Ознакомительная версия.
«А подкрался ты мастерски, брат, – подумал Свиридов, – я даже не заметил… Конечно, все было бы по-другому, не шуми так в голове и не будь я накануне навеселе. Впрочем, к чему оправдания?..»
Владимир рассмеялся, осознав внезапно, что говорит все это вслух. Может, пора подлечиться?
– Как вы думаете, мне пора показаться психиатру? – сказал он и выпрямился. Потом повернул голову чуть вправо и в полумраке различил черты того самого человека, которого он встретил при входе в подъезд.
– Посмотрим, – ответил тот, – войдите в квартиру.
– РУБОП, что ли? – невозмутимо поинтересовался Свиридов, когда его ввели в прихожую, а вышедший из комнаты рослый парень в темном костюме умело обыскал его.
– ФСБ, – последовал краткий ответ.
– А в чем дело?
Безусловно, Свиридов знал за собой не одно деяние, которые по совершенно понятным причинам должны были интересовать Федеральную службу безопасности. Но ни одного такого, которое могло бы быть раскрыто столь скоропостижно. У него были основания считать именно так, и теперь он только гадал, что же понадобилось ФСБ в его новой квартире и каким образом вообще спецслужбы ее нашли.
– А вы не знаете?
Голос был холоден и насмешлив, и по опыту Владимир знал, что такая интонация не сулила ничего хорошего. Впрочем, нельзя сказать, что это его пугало. В своей жизни он попадал в куда более сложные и опасные передряги.
Его ввели в гостиную, где в углу дивана уже скорчился бледный как полотно Илюха, а на ковре извивался и время от времени оглашал пространство квартиры нечленораздельной бранью отец Велимир с заведенными за спину руками. Священника держали двое оперативников, а третий взял на прицел его затылок.
– Садитесь, – проговорил задержавший Свиридова человек и убрал пистолет, – я подполковник Панин, первый заместитель начальника областного управления ФСБ. У меня к вам есть несколько вопросов, Владимир Антонович.
– Я уже догадался.
Панин проигнорировал иронию, прозвучавшую в голосе Свиридова, но посмотрел на него со сдержанным любопытством. Так смотрят люди, которые видят тебя не в первый раз и по этой причине интересуются тобой вдвойне.
– Вы были знакомы с неким Горбунковым Семеном Семеновичем?
Один из оперативников, несмотря на серьезность ситуации, еле слышно фыркнул, вероятно, сдерживая смешок. Потом – очевидно, для разрядки эмоций – пнул носком ботинка Фокина, продолжавшего слабые попытки буйства, и пресвятой отец как-то сразу обмяк и притих.
Свиридов посмотрел в спокойные и уверенные глаза Панина, с сожалением качнул головой и проговорил:
– Значит, с ним все-таки что-то случилось?
– Так вы знакомы с ним?
– Да… то есть нет. Он живет рядом с моим братом, присутствующим здесь. Видел я этого Горбункова раза два или три. А что?
Последний вопрос был задан с откровенной тревогой.
– Когда вы видели его в последний раз?
– Да и не вспомню даже. Неделю назад, наверное… а может, и месяц. Дело в том, что…
– Погодите, – прервал его Панин. – Значит, вы утверждаете, что были знакомы с Горбунковым?
Свиридов посмотрел на белого как мел Илюху, и губы его тронула грустная болезненная усмешка.
– Вот видите… вы уже говорите, был ли я знаком с Горбунковым, употребляя при этом прошедшее время. Это свидетельствует о том, что один из нас существует уже только в прошлом. Я пока еще жив, стало быть, это Горбунков… это он существует только в прошлом. И вы думаете, я причастен к этому?
– Думаю, что да, – ответил Панин и поднялся во весь рост. Свиридов полубессознательно отметил, что у этого человека, вероятно, блестящая физическая подготовка, если судить по тому, как он двигается и какая у него фигура. Панин прошелся по комнате, посмотрел на пепельно-бледного Илью, бессмысленно жующего губами, на притихшего отца Велимира, время от времени затравленно подергивающего левой ногой, а потом резко остановился перед Свиридовым и выпалил, словно дал автоматную очередь в упор:
– В таком случае, что же нам прикажете думать, если труп Горбункова обнаружен у вас в квартире?
Нельзя сказать, что это прозвучало как удар грома. Потому что это было и как гром, и как молния с режущим свинцовым дождем в придачу. Владимир покачнулся, почувствовав, как пол отчего-то поплыл у него под ногами, и оперся плечом о стену. Облизнул сухие губы и, с трудом проглотив застрявший в горле колючий ком, выдавил из себя какие-то беспомощные и жалкие слова:
– Да ну не… не может такого… как же это так?
