довезти эмбрион в пробирке! – лающим голосом ответил Августино. – Тот бы протух за сутки!
– Он его высушил и привез на препаратном стекле, – вышел я из положения, как из крутого пике. – Поверь мне, теперь у Маттоса есть моральное право не считаться с беременностью заложниц. Безголовый ребенок – не ребенок. Он отравит твою базу психотропным газом. А потом вынесет тела и погрузит на баржу.
Я попал в цель. Лицо Августино менялось прямо на глазах, все больше напоминая мумию.
– Негодяй! – прошептал он. – Два десятка "мамочек" беременны полноценными детьми! Моими детьми!! А он намерен травить их газом?!
От избытка ненависти Августино попытался вскочить, но лишь слабо дернулся в каталке, затем откинулся на спинку и прикрыл глаза ладонью.
– Помоги мне, – прошептал он. – Помоги мне сохранить моих двадцать женщин. Тюрьма и суд мне не страшны, я куплю всех с потрохами, и больше месяца они меня не продержат. А когда я выйду на свободу, я тебя отблагодарю. Самое главное – спасти этих двадцать женщин и сохранить их беременность. Хотя бы у пятерых… Хотя бы у одной!
– Освободить надо всех женщин, – сказал я, чувствуя, как от волнения жар плеснул мне в лицо.
– Хорошо, – после паузы произнес Августино. – Я отпущу всех. Но моих "мамочек" ты должен лелеять, как свое состояние. Ты легко их различишь: у них проколоты мочки ушей и туда вставлены золотые капли. Запомни это, пожалуйста. Никогда в твоих в руках не будет более дорогого товара, чем эти "мамочки". Я заплачу тебе по сто миллионов долларов за каждую. Ты меня хорошо понял? По сто миллионов за каждую!
– Хорошо, Августино, – ответил я. – Договорились.
Седой Волк щелкнул пальцами, и телохранитель, стоящий рядом с ним, протянул ему трубку мобильного телефона.
– Отпускай всех "мамочек" из модулей, – сказал в трубку Августино. – Партиями по десять человек… Да, и "золотых" тоже. Перемежуй их с остальными.
Он с щелчком опустил крышку на корпусе телефона и, задумавшись, стал покусывать кончик антенны.
– Всех, Августино, всех, – напомнил я о своем условии. – И Анну тоже.
Седой Волк посмотрел на меня, и край его рта дрогнул.
– Анну? – переспросил он, вскидывая вверх белые брови. – А ее судьбой я не распоряжаюсь. Это она пусть сама решает: идти ей к Маттосу или же оставаться здесь.
– Я могу ее увидеть? – спросил я, с неприятным чувством осознавая, что все мои дипломатические усилия оказались напрасными.
– А почему бы нет? – пожал плечами Августино и повернулся к одному из своих слуг. – Проводи господина парламентера наверх.
Мы вышли в коридор. Я лишь на мгновение обернулся и успел увидеть через приоткрытую дверь, как из жилых корпусов на аллею выходят лысые женщины в голубых шортах и рубашках навыпуск.
– На лестницу! – кивнул слуга.
Я поднялся на второй этаж, протиснувшись через толпу вооруженных охранников, которые курили на пролете. У двери, напоминающей корабельный люк с рычагами для задрайки, передо мной расступились. Я потянул на себя тяжелую овальную плиту и вошел в сумрачную комнату, окна которой были завешаны тяжелыми красными шторами.
Посреди комнаты, в кресле перед телевизором, кто-то сидел. Я видел только макушку головы, торчащую из-за кресла, и тонкую руку с пультом дистанционного управления, лежащую на голой коленке. По стенам комнаты прыгали цветные пятна. На экране телевизора бойкий мышонок бил кувалдой по носу кота.
– Анна? – тихо позвал-спросил я.
Кресло скрипнуло, и на меня взглянуло удивленное девичье лицо.
– Ника, – поправила девушка. – Ты меня что, не узнал?
44
Я кинулся к креслу и схватил девушку за плечи, заставляя встать на ноги.
– Ты откуда здесь? – громким шепотом спросил я, глядя на ее ухоженное лицо и оттененные макияжем глаза. – Что ты здесь делаешь? Почему ты не в модуле?
– Я с "мамочками" не живу, – испуганно ответила Ника. – Не тряси меня, мне больно!
– Почему ты здесь?! – почти крикнул я. – Уходи отсюда! Вниз, по аллее и за ворота!
Ника смотрела на меня так, словно не понимала, что я от нее хочу. Микки Маус на экране телевизора продолжал издеваться над котом, и резкие звуки, сопровождавшие мультфильм, меня раздражали. Я ногой столкнул телевизор с тумбочки на пол. Он ударился экраном, с оглушительным хлопком лопнул и развалился на две части.
– Немедленно уходи! – опять крикнул я, выхватывая из рук девушки пульт и швыряя его в стену. – Все "мамочки" уже вышли с базы!
Ника раскрыла рот, пытаясь что-то мне ответить, но я, не давая ей опомниться, подтолкнул к двери.
– Она не "мамочка", – вдруг раздался голос, и из противоположной двери в комнату вошла Анна. Она была одета в белый костюм, волосы были аккуратно уложены и, кажется, прихвачены лаком.
– Она моя подруга, – добавила Анна, приблизившись ко мне, и обняла Нику за плечо. – Правда, милая?
Ника рассеянно кивнула, кидая взгляды то на меня, то на Анну.
– К черту подругу! – наконец сорвался я и схватил Анну за руку. – Ее жизни ничто не угрожает! Я уговорил Августино отпустить всех женщин! Ты должна позаботиться о себе, Анна! Надо немедленно уходить!
– Куда? – спокойно спросила Анна, опускаясь в кресло и закуривая.
– Маттос ждет, когда из базы выйдут все женщины, – как заведенный, пробормотал я.
– Не говори мне про комиссара, – ответила Анна. – После того, что ему рассказал обо мне Гонсалес, меня ждет электрический стул.
– Ты сошла с ума! – воскликнул я, давя ногой осколки экрана. – Слова одного подонка ничего на значат! Ты не совершила никакого преступления! Тобой не будет заниматься даже полиция нравов!
– Успокойся, – произнесла Анна. – Не пытайся меня утешить. Гонсалесу не составит большого труда доказать, что еще три года назад я работала у Августино. А теперь, после того, как я сдала ему в аренду часть острова, мое сотрудничество с ним не требует доказательств. Моя судьба предрешена.
Я не слышал более страшных слов из уст Анны. Встав перед ней на колени, я крепко обнял ее и, прижимая к себе, с трудом произнес:
– Я умоляю, не надо
