В конце концов, именно мне пришлось жить с маньяком под одной крышей долгие годы. Как вспоминаю, так дрожь берет.
— Ладно, вот что сделаем, — промолвил я, — с этого дня распредели места на койках. Все парни, которых мы отберем, должны спать рядом с нами, в конце барака. Есть тоже нужно вместе, за одним столом, только нашей компанией. Сейчас мы сидим отдельно, как два прыща на заду. На обеде сядем вместе, толпой.
— Как в школе, — кивнул Ягами. — Мы с командой по баскетболу постоянно вместе тусили. И стол в столовой был только наш, никого больше не пускали.
— Точно, — щелкнул я пальцами, — как в школе, никакой разницы. Нужно проверить их, убедиться в том, что они будут верны, прикроют спину в случае чего…
Я неожиданно заметил, что шум, наполнявший столовую, вдруг исчез. Парни заткнулись будто по волшебству. Казалось, даже птицы на мгновение затихли. Я посмотрел на Ягами и проследил за его взглядом.
Вот оно что…
Девчонок вели на завтрак.
Семь фигурок, все стройные, в серых спортивных костюмах, шли по двое в сопровождении охраны по бокам. Они направлялись к столам на другом конце зала, подальше от нас. Группу вела старшина, — девушка в капюшоне, спрятавшая руки в карманы кофты. И похоже, ей было абсолютно наплевать на новичков, как впрочем, и остальным из её группы.
Парни же не могли оторвать глаз от курсирующих мимо них женских ягодиц и даже забыли про еду. Кто-то не выдержал и свистнул, кому-то тут же понадобилось улюлюкать.
— Заткнулись там! — гаркнул Ягами, который быстро входил в роль строгого начальника. — Ведите себя достойно!
Образ утреннего избиения ещё не выветрился из молодых голов, поэтому голоса мгновенно утихли. Сейчас авторитет Ягами был абсолютен.
Я следил за женской группой без особого интереса. Понятно зачем их сюда привели, — чтобы нам показать. Цепляться на эту наживку было глупо, острие крючка блестело прямо перед носом. Но и знать, кто именно представляет другую группу тоже нужно, благо мы с Ягами сидели к ним ближе всех.
Старшина жестом приказала сесть, остальные беспрекословно подчинились. Девушка в капюшоне заняла место во главе, вместе с двумя другими, видимо, из ближайшего окружения.
Справа от неё сидела коротко стриженная блондинка с челкой набок. Белый цвет волос редко идет азиаткам, но этой он, как ни странно, был к лицу. Она была симпатичной, даже красивой, но на японку была не похожа, скорее на полукровку. Это неуловимо, но я подметил более узкий и плавный разрез глаз и тонкие черты лица. Наверное, будь я сейчас в теле европейца, не понял бы разницы, но япошки и правда могли отличить собрата от чертового китайца.
Слева брюнетка с длинными волосами, яркая штучка. Пухлые щечки, томный и важный вид, блестящие розовой помадой надутые губы. Она закинула ногу на ногу и крутила на пальце прядь, безразлично осматривая нашу группу, будто в театре. Спортивный стиль ей совсем не шел, мне представлялась она в туфлях с длинным каблуком и вечернем платье, разрез которого столь высок, что буквально дышит пошлостью.
Старшина капюшон снимать не спешила, села сгорбившись, уперевшись локтями в стол и положив голову на сомкнутые пальцы рук. Лица я почти не видел, лишь пряди волос, что выбивались из-под балахона. Они были черно-красные, с отливом. Красный цвет преобладал, он был не рыжим и не розовым, а именно кроваво ярким. На кисти у неё был кожаный браслет, на указательном пальце мужской перстень, ногти коротко подстрижены и окрашены в черный цвет. В нашу сторону она так и не взглянула.
Пока я бесстыдно пялился на тянок, у них за столом началась возня. Одна из девиц с другой стороны стола что-то заявила, что именно я не слышал, но тон был явно недовольный. Старшина возразила ей и указала пальцем, но та все не успокаивалась. Тогда красноволосая стукнула кулаком по столу. В ответ девчонка отбросила в сторону свою тарелку и что-то обвинительно вскрикнула.
Старшина поднялась со своего места, спокойно подошла к бунтарке, все той же походкой, ссутулившись и засунув руки в карманы. Потом резко схватила девчонку за волосы и ударила её головой об угол стола. Конечно, ей показалось это недостаточным, поэтому она дернула её голову обратно и стала раздавать пощечины с размаху. Шлеп! Шлеп! Шлеп! Сочные как переспевший арбуз. После этого она презрительно отпустила жертву, вытерла руку об кофту и вернулась на место, оставив девушку размазывать сопли и слезы.
У них тут и на завтрак насилие… С таким подходом до вечера здоровых кадетов не останется.
В тот момент я почувствовал на себе чей-то взгляд. Ах, блондинка… Она нагло изучала меня, совершенно не скрываясь. Закинула голову назад и пялилась, как Мордатый-сан на сашими. Чертовка, она знала, как пользоваться своей красотой.
Встретившись взглядом, она позволила себе легкую и надменную полуулыбку, показав милые ямочки на щеках. Я насупился, но отворачиваться не стал.
(Что ты делаешь⁈ Ты этот крючок до гланд уже проглотил!!!)
Не знаю, чем вызвал у белобрысой интерес, но глядела она так, будто не я крючок заглотил, а она мой.
— Старшина, заместитель! Ведите группу на плац, оттуда вас проводят на занятия, — объявил охранник, отрывая меня от игры в гляделки.
— Идем, аники, — подстегнул Дате. — Помогай мне с этим стадом, раз я по твоей милости старшина.
— Иду, — буркнул я, поднимаясь.
Блондинка даже не подумала отвести взгляд, я чувствовал его спиной когда уходил.
* * *
Ночью не спалось. День выдался насыщенным, даже слишком.
Сначала нас отвели в аудиторию со старыми исписанными партами. Выдали номерные браслеты и значки, которые надлежалось носить на одежде. «Группа № 2, заместитель старшины» было написано на моем значке, «№ 37» — на браслете.
Потом долго вбивали в головы правила Габутай, проводили, так скажем, ознакомительное занятие. Все оказалось гораздо хуже, чем я думал.
Предполагалось, что нам объяснят, что можно и нельзя. Но здесь, если вкратце, — все было «нельзя».
Нельзя было все и нельзя ничего. Шаг в сторону, — наказание. Два шага, — изгнание с позором, как в случае с парнем в клетке.
Наказание, «батсу», вообще могло применяться по поводу и без, я так и не понял, как его определяют и по каким критериям. Обычно при перевоспитании применяют метод кнута и пряника, его все знают. Хорошо учишься, — вот тебе приставка, учишься плохо — ремень. Но тут
