Александр Бушков - Пиранья. Алмазный спецназ

Вот уже часа полтора Мазур предавался достаточно мирному занятию – смотрел телевизор. Без всякой охоты, еще и оттого, что не боевичок какой-нибудь у себя в охотничьей хижине наблюдал от скуки, а сидел перед пультом в задней комнатке конторы главного егеря, и на экране все это время спортивная девочка Анка – непростая девочка, с нераскрытыми до сих пор потаенными ящичками – вытворяла с Олесей, что хотела, с большим азартом и нешуточной изобретательностью. С точки зрения нормального мужика, ничего в этом зрелище познавательного не было, но оставалась надежда услышать что-нибудь интересное с точки зрения р а б о т ы – а иначе не стоило и огород городить. Так что Мазур маялся перед экраном, почти не глядя, только слушая внимательно, но ничего из того, что услышал, для дела не годилось.

Скуки ради он беззастенчиво переключился на апартаменты президента, но там, в принципе, творилось то же самое: господин президент пылко общался с фигуристой блондинкой относительно приличного вида – если и шлюхой, то не из дешевых. Потом он, правда, ее спровадил и долго беседовал с незнакомым чернокожим типом, судя по элегантности и осанке, не рядовым чиновничком, но разговор, вот беда, происходил на местном языке, одном из здешних. А на этой мове Мазур знал с полдюжины самых необходимых выражений типа: «Руки вверх!», «Бросай оружие!» и «Есть поблизости солдаты? А партизаны?» и не более того. Естественно, собеседники этих слов не употребляли. Поэтому он довольно быстро переключился назад и вновь вынужден был слушать девичьи ахи-охи.

«Угомонились, наконец, шалуньи», – с облегчением констатировал Мазур, без всяких церемоний попивая баночное пиво из холодильника мнимого британского майора. Это было не мародерство, а всего-навсего использование бесхозного имущества: главный егерь при любом раскладе сюда уже не вернется, так что претензии высказывать не сможет. Его, сукина кота, давненько уже, со всем прилежанием допрашивали орлы из президентской охранки, что у Мазура не вызывало ни капли сочувствия к провалившемуся...

Он встрепенулся и сделал звук погромче – наконец-то послышалось нечто осмысленное, уже не имеющее отношения к постельным забавам.

– ...Времени совсем нет, – сказала Олеся с нотками делового нетерпения в голосе. – Ко мне скоро придут...

– Уж не наше ли чудо-юдо морское? – поинтересовалась Анка.

– А что?

– Ты с ним трахаешься?

– Да ладно тебе...

«Подрались бы, что ли, – цинично подумал Мазур. – В хорошем бабском стиле, с тасканьем за прически и царапаньем. Давненько из-за меня не дрались красотки, а точнее сказать, ни разу...»

– Трахаешься, – убежденно сказала Анка. – Я ж не дура. И глаза есть. Ну?

– Вот только сцен ревности не надо. Ты, надеюсь, себе не вбила в голову, что у нас с тобой романтический роман столетия? Это все, конечно, очень приятно, но не более того. Насколько я тебя успела узнать, ты что-то не похожа на романтическую особу...

– Не в романтике дело, Леся, – задумчиво сказала Анка. – Хотелось бы твердо знать, что никто тут меня не держит за болвана. Терпеть не могу, когда играют втемную.

– Господи... – протянула Олеся с самой что ни на есть задушевной искренностью, – Анечка, это называется мания. Все только и думают, как бы тебя обвести вокруг пальца... Глупости. У тебя несложная, высокооплачиваемая работа... и какие тут могут быть сложности и подвохи?

– Есть у меня кое-какой жизненный опыт, – сказала Анка. – Когда речь идет об алмазах пригоршнями, жди хитросплетений... и трупов. Такова се ля ви. Скажешь, нет?

«Очень мило, – подумал Мазур. – Теперь еще и алмазы пригоршнями. Почему не знаю?»

Олеся резко приподнялась на локте:

– Ань, за языком следи. Мало ли что... Тебе, кстати, кто проболтался?

– Какая разница? Главное, понимаю, о чем речь идет и какие тут ставки.

– Тем более помалкивай...

