Михаил Серегин - Государственный киллер

Ознакомительная версия.

Профессор Бланк устремил острый взгляд профессионального хирурга экстра-класса на сидящего перед ним человека – молодого мужчину лет около тридцати – тридцати пяти. Мужчина был статен и красив, с великолепно развитой стройной фигурой и классически правильными чертами лица – точеным прямым носом, властным чувственным ртом и высоким лбом под аккуратно зачесанными темно-русыми волосами.

– Не могу понять, зачем вам нужна эта операция, – сказал профессор, – с вас, батенька, скульптуру Аполлона Бельведерского можно делать, а вы зачем-то хотите уродовать лицо скальпелем.

– Александр Моисеевич, – проговорил тот мягко, но в его синих глазах заметался отчужденный огонек бешенства, – я же не спрашиваю у вас, на что вы намерены потратить деньги, которые я вам заплачу за эту операцию.

– Ну хорошо, хорошо. Приходите завтра в восемь…

– Сегодня, – перебил человек с лицом Аполлона Бельведерского, – я уже и так прихожу к вам второй раз. У меня совершенно нет времени.

– Но сегодня я занят, – проговорил профессор Бланк. – Уверяю вас, сегодня это невозможно.

– Я удваиваю сумму, – коротко бросил мужчина.

Бланк заколебался и вытер платочком блестящую от пота лысину: в кабинете было жарко.

– Простите, как вас величать… м-м-м…

– Зовите меня как вам удобно.

Профессор Бланк походил по кабинету под пристальным взглядом клиента, а потом как-то по-цыплячьи подпрыгнул на месте и сказал:

– А вы умеете стоять на своем, Иосиф Давыдович.

– Простите?

– Вы сказали, что мне можно звать вас как заблагорассудится, ну, я и решил звать вас Иосифом Давыдовичем. Просто однажды я должен был оперировать Кобзона, но в последний момент он предпочел московской клинике американскую.

Новоиспеченный «Кобзон» пожал плечами.

– Хорошо, – проговорил профессор Бланк. – Я буду оперировать вас сегодня, но не забудьте, что вы упоминали о двойном тарифе.

…Бланк набрал номер телефона и, дождавшись энергичного «Слушаю!», сказал:

– Он здесь.

– Решил менять внешность?

– Да. Очень спешит. Пообещал заплатить вдвое против стандартной оплаты.

– А что ему эти несколько штук «зеленых», если ему заплатили аванс? По последним данным, миллион. Когда операция?

– Сегодня в тринадцать ноль-ноль.

– Ясно. Благодарю вас, Александр Моисеевич.

…Стрелки настенных часов в операционной уже показывали без пяти час, когда вошел профессор Бланк и энергично огляделся по сторонам. К нему тут же подскочил ассистент и уведомил, что все готово.

– Так… хорошо, – кивнул профессор.

Подготовка к операции была завершена.

Двенадцать пятьдесят шесть – стрелки едва заметно передвинулись.

Несколько рослых парней в омоновской униформе, в бронежилетах и с автоматами наперевес выскочили из машины и бросились к дверям девятиэтажного клинического корпуса.

– Третий этаж, отделение пластической хирургии, палата триста восемнадцать, – отрывисто бросил майор, командовавший ими. – Осторожно… помните, кого берете! Самого Кардинала!

– Хорошо, что не папу римского, – пробормотал один из бойцов.

Двери больничного комплекса распахнулись, и группа захвата проскользнула в вестибюль и устремилась по коридору по направлению к лифту.

– Зачем это? – спросил «Иосиф Давыдович» в тот момент, когда ассистент доктора Бланка готовился ввести ему наркоз, и кивнул на шприц.

– То есть как это?

– Мне не нужен наркоз, – сказал странный клиент, – я не думаю, что сегодня мне будет больно.

Бланк посмотрел на того с некоторым удивлением, но ничем не выказал своей озадаченности, словно каждый день ему попадались клиенты, которые отказывались от наркоза, мотивируя это тем, что им не будет больно, когда хирург пустит в дело скальпель.

– Вы уверены?

– Совершенно.

Покачав головой, Бланк взял в руку скальпель и медленно поднес его к лицу полулежавшего в операционном кресле человека, при этом бросив быстрый взгляд на часы. Тот, очевидно, перехватил этот взгляд, несмотря на то, что неподвижно, словно бы оцепенело смотрел прямо перед собой, и спросил:

– Который час?

– Ровно час дня.

