Очень некстати Таран вдруг вспомнил то, что говорила Надя Веретенникова. А вдруг он и впрямь что-то перепутал? Вдруг Даша действительно приехала вчера или даже позавчера? И он, вместо того чтоб встречать ее, занимался своими делами?! Ужас! Она же ему этого никогда не простит!
У Юрки от этих мыслей аж уши загорелись и одновременно мороз по коже прошел. Сердце застучало! Он впился глазами в проем вагонной двери, из которого один за другим спускались на перрон пассажиры и попадали в объятия встречающих. С каждой секундой надежды оставалось все меньше и меньше… Юрку уже почти трясло. Ситуация, которую любой нормальный человек воспринял бы как досадную, но не более того, в представлении Тарана разрослась до трагической, даже катастрофической. Неужели перепугал?! Неужели Надька не обозналась?! Да как же он жить-то будет, япона мать?!
И вот, когда Юрке показалось, что поток пассажиров иссяк, что он действительно перепугал и вся жизнь дала какую-то страшную трещину, в проеме вагонной двери возникла Даша…
Великолепная, ослепительная, неподражаемая, единственная! В белом брючном костюмчике, в розовой блузке, с трепещущими на ветру золотистыми волосами С черной сумочкой на ремешке и пластиковым пакетом в черную полоску с силуэтом дамы в шляпе с пером и надписью «Marianna». И в солнцезащитных очках, которые придавали ей некую особую таинственность. Но Юрке эти очки вовсе не помешали ее сразу же узнать! Она! Дашенька! Милая!
Солнце словно бы засияло ярче и стало греть теплее. Таран мигом избавился и от жара стыда, и от озноба, и от нервного сердцебиения. Приехала! Ни черта он не перепутал, а Надька Веретенникова пусть к окулисту обращается, если ни хрена не видит, или к психиатру, если глюками страдает!
Он подскочил к вагонной подножке как раз в тот момент, когда Даша сошла на перрон.
— Здравствуй, Дашенька! — это все, что он мог сказать, протягивая букет.
— Здравствуй… — произнесла она, принимая букет. — Какие прелестные розы! Ты меня так порадовал, Юрочка…
И она сама первая мягко обняла Тарана за плечи, туго обтянутые линялой майкой, приподнялась на цыпочки и поцеловала в губы. Юрка почувствовал, что его опять в дрожь бросает, но уже совсем в другую, невыразимо-сладкую. Ему захотелось порывисто, сильно обнять ее, прижать к себе, но разве мог он позволить себе причинить этому хрупкому существу хоть маленькое неудобство? И Таран, чьи кулаки запросто отправляли в нокаут крепких мужиков и сворачивали челюсти, так невесомо-нежно положил руки на талию Даши, будто была она не из плоти и крови, а из хрусталя или фарфора толщиной с яичную скорлупу. И с восхищением вдыхал тонкий аромат, в котором смешались французские духи, американский шампунь и еще что-то косметическое.
— Ну, пойдем! — Даша порадовала Юрку теплой улыбочкой, заметив, что проводница смотрит на них с легкой усмешкой. — Я тебя под ручку возьму, если ты не против…
Господи! Ему бы — да еще быть против такого! Когда теплая, очень нежная ладошка Даши легонько ухватила его за руку повыше локтя, загорелого и поцарапанного, Таран чуть не сомлел от счастья. Конечно, он принял из рук Даши ее пакет, хотя то, что в нем лежало, и килограмма не весило. Но разве мог он позволить этому неземному существу нести такую тяжесть?!
Пока шли, Таран рассказывал Даше о том, как сдавал экзамены за среднюю школу, как прошел выпускной вечер, как он устраивался на работу в «Атлет». Даша скромненько улыбалась и кивала, хотя, наверное, ей далеко не все было интересно слушать.
Юрка решил шикануть и потратить пятнадцать рублей на частника, чтоб доехать до дому. Частника долго искать не пришлось, они сами набежали. Таран, малость поважничав, выбрал самую свежую по виду «девятку», открыл перед Дашей заднюю дверцу, пропустил ее в машину, а затем сам уселся.
Бомбила, немолодой мужичок, в бейсболке поверх седины, порадовался:
— Галантный кавалер у вас, девушка! Приятно смотреть, когда так за дамой ухаживают…
— Да, — отозвалась Даша, — он у меня такой. Настоящий рыцарь!
Юрка иронии не услышал. Он услышал только слово «у меня». Которое прозвучало, как ему показалось, с гордостью. И это еще больше возвысило его в своих глазах.