Анка мягким кошачьим движением опрокинула ее на постель, сжала горло тремя пальцами (довольно профессионально, оценил Мазур, девочка явно не чужда кое-каким единоборствам) и процедила с неприветливым выражением лица:

– Нет у меня никакой мании. Я просто ужасно недоверчивая, чтоб ты знала. Детство было тяжелое, честно тебе признаюсь, совершенно безрадостное, можно сказать, нищее, а пресловутая юность – и того почище. Всего в этой жизни пришлось добиваться своим горбом. И знаешь, подметила такую поганую закономерность: люди, мать их за ногу, так и норовят обмануть, обсчитать, продать и заложить. Может, есть и святые, но мне они что-то не попадались. Это я к тому, чтобы ты уяснила: я в этой жизни заранее настроена на любую подлость по отношению ко мне и иллюзий на счет человечества не питаю. А потому лучше и не пробовать со мной сыграть какую-нибудь поганую шутку – всегда успею первой вмазать... Ясно?

– Убери пальчики, – сказала Олеся с величайшим терпением. – Это ты в каком-то кино насмотрелась... Ну к чему такой театр? Сгрести за глотку, глаза страшные делать... Думаешь, это кого-то напугает или убедит?

Мазур вынужден был признать, что она права. То же самое определенно пришло в голову и Анке, она убрала руку, вновь прилегла, но уже не пыталась нежничать. Заложив руки за голову и задумчиво уставясь чуть ли не в камеру, – о чем не подозревала, понятно, – протянула:

– Черт, всегда стараюсь не оказаться в проигрыше...

Олеся мимолетно погладила ее по плечу:

– Анют, прости уж, но это у тебя от того самого тяжелого детства и скверной юности. Привыкла иметь дело с мелкой шпаной, которая слова не держит, о деловой этике понятия не имеет, продает и закладывает друг друга что ни день... Пойми ты: наши работодатели – люди крайне серьезные. А серьезность и м а с ш т а б выражаются в первую очередь в том, чтобы всегда держать слово. Тебя наняли для определенной работы – значит, заплатят ровно столько, сколько обещали. Без всяких подвохов. Я, между прочим, тоже не особенно доверяю человечеству вообще и его отдельным представителям. Но могу судить по собственному опыту. Я на этих людей не один год работаю – и до сих пор не было причин жаловаться...

Анка горько усмехнулась:

– Ну, ты-то у нас ч и с т е н ь к а я.

– Да брось. В этой системе чистых не бывает. Все вывозились по уши.

– Я не о том. Зуб даю, тебе никого мочить не приходилось...

– Есть такая недоработка, – с улыбкой призналась Олеся. – А совет тут один – если тебя напрягают жмурики, надо исправно делать карьеру, чтобы побыстрее добраться до того уровня, где с а м руки уже ни за что не пачкаешь. Дельный совет, серьезно.

– Ладно, учту... – Анка соскочила с постели и принялась быстро, деловито одеваться. – Вот только... в Джале, я так подозреваю, кого-то все же мочить придется?

– Не придется. Если все пройдет гладко. Ты, главное, Кирилла слушайся, у него в таких делах опыта неизмеримо больше...

– Угу, – буркнула Анка, наклонилась, чмокнула Олесю в щеку и вышла энергичной, целеустремленной походочкой.

Олеся осталась лежать на смятых простынях, с отрешенным видом уставясь в пространство. Аппаратура была не из новомодных, и Мазур не мог рассмотреть женское лицо во всех нюансах, но все равно, легко можно определить, что на этом очаровательном личике не наблюдается ни томности, ни покоя – Анке она смотрела вслед со строгим, холодным прищуром. Так, случается, иногда люди решительные смотрят поверх ствола...

«Интересные дела, – подумал Мазур. – Джала – стольный град сопредельного государства, из коего и приходят регулярно по прeзидентскую душу неразборчивые в средствах ребята. Никак нельзя сказать, что соседи – открытый враг, просто так уж тут принято – делать мелкие пакости, пригревать беглых оппозиционеров, а то и диверсантов. Дело, можно сказать, житейское. Значит, в Джалу они собрались нас наладить? Первый раз слышу...»

Глядя на неподвижную Олесю, углубленную в нешуточные, надо полагать, раздумья, он решил то ли провести эксперимент, то ли чуточку похулиганить от нечего делать. Сходил в кабинет, принес оттуда телефон – провод был длиннющий, и удалось это без труда – набрал номер Олесиного домика. Удобно устроился в кресле перед экраном.

Сразу после первого звонка Олеся спрыгнула с постели, схватила трубку:

– Да?

– Это я, – сказал Мазур самым обыденным тоном. – Ты меня зайти просила...