– А вот так, – отрезал Панин, – а рядом с ним валяется пистолет, из которого, как показала только что закончившаяся у нас в управлении баллистическая экспертиза, его и застрелили. Но это еще не все.
Подполковник присел на подлокотник дивана, на котором сидел окаменевший от ужаса Илья, и, положив руку на плечо вздрогнувшего парня, добавил:
– На «стволе» есть пальчики, и мы уже установили, кому они принадлежат…
Владимир ошеломленно покачал головой, и фээсбэшник закончил:
– Отпечатки пальцев принадлежат присутствующему здесь человеку… вот этому, – и Панин хлопнул тяжелой ладонью Илью по плечу, – вот этому гражданину, Илье Антоновичу Свиридову.
Илья оцепенел. Даже дрыгающий ногами отец Велимир перестал проводить акции протеста против ущемления гражданских прав и свобод и издал очень своеобразный по тембру звук. Такой, вероятно, издала бы жаба, решившая оставить вокальную школу кваканья и брекекекеканья и начавшая разучивать гаммы коровьего мычания.
– Что-о-о? – наконец проронил Владимир и посмотрел на Панина. – Вы что, принимаете меня за идиота?
– Пока нет, – хладнокровно ответил тот.
– Какой еще труп? Какой пистолет? Я должен увидеть все собственными глазами, а не слушать весь этот вздор на правах новостей дня!
– Я понимаю. Пройдемте.
Панин вышел из гостиной и, пройдя по коридору, вошел в комнату, где располагалась спальня Владимира и где стоял любимый свиридовский компьютер.
У дверей стояла мрачная темная фигура вооруженного сотрудника органов, а на полу белела простыня, под которой прорисовывались очертания неподвижного тела.
– Если вы знали Горбункова, то легко опознаете его, – сказал Панин и отдернул белое покрывало. Взору Свиридова открылось желтое восковое лицо такого неестественного мертвого цвета, что у Владимира на секунду закралась совершенно дурацкая, абсурдная мысль, что это и есть восковая фигура, выполненная по примеру тех, что стоят в музее мадам Тюссо. Он машинально протянул руку и коснулся кончиками пальцев холодной кожи, но еще до этого понял: перед ним действительно Горбунков. Как не узнать эти несообразно большие уши, которые Горбунков довольно удачно маскировал длинными волосами, этот длинный нос и детский подбородок, поросший светлым пушком…
Возле затылка волосы слиплись в темный ржавый ком, а на лоб свисала полузасохшая кровавая сосулька, а дальше, перечеркивая лицо, через переносицу и угол рта, шла темная дорожка засохшей крови.
Свиридов покачал головой, и с его губ сорвалось только одно укоризненное восклицание, ставшее народным благодаря культовому фильму, но в этом восклицании не было снисходительной иронии, как в комедии Гайдая, а только темное, горькое сожаление:
– Семен Семеныч…
– Он лежал здесь, – сказал Панин. – Мы обнаружили его три часа назад. И что прикажете думать, гражданин Свиридов?
– А как вы попали сюда? – деревянным голосом спросил Свиридов. – Кто вас вызвал – соседи? А дверь, конечно, была открыта?
– Вы все рассказали за меня, – проговорил Панин. – А теперь я вынужден арестовать вас и обвинить в соучастии в убийстве.
Свиридов засмеялся звонким истерическим смехом и, встав напротив зеркала, поймал в нем свое перекошенное отражение: у него с некоторых пор появилась коллекция кривых зеркал. Вероятно, тяжело видеть собственное прямое отражение в такие минуты.
Панин пожал плечами: этот ненормальный Свиридов опять начал говорить вслух.
Владимир продолжил истерическую тираду, потом неожиданно хрюкнул и без всякого зримого перехода от нечленораздельного звукового шквала к мало-мальски человеческой речи вдруг сказал ясным и совершенно спокойным голосом:
– Ну что ж, весь состав преступления налицо… убийцы затащили жертву к себе домой, застрелили, а потом ушли, оставив труп в квартире, а дверь – открытой. Бдительные жильцы почуяли запах криминала и вызвали апостолов правопорядка, а те устроили законную засаду и взяли убийцу с поличным… Ну что, ваша взяла.
– То есть вы признаете свою вину? – насторожился Панин.
– Конечно, признаю. А виноват я в том, что поставил слишком хлипкую дверь.
– Ну, а отпечатки вашего брата? – Панин подошел к Свиридову вплотную, едва не касаясь его лицом. – Это как объясните?
– Я подумаю, – серьезно сказал Свиридов. – А у вас хорошая подготовка, товарищ подполковник… Я имею в виду «физику».
Ознакомительная версия.
