«Демократия, — подумал Саликов. — Они-то, эти парни, сидящие на КПП, наверняка считают, что просьба обращаться подобным образом не более чем дань времени. Ну и плюс к тому паскудное самодовольство сильного мира сего».
По утверждению Карнеги, собственное имя и отчество — это то, что человеку хотелось бы слышать чаще всего. Саликов сомневался в справедливости подобного вывода. Звание, Пост, Чин — вот лучший в мире звук, во всяком случае, для большинства из известных Алексею Михайловичу людей. Обращаясь по званию, офицер словно подчеркивал их высокий статус, и в этом, несомненно, была своя приятная сторона.
Дежурный капитан остановился у задней дверцы «Волги», и Алексей Михайлович, не дожидаясь непременно последовавших бы вопросов, сообщил:
— Мы к Щукину. Петр Иванович нас ждет.
Капитан тоже помнил его и поэтому утвердительно кивнул:
— Хорошо, товарищ генерал. Но я должен позвонить и удостовериться.
— Разумеется, капитан. Разумеется, — кивнул Алексей Михайлович и улыбнулся, давая понять, что прекрасно понимает особенности нынешнего капитанского положения и ничего не имеет против небольшой проверки.
— Товарищ генерал, — капитан покосился на неподвижно сидящего на переднем сиденье Володю, — мне необходимо знать, кто ваш спутник.
— Владимир Андреевич Прибылов, — сообщил Саликов. — Петр Иванович предупрежден о приезде этого человека.
— Одну минуту, — капитан скрылся в своей будке.
Через широкое стеклянное окно Саликов увидел, как дежурный набирает номер на телефонном аппарате внутренней связи.
— Наглец, а?! — вдруг подал голос Володя. — Знает ведь вас, а туда же. «Я должен созвониться, проверить…»
— Успокойтесь, Володя, — раздраженно оборвал его Саликов. — Успокойтесь. Если бы в войсках все офицеры делали свое дело так же хорошо, как этот капитан, уверяю вас: наша армия до сих пор оставалась бы одной из самых сильных в мире. В обязанности дежурного по КПП входит проверка всех прибывающих, чем капитан и занимается в данный момент. Неужели я должен объяснять вам столь простые вещи?
Володя прокашлялся и замолчал.
— Мужчины, перестаньте ссориться, — попросила Антонина Сергеевна. — Такой праздник…
Через минуту полосатый шлагбаум, дрогнув, пополз вверх, открывая въезд. «Волга» мягко покатила дальше, по направлению к коттеджам, а капитан проводил ее взглядом.
— Извините, Алексей Михайлович, я действительно погорячился. В общем-то, вы, конечно, правы, — наконец вздохнул Володя. — Сейчас ведь как газету откроешь — в одном гарнизоне оружие похитили, в другом — часового убили, автомат украли. То то, то другое. И ведь все из-за халатности нашей, из-за распущенности. Если подумать, такие люди, как этот капитан, нашей армии очень нужны. Но… Согласитесь, он мог бы быть и повежливее.
Алексей Михайлович промолчал. «Волга» медленно проползла по заснеженной асфальтовой дороге и притормозила у шикарного трехэтажного особняка. Неестественно алые пятна черепицы кое-где проступали из-под белого снежного одеяла неряшливыми лишаями. Над короткой печной трубой размеренно и спокойно вился серовато-голубой дымок. В окнах коттеджа горел свет. Видимо, в этом отдельно взятом городке проблема нехватки электроэнергии безвозвратно канула в прошлое. Все особняки были подчеркнуто ярко освещены, кое-где во дворах стояли машины с частными номерами. И не только «Волги», но и новомодные иномарки самых разных мастей.
Выбравшийся из машины Володя восхищенно огляделся.
— Ого! — пробормотал он. — Здорово.
— Что, нравится? — спросил Саликов равнодушно. — Ничего, придет и ваше время.
— Хотелось бы надеяться, — с деланным смущением улыбнулся Володя.
Входная дверь вдруг распахнулась, коротко звякнул колокольчик, и звук этот поплыл над поселком, постепенно затухая, растворяясь в зимнем вечере. Вместе с облаком пара на крыльце показался сам Петр Иванович Щукин, массивный мужчина лет пятидесяти пяти, не по возрасту крепкий, даже без намека на брюшко, мужиковатый, с обветренным, немного грубоватым лицом и добродушной, приветливой улыбкой. О возрасте Щукина говорили волосы, тонкие, седые, да вполне различимые мешки под голубыми пытливыми глазами.
— Ну, здравствуй, здравствуй, блудный сын! — улыбнулся он, раскидывая в стороны руки. — Рад видеть тебя, Леша.
— Здравствуйте, Петр Иванович, — Саликов улыбнулся в ответ, причем вполне искренне, с симпатией.
— Здравствуй, Тонечка, — Щукин подошел к Антонине Сергеевне и, галантно поклонившись, поцеловал ей руку. — Вы себе не представляете, как я рад вас видеть.
Следом за Петром Ивановичем на крыльце появилась миниатюрная, необычайно стройная женщина в накинутой на плечи лисьей шубке. Она быстро и придирчиво осмотрела Антонину Сергеевну, вероятно, учуяв в ней соперницу на звание «Королевы бала». Впрочем, уже через мгновение на губах ее засияла приветливая улыбка.