В то же мгновение пациент взлетел, точно подкинутый распрямившейся в нем неслыханно мощной пружиной, и молниеносным движением выхватил скальпель из руки профессора Бланка. Ассистент так и застыл на месте с выпученными глазами и нелепо отвисшей толстой нижней губой, а второй ассистент завизжал и тут же упал – в его лоб по самую рукоять вошел уже окровавленный скальпель – им доли секунды назад перерезали горло его шефу.

За дверью послышались шаги, и в операционную ворвались вооруженные бойцы группы захвата.

То, что предстало их глазам, заставило отшатнуться даже видавшего виды майора, возглавлявшего захват. На полу в нелепой позе ничком лежал профессор Бланк, и тонкие пальцы его правой руки еще конвульсивно подергивались. Он лежал лицом вниз, и из-под левого виска, приникшего к полу, выбегала еще короткая темная струйка. Под ухом виднелся край свежего надреза: профессору перерезали горло с ловкостью профессионального мясника.

Рядом неподвижно скорчился второй ассистент, а первый оперся коленями на кушетку возле операционного кресла и вытирал кровь с разбитого лица. Очевидно, удар, раскроивший ему переносицу, отшвырнул его к этой кушетке, словно котенка. Это несмотря на то, что ассистент был рослый и плотный мужчина, явно не страдавший от недостатка веса и физической силы.

Окно было разбито, одна створка распахнута настежь, и белые занавески трепетали под порывами холодного мартовского ветра.

– Ушел, ети его мать! – рявкнул майор и подскочил к подоконнику. Прямо под окном, на болезненно-сером весеннем снегу виднелся свежий след. Майор поднял голову и увидел примерно в ста метрах от больницы серую иномарку, к которой подбегала маленькая фигурка в белой больничной рубашке навыпуск.

Один из бойцов СОБРа высунул в окно дуло автомата и дал очередь по убегающему. Тот прыгнул на заднее сиденье машины, и она, взвизгнув, сорвалась с места и исчезла за поворотом.

– Третий этаж… – пробормотал майор и махнул рукой:

– В машину!

Но едва он произнес эти слова, как перед глазами вспыхнуло беззвучное сияние, и он почувствовал, как чудовищная сила подхватывает, вертит и плющит его, как в роторе турбины… а потом в уши вполз негромкий булькающий хлопок, и все кончилось.

Огромный сноп пламени вырвался из окна операционного отделения, и обломки изуродованной стены посыпались на серый снег. А потом на осколок железобетонного блока упало тело майора с наполовину снесенным черепом…

«Вчера в 13. 02. по московскому времени в корпусе клинической больницы…, отделение пластической хирургии, прогремел взрыв. Погиб доктор медицинских наук, профессор Александр Моисеевич Бланк, а также два его ассистента. Кроме того, от взрыва пострадала вызванная за некоторое время до того опергруппа. Погиб командир группы майор Тесленко, а трое его подчиненных госпитализированы. Медики характеризуют их положение как тяжелое, но стабильное.

По данным, полученным из компетентных источников, к этому теракту причастен находящийся в федеральном розыске Шевченко Антон Григорьевич, в криминальных кругах известный под кличкой Кардинал. Напомним, что этот человек связан с чеченскими бандформированиями и, возможно, имеет отношение к похищениям людей на российско-чеченской границе. Мать Шевченко – чеченка…»

– «На их происки и бредни… ик!.. сети-и-и есть у нас и бредни-и… и не испортят нам обедни… ик!.. злые происки врагов!» – пропел зычный хрипловатый бас из коридора, и в комнату ввалился высоченный бородатый мужчина с помятым, опухшим лицом, красноречиво отражающим последствия пресловутого абстинентного синдрома, широким массам российских любителей спиртосодержащей продукции более известного под наименованием «похмелье».

– Не знаю, как насчет сетей и бредней, а вот обедню ты уже точно испортишь, – сказал Владимир Свиридов, глядя на своего мучимого отходняком друга, – не нам, так своим прихожанам уж наверняка…

Надо сказать, что исполнивший вышеозначенный отрывок из песни Высоцкого отец Велимир, в миру Афанасий Фокин, служил в Воздвиженском соборе, и дневная литургия в этот день вменялась в обязанность именно ему. И надо сказать, что опухшая от вечернего неумеренного пожирания российского национального напитка пастырская физиономия, а также возмутительная нетвердость в движениях и походке, а равно и богомерзкая икота едва ли способствовали бы степенности и торжественности упомянутого церковного действа.

Отец Велимир посмотрел на Свиридова неопределенным, мутным взглядом и вдруг запел густым басом:

Ознакомительная версия.