В машине заговорила Даша. Она рассказывала о том, что закончила свою студию, что ей сделали несколько интересных предложений насчет будущей работы в Москве, но она хотела бы для начала выяснить, нет ли каких-то перспектив здесь, в родном городе, допустим в облдрамтеатре, потому что не хочется оставлять родителей одних, они и так по ней соскучились…
— Мне бы такую дочку! — вздохнул «извозчик». — А то укатила в Москву, замуж вышла за буржуя и носа сюда не кажет. По телефону раз в месяц позвонит — и то слава Богу!
— Бывает хуже, — посочувствовал Юрка и краем глаза заметил легкое изменение на лице Даши Она словно бы чего-то испугалась. Правда, это выражение продержалось всего несколько секунд и тут же исчезло.
Машина въехала во двор и подкатила к подъезду. Таран расплатился, вылез, помог Даше выбраться, и частник укатил.
— Знаешь, — потупясь, сказала Даша, — мне очень жаль, но я не могу тебя сейчас пригласить. Мама с папой против того, чтоб мы с тобой виделись. Встретимся вечером, ладно? Часиков в семь. Идет?
— Конечно, — кивнул Таран, — все понимаю… Где тебя ждать?
— Помнишь скверик на Симеоновской?
— Да-а…
— Вот там и встретимся, в семь часов.
— А почему не во дворе?
— Потому что мама будет из окон подсматривать.
— А сейчас она нас не увидит? — Таран невольно поднял глаза на Дашины окна.
— Сейчас они с отцом на работе, ждут моего звонка. Я обещала, что позвоню сразу, как приеду. Они знают, что я должна в 11.15 приехать. Если я не позвоню — будут волноваться…
— А им долго с работы ехать?
— Совсем недолго, минут двадцать. Что нам эти двадцать минут дадут? — Даша погладила Тарана по щеке. — Подождем вечера, ладно? Мне тебе там, в скверике, надо сказать много-много…
— Хорошего или плохого? — спросил Таран.
— Конечно, только хорошего… — сказала Даша, слегка потупясь и опустив глазки. — А может быть — и не только сказать…
Воспользовавшись тем, что Юрка открыл от изумления рот, пытаясь постичь смысл сказанного, Даша выхватила у него из рук свой пакет и — цок-цок-цок! — убежала в подъезд.
Надо ли говорить, что Таран после этой встречи с Дашей целиком и полностью погрузился в ожидание вечера? Он даже на какое-то время позабыл, что ему сегодня надо выходить на работу в «Атлет». Потом, правда, уже вернувшись домой, вспомнил. Но тут же решил, что одно другому не мешает. Сегодня можно обойтись без тренировки, прийти в десять часов и убраться в залах, когда все уйдут. В конце концов, господину Седых небось главное, чтоб утром был порядок. А три часа с Дашей — это очень много. Тем более эта загадочная фраза-полунамек: «А может быть — и не только сказать…» — так и сверлила ему мозг. Ведь это могло означать… Нет, он просто боялся поверить в это!
Дома Таран слонялся из угла в угол, не находя себе места. По телику ничего не смотрелось, попытка успокоить нервы слушаньем записей тоже не удалась. На улицу раньше времени не хотелось. Вдруг еще Дашина мать увидит его в окно и не выпустит Дашу на улицу?
Примерно с трех часов дня Таран старался привести себя в самый приличный вид — зубы почистил даже! Покопавшись в гардеробе, нашел какие-то старые отцовские брюки, отпарил их наскоро, погладил утюгом. Полуботинки начистил до блеска, даже трещин не стало видно. Рубашку надел ту же, что на выпускной вечер. Галстук — и тот в гардеробе нашел. Правда, какой-то узенький, из синтетики, с резиночкой. Но зато его завязывать не нужно было, а эту науку Таран не освоил, на выпускной ему батя дал свой галстук уже с завязанным узлом. В общем, когда в 18.30 он перед уходом глянул в зеркало, то нашел, что похож на человека… Когда выбегал из дома, встретился с матерью, тащившей сумку, и та до того обалдела от вида расфуфыренного сына, что даже не спросила, куда это он намылился такой красивый.
В скверик на Симеоновскую (бывшую Пионерскую) Юрка прибыл за пять минут до назначенного срока. Уселся на лавочку, стал ждать.
Место было довольно людное. Старичок газету читал, какие-то малыши бегали, попискивали, две молодые мамаши коляски катали.
Таран терпеливо сидел, изредка посматривал на часы. Время, как и там, на вокзале, текло до ужаса медленно. Когда сравнялось семь, а Даша не появилась, особого волнения не испытал. У нее и раньше была привычка опаздывать минут на пятнадцать-двадцать. Какое-то беспокойство он стал испытывать только в половине восьмого. Нет, раньше она так не опаздывала. Неужели все-таки мать с отцом были дома, заметили, что она приехала с вокзала в сопровождении Тарана, и не пустили ее на свидание? Вот незадача!