— Здравствуйте, Алексей! Здравствуй, Тонечка! — Женщина спустилась с крыльца на идеально расчищенную подъездную дорожку. — Мы так рады вас видеть.
— Да, — поддержал Петр Иванович. — Марго все дождаться не могла, когда Тоня появится. Не терпится посплетничать. Известно ведь, какие удовольствия в жизни генеральских жен… Только и остается, что языком почесать. Дворцовые интриги, шуры-муры… — Он покрутил в воздухе рукой, давая понять: «Мол, чего-чего, а уж этого-то добра у нас завались», и все засмеялись.
Володя переминался с ноги на ногу у машины, всем своим видом давая понять — он очень смущен и чрезвычайно польщен тем, что его согласились принять у себя столь высокопоставленные люди.
— А это у нас кто? — Петр Иванович остановился перед Прибыловым и внимательно оглядел его с головы до ног. Затем повернулся к Алексею Михайловичу: — Так это и есть тот парень, о котором ты мне говорил?
— Он самый, — Алексей Михайлович кивнул. — Парень хороший и главное — специалист дельный. А какой-то умник из вашего ведомства решил услать его в тьму-таракань… куда-то за Урал. Посудите сами, Петр Иванович, мужику все-таки уже за тридцать, пора бы перестать по Союзу мотаться. Да и семью завести не мешало бы — он ведь до сих пор в холостяках ходит, — а какая может быть семья с постоянными разъездами…
— Вон как, — Петр Иванович захохотал, громко и с удовольствием. — Ты когда в последний раз Союз-то видел, голубь? Нас-то с тобой, почитай, до пятидесяти по всей стране гоняли. То Ленинград, то Петропавловск, то Днепропетровск, то Вайга. — Он вновь повернулся к Володе и протянул для пожатия руку: — Тебя как звать-величать-то, полковник?
— Владимир Андреевич Прибылов, товарищ генерал, — отрапортовал Володя.
— Ты это брось. Генерал… Мы туг не на службе. Так что давай просто, по имени-отчеству. Ты у меня в гостях, а как говорят на Кавказе, гость — самое ценное, что есть в доме.
Володя улыбнулся. Без нажима. Мягко.
— Значит, Владимир Андреевич… Ладно, Владимир Андреевич, подумаем насчет тебя, подумаем. В армии толковые люди нужны, — он засмеялся и подмигнул Саликову. — И не только за Уралом. Верно, Леша?
— Совершенно верно, Петр Иванович, — спокойно согласился тот.
— Петя, — подала голос Маргарита, — что же ты гостей на улице держишь?
— А и верно, простите старика, — захохотал Петр Иванович. — Пойдемте-ка в дом. До Нового года еще неблизко, вот пусть наши женщины и постараются. Марго, ты нас сегодня своими фирменными салатами побалуешь?
Маргарита Иннокентьевна улыбнулась чуть смущенно, не без доли кокетства:
— Петь, ты ведь знаешь…
— Ладно-ладно, не скромничай…
Гости прошли в дом. Задержавшийся на крыльце Петр Иванович повернулся к машине и скомандовал:
— Все, Саша, можешь ехать домой. Ты нам сегодня больше не понадобишься.
— Хорошо, Петр Иванович, — кивнул тот. — С наступающим вас.
— И тебя тоже с наступающим. Передай привет жене. А после Нового года… Ладно, в общем, я тебе подарок кое-какой приготовил. Сейчас, правда, вручить не могу, ну а четвертого, в торжественной обстановке, как положено…
Саша улыбнулся:
— Спасибо, Петр Иванович.
— Не за что, не за что, Сашок. Поезжай, а то уж тебя небось дома заждались.
— Спасибо.
— Да, слушай, и ворота прикрой, когда будешь выезжать.
— Хорошо, Петр Иванович.
— Ну, еще раз с наступающим тебя. — Щукин поднялся по ступеням, вошел в дом и закрыл за собой дверь.
Темнота наступила быстро. Совсем не так, как в Воронеже. Там сумерки опускаются медленно, мягко. А здесь тьма просто обрушилась, накрыв собою и обожженные дома, и заснеженные горы, и дорогу, и бронегруппу, и стоящих у «БМП» людей. Все. Сегодня кому-то посчастливилось, кто-то остался жив, его не убило слепым снарядом, и минометная дурища не рванула под ногами, и не ахнула в двух шагах авиабомба, сметающая с исковерканного лика земли даже не дома — целые кварталы вместе с людьми, машинами, деревьями… Правда, только пока. Может быть, через несколько минут все и переменится. Может быть, высоко, в самом сердце антрацитовой черноты, подмигивающей крохотными звездами, в это мгновение уже начал зарождаться новый звук — нарастающий, сухой, как кашель больного пневмонией, гул самолетных двигателей, и всего лишь мгновение спустя обрушится он на землю тяжело и необратимо, как ураган. И пойдут короткими волнами красавцы-«сушки» или тяжелые твердолобые «Ми-8». А затем… затем взбесится внизу огненно-радостная смерть, и пойдет танцевать по улицам безумный вальс. Закружится все быстрее и быстрее в надменно-беспощадной пляске. И вдруг вспыхнут фальшивым знамением на фоне бархатного южного неба красивые рыже-апельсиновые сполохи от рвущихся в ночи авиабомб.
