвесторов повернуть голову в сторону тех отраслей, которые государство назвало «приоритетными», с другой — сделать так, чтобы частным игрокам было интересно и комфортно работать в этих сферах. Мы, соинвестируя через наши фонды в стартапы, исходим именно из этой базовой задачи.
И я не могу сказать, что сегодня в глазах инвесторов такие отрасли, как энергоэффективность, авиастроение или встроенные системы и материаловедение выглядят настолько высокорисковыми, что частные партнеры не готовы приносить в них деньги. Все понимают, что здесь, да, вероятность проиграть выше, но на растущем рынке гораздо больше возможностей. Другой вопрос, что доказать частным игрокам привлекательность новых рынков — всегда сложная задача.
Но ведь институты развития как-никак должны показывать положительную динамику развития рынка — не получается ли, что скрытый конфликт между предпринимательскими рисками и бюджетной дисциплиной ведет к выбору инвесторами «беспроигрышных» портфельных проектов? Вообще говоря, на инновационном рынке государство готово к крупным неудачам?
Это вопрос не столько о политике на венчурном рынке, сколько, в целом, о психологическом здоровье нации. И, конечно, по большей части, мы сегодня не готовы к «осечкам». Никогда в людях нашей страны не культировалась возможность ошибки как путь к успеху; мы не любим учиться на своих ошибках. И мы не толерантны к ошибкам других людей. Наверное, истоки этого явления — в идеологии, не допускавшей права на промах. В итоге сегодня общество не прощает ошибок, а опыт человека не столь ценен, как на Западе — потому что сам человек неценен в нашем обществе. И вот это величайшая проблема, которая уходит корнями в незрелость нашей нации как социума, готового к новому этапу экономических отношений. В то время как на Западе формируется новая парадигма отношения к ошибкам (например, стартапер с негативным опытом лучше, чем абсолютный «новичок»), у нас общество пронизано человеконенавистничеством, нечестной конкуренцией и фактически ненавистью к успеху другого. В этом смысле, не проблемы инфраструктуры и финансирования являются причиной «утечки» мозгов и компаний из страны. Людям не хватает, в первую очередь, психологического и морального комфорта. На мой взгляд, нужны колоссальные усилия со стороны государства, чтобы сгладить острые углы.
Государство могло бы воспитывать в населении и в игроках технологического рынка умение проигрывать?
Здесь есть несколько сложностей. Для начала: как разграничить «успех» и «неуспех»? Скажем, оценить работу российской экосистемы инноваций и венчурного рынка, в целом, мы пока не можем. Еще не прошло достаточно времени, чтобы развесить ярлыки «удалось» или «не удалось». Сделать вывод об эффективности венчурного фонда можно только в конце его жизни, а средний цикл существования фондов — 8-10 лет. Инновации же в стране активно развиваются только три-четыре года. Другое дело, что, конечно, технологический бизнес многогранен. И нам нужно уметь рассказывать обществу не только о стремительных взлетах компаний, но и о более трудных путях «через тернии к звездам». Нужно, чтобы истории неудач тоже появлялись на страницах СМИ и в выступлениях преподавателей на лекциях по предпринимательству — и подаваться они должны не как истории неуспеха, а как пример того, что все на венчурном рынке не так просто. Ведь, согласитесь, у нас в стране меньше людей знают о том, что «Yahoo!» привлек инвестиции только после того, как получили отказы от 12 венчурных фондов — хотя о том, как быстро «выстрелил» Facebook, знает со всеми подробностями, наверное, каждый. Вот такой дисбаланс информации нужно ликвидировать. Ведь, по сути, любая история ошибки молодой компании — это кейс для всех стартаперов о том, чего не нужно делать в той или иной ситуации.
Сегодня все чаще приходится слышать о том, что активность российских технологических стартапов ведет к оттоку интеллектуальных ресурсов (технологий, проектов, специалистов) из страны — насколько надумана эта проблема?
Для начала, давайте развеем миф об «утечке» стартапов. Компании не уезжают из страны — компании выходят на новые рынки. Очевидно, что если компания нацелена на глобальный рынок, ей рано или поздно понадобятся деньги и компетенции зарубежных инвесторов. И выбор места локации центра прибыли при этом решается в большей степени исходя из предпочтений управляющих фондами, чем из юрисдикции того или иного государства.
