– Все своими руками, – гордо поведал Алеша. – Я же по натуре крестьянин. Люблю в земле поковыряться. И родители были крестьянами. Бизнесменом-то я стал по необходимости. Жить на что-то надо, правильно?
Присели на скамеечку под нарядным пестрым тентом.
– Откуда у тебя такая уверенность, сынок, что именно ты Елизарово хозяйство переймешь? – осторожно спросил Сидоров.
Алеша блаженно щурился, подставя лицо закатным лучам.
– Не только у меня, – ответил он, – Иначе зачем бы вы сюда приехали.
– Что можешь предложить взамен за информацию?
– Спокойную, обеспеченную старость. Плюс к этому все, что пожелаете.
– Ты хороший, честный мальчик, но все-таки пока это пустой разговор. То, что ты предлагаешь, у меня есть и без тебя.
Алеша посмотрел ему в глаза, но ничего там не увидел, кроме безгрешной загадки бытия. Загадка была вечной и заключалась в том, что человек, живя на земле скопом, остается все же одиноким, как луна на небесах, и никого не пускает к себе в душу.
– Конечно, у тебя все есть, Петрович, – согласился он, – Ты немало потрудился. Но где гарантия, что не потеряешь все это в одночасье? При одряхлевшем-то вожачке?
Сидоров задумчиво понюхал пожелтевший яблоневый листочек.
– Дам тебе ответ через месяц.
– Через неделю. Сроки подпирают. Помни, Сидоров, я без своего досье обойдусь, ты без меня – нет.
Старик поморщился. На него никто давно не давил так нагло. Он не остался ужинать и в дом больше не зашел. Попросил прислать оттуда говнюка. Ему было грустно оттого, что так мало осталось живых людей, которые могли бы разделить его печаль. О прошлом не жалел, понимал: жизнь чересчур коротка, чтобы успеть надежно в ней обустроиться. Ясноглазый победитель, склонявший его к братоубийству, того не ведал, что и к нему не сегодня-завтра придет его собственный палач.
Люди редко дают спокойно помереть своим ближним.
На краю могилы обязательно найдется ухарь, который пнет напоследок ногой в дыхалку.
– Не горюй, Петр Петрович, – обласкал его Алеша. – Я тебя как-то сразу полюбил. Ничего с тобой не случится дурного. Но документы отдай.
– Может, ты справишься с Елизаром, – Сидоров отрешенно усмехнулся, – а может, и нет. Но не забывай, удавка на всех заготовлена. И на тебя тоже. Она в руках того, на кого не бывает компромата.
– Это я знаю, – заверил Алеша.
…Через день обрушился с визитом Кутуй-бек. Его пришествие было подобно нападению инопланетян. Четыре "форда" на лютой скорости рассекли фарами сонную тьму дачного поселка, а жужжащие полицейские сирены и грохот трех мотоциклов сопровождения, похоже, с оторванными глушителями, вдребезги расколошматили уютную лесную тишину, и, надо полагать, многие мирные дачники в ужасе вывалились из своих постелей, не сомневаясь, что настал наконец долгожданный час Страшного суда. Алеша выглянул в окно и подумал, что Кутуй-бек, дитя вечного триумфа, конечно, не помрет своей смертью.
Он вышел на крыльцо и с любопытством наблюдал, как из всех машин посыпались полусогнутые фигурки и мгновенно, профессиональным кордоном заблокировали подходы к дому. Из одного из "фордов" выступил низкорослый человек, огляделся, запалил сигарету и не спеша зашагал к дому. В некотором отдалении следовали трое боевиков, в длинных плащах, с опущенными в карманы руками.
– Салам алейкум, дорогой абрек, – радушно приветствовал гостя Алеша. – Узнаю по походке героя!
Кутуй-бек протянул руку, и они обменялись рукопожатием. Ладонь у горца была, как наждак.
– Извини, Алексей, за шум, иначе не умеем. Тут война, там война. Привыкли.
– Куда же я твою рать размещу? Видишь, домишко-то у меня небольшой.
– Мы ненадолго. Побудут там, где есть. Не сахарные.
В гостиной расторопный Ваня-ключник уже успел накрыть на стол. Сели. Алеша разлил "Наполеон" по широким фужерам.
– За встречу, абрек! Спасибо, что почтил мой дом.
Хвала тебе, бесстрашный друг!
Кутуй-бек благосклонно кивнул. Не моргнув осушил фужер. Бросил в пасть лимонную дольку. Теперь Алеша хорошо его разглядел. Сколько лет, не скажешь: сухое, точеное лицо, яркие черные глаза. Не такой, какие на рынке. Другой. Горный орел. Хищник экстра-класса.
Много раз кровавыми лентами проложил тропинки от Кавказа до холодных морей. Никому никогда не кланялся. Чем так долго удерживал его Елизар в своей упряжке – одному дьяволу известно.
