Ознакомительная версия.
Вдумчиво похмеляясь, заместитель главного врача нет-нет да вспоминал жуткий сюрреалистический сон и каждый раз покрывался холодной испариной. Поэтому Кадыкова он поначалу встретил без обычной в таких случаях агрессивности (с бодуна врожденная грубость кандидата медицинских наук возрастала в геометрической прогрессии) и не обратил внимания ни на «бледный вид», ни на заклеенное пластырем укороченное ухо.
– Зиновий Михайлович! Дорогой! – с порога начал запыхавшийся журналист. – Ситуация изменилась. Необходимо не мешкая выписать Куницына из клиники! Сегодня же!
– Зачем?! – поперхнувшись водкой, вытаращился Кудряшкин. – Все идет по плану. За неделю управлюсь! Фирма, хе-хе, гарантирует!
– Нужно выписать! – настаивал Николай Андреевич. – Очень нужно! Немедленно! А денежки будьте любезны вернуть!
– Че-е-го?! – взвился на дыбы психиатр. – Де-е-еньги?!
– Да-да-с! – подтвердил Кадыков. – Мы нашли приемлемый вариант обмена!
Зиновия Михайловича переполнила лютая злоба. Дерзкий старикашка, осмелившийся обозвать его «щенком сопливым», останется безнаказанным, дак мало того – «деньги вернуть». Это уж вовсе ни в какие ворота не лезет!
– Накося-выкуси! – заорал он, тыча Кадыкову в лицо смачную фигу. – Хрен тебе с прованским маслом! Убирайся к едрене фене, бумагомаратель сраный!
– Ладненько, бородатый козел! – не остался в долгу журналист. – Я тебя так распишу в нашей газете – век не отмоешься! По гроб жизни из говна не выкарабкаешься. Ха-ха! Ой!
Волосатый кулак психиатра с размаху врезался Николаю Андреевичу в нос. Корреспондент газеты «Ныне» мокрой жабой шлепнулся на пол, но духом не сломался.
– Организую журналистское расследование, – пуская кровавые сопли, забулькал он. – В твоей лавочке найдется чего накопать! Дерьмом, сука, умоешься! На всю страну опозорю! Сгною! Погублю!
Упоминание о «журналистском расследовании» мигом отрезвило Кудряшкина, имевшего веские основания опасаться обнародования неких неблаговидных подробностей своей трудовой деятельности, а главное – пикантных деталей отношений с девчонками, помещаемыми в отдельные палаты. С полминуты он напряженно размышлял, что проще: попытаться замести следы или полюбовно договориться с Кадыковым? Кругом выходило – проще помириться, но батюшки-светы! До чего не хотелось расставаться с миленькими, зелененькими баксиками!!!
– Извините, Николай Андреевич! Погорячился я, – снова переходя на «вы», любезно сказал он, помогая журналисту подняться на ноги. – Давайте рассуждать как взрослые люди! Вы хотите забрать соседа обратно? Воля ваша, отдам! Но поймите, уважаемый! Бо льшая часть работы выполнена! Я понес ощутимые финансовые потери – пришлось кое-кого подмазать (здесь психиатр беспардонно врал) – давайте поищем консенсус. Деда – выпишу! Но деньги... Не обессудьте!
– Работа только-только начата! – агрессивно возразил Кадыков.
...В течение часа они ожесточенно торговались и в конце концов все же пришли к общему знаменателю. Кудряшкин оставляет себе полторы тысячи долларов (на покрытие «производственных затрат»), а остальные отдает обратно, но завтра, в крайнем случае послезавтра. В настоящий момент их, к сожалению, в наличии нет. Положены в банк. Удручаемый перспективой в ближайшие дни лишиться головы, Кадыков вынужден был согласиться, хотя ясно понимал – по поводу банка докторишка брешет как сивый мерин! Ну разве мало-мальски нормальный человек положит доллары в банк в условиях экономического кризиса и патологической ненадежности любых вкладов, особенно валютных?!
«Ничего, ничего! – мысленно утешал себя Николай Андреевич. – Когда все утрясется – достану бородатого козла! Сейчас же задача номер один – голову сохранить. Остальное подождет!»
Кудряшкин сполоснул вспухшую физиономию холодной водой, отбивая водочный запах, пожевал чеснока, вытряс из бороды мусор и вместе с Кадыковым отправился в больницу...
Он (одержимый нечистым духом. – И.Д.) имел жилище в гробах и никто не мог связать его даже цепями. Потому что многократно был он скован оковами и цепями, но разрывал цепи и разбивал оковы и никто не в силах был укротить его.
Евангелие от Марка, 5.3,4
Первого ноября в воскресенье Куницына рано утром выписали из больницы в соответствии с личным распоряжением заместителя главного врача по лечебной части, явившегося вопреки обыкновению на работу в выходной. Соседа встречал у проходной угодливый до омерзения Кадыков.
– Рад видеть вас в добром здравии, дорогой Антон Петрович, – холуйски суетился корреспондент. – Ошибочка вышла, простите! А внучикам передайте: пусть не беспокоятся. Я сделаю все как обещал! Завтра же начну оформлять необходимые документы. За мой счет, разумеется! В неделю управимся! Внучики обещали предоставить нотариуса и маклеров. Проходите, проходите! Я тут машину подогнал. Не пешком же вам, заслуженному человеку, ходить!
Антон Петрович, которому Ермолов накануне сообщил (не вдаваясь в подробности) о грядущем обмене жилплощади и о стопроцентной гарантии лояльности соседей, хранил брезгливое молчание. «Славный мальчик! – думал он о Владимире. – Дай Бог ему счастья!» Отсутствие части уха, в значительной степени объяснявшее трусливое заискивание Кадыкова, старого фронтовика не смущало. Поделом собаке!
Сам Ермолов наблюдал сцену «радушной встречи» издали, благоразумно решив не раскрывать своего инкогнито. Убедившись, что все идет как подобает, он наскоро переговорил по телефону с Рудаковым: «Заряжай маклеров, Вадик!» Устало зевнул, прошел в дежурку и прилег на раскладушку немного вздремнуть. Ночью Коля-«косила» доложил: раскрутить Журавлеву на откровенность не удалось. Правда, действие сульфазина прошло, девчонка более-менее успокоилась и вешаться больше не собирается. «Ничего страшного, – засыпая, подумал Ермолов. – Вытрясем подробности из «бороды». Все расскажет котик-песик. Даже пытаться не придется. Сашка через друзей-фээсбэшников пентональчик[38] раздобыл. Полезная штука...» – тут мысли бывшего спецназовца оборвались, и он погрузился в глубокий сон...
* * *
Оформив надлежащую документацию по Куницыну, Зиновий Михайлович собрался было вернуться домой, но по непонятной причине остался в кабинете. Какая-то неведомая сила удерживала психиатра на месте, не давала уйти. «Продолжу похмеляться здесь», – так и не поняв мотивов своего поведения, решил он. Сгонял Любаню в ближайший магазин за «парой-тройкой пузырей», употребил вовнутрь очередную порцию и, возложив ноги на стол, закурил сигарету. Выпитая спозаранку натощак водка тяжело ударила в голову. Заместитель главного врача пребывал в состоянии вялой полудремоты, не забывая, однако, периодически прикладываться к бутылке. Прошел час, другой, третий... Внезапно дверь кабинета настежь распахнулась.
– Приветик, Зяма, – произнес знакомый писклявый голосок. – Я пришел получить обещанный давеча должок. Чуть раньше запланированного срока, но уж не обессудь! Обстоятельства!
Кудряшкин, вздрогнув, открыл глаза и замер в ужасе: на пороге стоял Уткин в изодранной, заляпанной кровью одежде, с перекошенным в нечеловеческой гримасе лицом и горящими рубиновым огнем глазами. Точь-в-точь как у бесформенного черного чудовища из сна. В одной руке он держал широкий окровавленный кухонный тесак, а в другой – оскаленную в предсмертной муке голову старшей медсестры Виктории Кукиной, дальней родственницы Кудряшкина, иногда делавшей ему минет и потому занимавшей в клинике привилегированное положение.
– Попалась по дороге, сучонка! Извини, не удержался, – кривляясь, пропищал Уткин. – Решил прихватить в качестве сувенира. Да не печалься. Губки-то целы. – Уткин недвусмысленно пошевелил чуть высунутым языком: – Держи, может, еще используешь по назначению! – Он с силой швырнул мертвую голову, угодив точно в живот Зиновию Михайловичу. Кудряшкин застонал. Викина голова, больно ударив в солнечное сплетение, скатилась на штаны.
– Изготовилась к выполнению своих основных обязанностей! – заржал Уткин. – Прилежная сучка! Гы-гы-гы! Ладно, шутки в сторону! – посерьезнев, сказал он. – За мной по пятам гонится несколько рассерженных типов во главе с санитаром Ермоловым. Недооценил я мальчишку! Ох недооценил! Знаешь ли ты, что твой сотрудник в прошлом сержант спецназовец, воевавший в Чечне в составе группы войск генерала Шаманова?! Знаешь, скольких «воинов ислама» он собственноручно спровадил в преисподнюю?
Заместитель главного врача отрицательно помотал головой.
– Но это не суть важно! – Одержимый перекосился еще больше, окончательно утратив человеческий облик. – Земному человеку, пусть даже суперкрутому, не тягаться с высшими силами. Беда в другом – мальчишку активно защищают наши недруги, а на груди у Ермолова освященный оптинским старцем крест! Вблизи него я утрачиваю большую часть силы. Ух, ненавижу! – Красные глаза изрыгнули сноп пламени, задевший по касательной бороду психиатра. В кабинете запахло паленым волосом. – Я хотел убить его первым, – писклявый голос Уткина внезапно стал низким, гортанным, с металлическими нотками, – однако не сумел. Короче, лекарь, преследователи обшаривают все закутки больницы и скоро доберутся сюда. Ты должен незаметно вывести меня! Понял, червь?!
Ознакомительная версия.
