В твоем кармане, на двух смятых листках было кратко обрисовано твое состояние, твоя проблема и сумма, которую ты обещаешь за ее решение. Ты ставил на то, что жадность будет все же сильнее, чем ненависть к шпионам или нежелание вмешиваться в какие-то темные дела, но в остальном это был отчаянный поступок, голая надежда на каких-то других людей. Практически прыжок веры — в твоем случае, падение в яму, полную мусора и гниющих трупов.
Тот мужик — он отзывался на прозвище «Крыса», насколько ты помнишь, — и притащил тебя к Доку, местному святому тогда и единственному человеку сейчас, которого ты способен признать святым посмертно.
И вот — это памятное место.
Чей-то дрон вдалеке падает со свистом, его преследует взрыв пьяного хохота. С верхних этажей доносится музыка, крики, и вот кто-то выталкивает в окно сломанный стол, он с грохотом падает на асфальт рядом с тобой. Надежда оправдала себя, этот район все еще клоака. Мало шансов попасться, а даже если вдруг... ну, ты все еще очень быстр и хорошо стреляешь.
За все годы ты ни разу не приходил сюда. Даже когда услышал о разгроме и смерти Дока, ты просто узнал о налетчиках и явился уже сразу к ним. Ты плох в прощаниях со старыми друзьями — это лишний раз подтвердилось совсем недавно, на свалке.
Поблизости никого не видно, к счастью, только в отдалении слышен все тот же хохот и музыкальный бит. Витрина выбита — незаконная клиника скрывалась под крохотной аптекой, которую Док держал уже официально, договорившись о «крыше» с бандой, которую конкурирующая группировка выкосила буквально за несколько часов до нападения на аптеку. Они не продержались долго, вспоминаешь ты. Слишком бешеные даже для Аркадии, через одного обдолбанные, даже не подумавшие о бизнесе и возможной выгоде, просто... убивающие. Кого не достал ты, тех достали другие, но место так и осталось бесхозным.
На всякий случай ты все-таки сверяешься с наладонником, ищешь информацию по поводу этого места. Планов на восстановление пока нет, а местные форумы кишат байками то о виджиланте, то о бывших друзьях Дока, а то и вовсе о злобных духах, которые облюбовали место для своих встреч, ритуалов и кровавых оргий — ты не уверен, кто в чем участвует, но вся эта информация тебе на руку.
Даже после смерти Док тебе помогает.
Ты пробираешься внутрь, отметив, что до тебя сюда пробирались не раз и не два — стекла подчищены и сметены в угол. Однако внутри не видно бомжей или наркоманов, хотя у стены и валяется чей-то матрас и гнилые картонные коробки.
Ты проходишь дальше. Лестница в подвал все еще на месте, как и дверь. Замок выдран, и внутри от клиники осталась только пара металлических операционных столов. Все остальное, конечно, давно вынесено, но пары столов тебе вполне достаточно. Ты садишься на одних из них, доверяясь датчикам шлема на тот случай, если кто-то тоже проберется сюда и решит к тебе присоединиться. Твои ноги, руки, все тело — болит. Голова гудит. Ты начинаешь хорошо это ощущать. Когда ты в последний раз спал? Нападение на башню случилось утром, но тебе кажется — прошло несколько дней. А до этого был Красный Шест... Вечность назад.
Таблетки еще есть, это хорошо. Медклея нет, но нет и новых ран — ты осматриваешь себя медленно, пользуясь электроникой шлема в глухой темноте подвала, но осмотр успокаивает. Пуль — полторы обоймы на два пистолета, и где твоя винтовка? Осталась в фургоне Креста? Ты даже не подумал ничего забрать, так хотелось просто свалить и забыть о его существовании. И...
Черт.
Ты просрал свой меч, клоун. Ты просрал свой меч-пилу.
Эта потеря становится последней каплей, и ты снимаешь шлем, потому что не можешь дышать в нем. Пялишься в темноту, слушая приглушенный уличный шум снаружи, музыкальный бит сверху, собственные вдохи и выдохи.
Потом темнота подавляет тебя, или тебе хочется так думать. Ты ложишься на спину на операционном столе и засыпаешь стремительно, будто провалившись в яму, полную мусора, трупов и чертовых сороконожек.
Было бы хорошо проснуться и узнать, что все закончилось, верно? Что Крест задавил Триаду — или наоборот, не важно. Что «Эккарт» в руках Амелии или Лионеля — кого именно, в общем-то, плевать, главное чтобы они не трогали тебя. Что Гектор постарался и выгадал тебе если не чистое имя, то хотя бы билет из Аркадии или нормальное укрытие на несколько дней. Что все стало гораздо лучше без какого-либо твоего участия.
Но эй, слушай — последний раз все сделали за тебя семь лет назад. Когда мужик по прозвищу Крыса притащил твое тело со свалки, а Док провел неделю на стимуляторах, придумывая для тебя решение. И этот случай не просто так стал последним — ты хотел, чтобы он стал последним. Ты планировал это. Ты провел двое суток в обнимку с сороконожками, только чтобы это произошло. А после — помнишь, что ты думал тогда? Что не будет больше никаких других людей, решающих что-то за тебя. Не будет никого определяющего, как тебе жить свою жизнь. Не как раньше. Не как с момента твоего вылупления из блестящей стеклянной пробирки.
Так неужели. Ты хочешь. Вернуться.
Ты распахиваешь глаза быстрее, чем понимаешь, что происходит. Просто улавливаешь шум, который выбивается из городской колыбельной — слишком близкий. Кто-то совсем рядом. Рефлексы работают быстрее сознания, ты скатываешься со стола и мягко приземляешься на пол, садишься на корточки. Рука нашаривает шлем, и через секунду темнота уже не темнота — ты видишь контур человека, приближающегося к тебе. Он спускается по ступенькам без света, но очень уверенно. Пару секунд ты размышляешь — включить изображение дыма и сразу представиться Джинном, или поостеречься? Может, вообще лучше снять шлем и прикинуться бродягой? Конфликты с местными это последнее, чем тебе хочется заниматься сейчас.
Спустя еще несколько мгновений доходит — пришелец тоже пользуется чем-то для лучшего зрения. Контуры не передают этого, не учитывают броню, маски или, тем более, возможные импланты, но без них чужак бы не двигался так свободно. А значит, это не просто какой-то проходимец. И он подтверждает это, замечая тебя, присевшего по другую сторону стола, — он склоняется и звучно, долго матерится.
— Док?.. — выдыхаешь ты.
Но это не он, хотя обороты речи более чем знакомы. Это просто первая реакция, отблеск бессмысленной и невероятной надежды, потому что