– Меня зачем ищешь? – спросил Кутуй. Алеша не ожидал такого быстрого перехода, приготовился к долгому, обиходному толкованию. Угадав его заминку, Кутуй резко добавил:
– Нефть хочешь?
Алеша ответил в тон:
– Нефть мне не нужна. Дружить хочу.
Презрительный, сумрачный, настороженный взгляд Кутуя просветлел, смягчился. Алеша смешливо подумал, что неукротимый горец похож сейчас на железного Феликса, который на допросе белогвардейской сволочи вдруг смекнул, что наткнулся на родича, а придется все равно вешать.
– Ты опасный, – сказал Кутуй. – Мне говорили. Но у тебя хорошие манеры. Это приятно. Дружить можно, почему нет. А еще чего хочешь?
– Хочу подарок сделать.
Алеша кликнул Ваню-ключника. Велел ему:
– Приведи!
Ваня привел белокурую девчушку, наряженную в цветной сарафан. Ее звали Катя Самохина. Она была как искорка в костре. С двенадцати лет, сиротка, подбирала пожилых клиентов на Казанском вокзале. Жила впроголодь и чуть не получила "перо" в бок в вокзальной пьяной разборке. Оттуда ее выудил, спас кто-то из Алешиных ребят. Потом она воспитывалась в Алешином окружении, как дочь полка. Ее передавали из рук в руки, определили в дорогой платный лицей, и постепенно она расцвела. Умишко у нее был, как у кобры, а сердечко преданное, тихое. Алешу она почитала, как Господа Бога. Ее готовили для деликатных поручений, и вот настал час приступать к работе. Два последних дня Алеша подолгу ее инструктировал. От роду ей было пятнадцать лет, но по жизни она давно была старухой.
Кутуй-бек обомлел, когда ее увидел.
– Это мне? – спросил недоверчиво, – Тебе, кунак, – подтвердил Алеша. – Отрываю от сердца. Через нее породнимся. Береги ее. Она хорошая.
В старости нальет стакан вина.
Кутуй-бек был очарован. Он презирал неверных тяжелым нутряным чувством воина ислама и уж никак не ожидал от русской собаки такого красивого жеста.
– Спасибо, – выдавил как бы через силу. – Она мне по душе.
При этих словах Катины глаза вспыхнули двумя лучистыми синими звездами.
– Собирайся, дочка, – мягко распорядился Алеша. – Теперь ты принадлежишь этому справедливому, великому человеку, нашему брату. Служи верно, и он тебя не обидит.
Ваня-ключник увел девушку, а мужчины выпили еще коньяку. Кутуй-бек окончательно расслабился и впервые улыбнулся белозубой, юной улыбкой. Алеша подумал, что так, наверное, улыбался железный Феликс после приведения приговора в исполнение.
– Они воюют, – нараспев произнес бек, – делят границы, но нас это не касается. Верно?
– Наши правители обезумели, сосут из народа кровь, как вампиры, а мы заново отстроим мир.
– У тебя светлый ум, мальчик. Я помогу свалить вонючку Елизара. Ты этого ждешь от меня?
– Кстати, о нефти. Россия ближе, чем Америка.
Разве не так, абрек?
Кутуй-бек не ответил, и Алеша поспешил наполнить бокалы. На две части располосовал зелено-коричневый спелый плод грейпфрута, половинку протянул Кутую.
Тот принял дар дружбы с легким поклоном. Симпатия между ними крепла. Кутуй был царем на Кавказе, его именем там клялись, но у него в заднице, как гвоздь в подошве, торчала воинственная, многомудрая, алчная Грузия, где он был безвластен. Грузинские эмиссары уже много лет внедрялись в Москву, раскинули над ней темную сеть с очень узкими ячейками. В сущности, у Алеши с Кутуем был общий враг, а может быть, впоследствии бесценный подельщик, это уж как получится.
Но разборка, конечно, предстояла грандиозная. Однако Алеша решил, что для первой встречи они обсудили достаточно.
– За тебя, Кутуй-бек, за всех твоих близких, за твое славное воинство!
– За удачу, брат! Одна к тебе просьба – не бери к себе Сидорова. Кого хочешь бери, со всяким сговоримся, этого не надо. Он очень коварный. Его надо душить.
– Который из Саратова?
– Старый, смердящий, беззубый пес!
– Верю тебе, абрек. Спасибо за предупреждение.
Когда поймаю, приведу на аркане прямо к твоей сакле.
– Зачем сакля, – добродушно хохотнул Кутуй, – У меня много красивых, больших дворцов. Приедешь, сам увидишь. Гулять будем.
Отбывали гости с помпой, как и нагрянули. С грохотом моторов, с мигалками, с гортанными кличами.
Алеша собственноручно посадил в машину Кутуя зареванную Катю Самохину, укутал ее круглые колени норковой шубейкой. Услышал легкое, как шелестение травы:
