– Зачем ты это сделала?
– Нам надо поговорить. Не знаю, удастся ли еще… Слушай меня внимательно, – зашептала она, почти прислоняясь губами к моей щеке. – Перевал Местиа, ледник Лехзыр, пик Доллакора – все эти места, про которые они говорили, мне хорошо известны. Я была там, когда мы командой ходили на Ушбу.
– Ты мне об этом не говорила, – начал было я, но Мэд меня перебила:
– Пусть ведут нас, насколько у них хватит сил. Тенгиз уже выдыхается, а Бэл один с нами не справится. Только ты, ради бога, не перечь им, не спорь, не зли и не пытайся завладеть оружием. Рано или поздно они угодят в ловушку. Там много мест, куда легко зайти, но выбраться может только альпинист.
Она говорила достаточно быстро, но главное из того, что она хотела мне сказать, я понял.
Мэд, оказывается, была жестокой девочкой. Она стянула зубами рукавицы, двойным узлом привязала конец веревки к карабину на своей обвязке, подняла подбородок, сдвинула очки на лоб.
– Поцелуй меня, – попросила она.
Если бы мы не вляпались в эту скверную историю, я никогда бы не узнал, насколько талантлива Мэд как артистка. К группе она шла медленно, сильно припадая на «больную» ногу и при этом очень натурально вздыхала и постанывала. Несчастный гроссфатер, не ведая об игре, всерьез воспринял виртуальные страдания внучки и, завидев ее, кинулся к ней, тотчас провалился сквозь фирновую доску, упал плашмя, снова поднялся на ноги.
– Девочка моя! – кричал он. – Что с тобой?! Ты цела?! Ты сильно ушиблась?!
Мэд упала ему на руки. Я, невольно включаясь в игру, помог Гельмуту донести ее до нашего временного бивака. Мы опустили девушку на рюкзак.
– Черт возьми! – заворчал Тенгиз. – Что с ней? Куда она свалилась?
– Дайте пить! – попросила Мэд, облизывая губы, которые минуту назад я целовал.
– Что она говорит? – спросил Бэл, толкая меня в плечо.
– Она просит пить.
– Глубокая трещина? – поинтересовался Бэл.
– Метров десять, – не моргнув глазом, ответил я.
– Странно, что вообще жива осталась. Будешь ей помогать, понял? Можешь переложить ее вещи себе.
Удружил, сука! Мэд, к счастью, не воспользовалась ситуацией и сказала:
– Не надо. Я способна нести рюкзак сама.
– Вольному – воля, – ответил Бэл, когда я перевел ему слова немки. – Но идти будем быстро.
Опираясь на мое плечо, Мэд встала, вялыми движениями отряхнула с пуховика снег. Я снял рукавицы и помог ей надеть рюкзак. Незаметным движением девушка поймала мои пальцы и крепко сжала их, словно хотела поблагодарить и напомнить, что мы теперь союзники.
– Вперед, потомки Тевтонского ордена! – крикнул Тенгиз и подергал за веревку, словно впереди него стоял не Гельмут, а конь. Это, конечно, было совпадением, но вслед за его словами до нас донесся раскатистый гул, словно горы начала бомбить гроза.
Тенгиз затих, подняв палец вверх.
– Это что еще такое? – спросил он. – Неужели мое эхо?
– Это сошла лавина, – сказал я, застегивая на поясе опорный ремень рюкзака. – Из-за того, что ты орешь, как бегемот.
– Кончай пургу гнать! – не поверил Тенгиз.
– Ну-ну, – зловещим голосом предупредил я. – Ты в этом еще убедишься.
* * *
Во второй половине дня мы начали подъем по гребню и снова вышли на рубеж четырех тысяч. Бэл уступил мне место во главе связки, и я, щадя Глушкова, старался идти как можно медленнее, и все-таки к вечеру неприметному герою стало совсем худо. Мы встали на привал в плотной тени, которую бросал на склон пирамидальный пик. Здесь было холодно и ветрено.
– Ты можешь идти дальше? – спрашивал я Глушкова, растирая ему щеки и массируя шею.
– Да… Наверное… – с трудом отвечал он, едва разлепляя болезненно порозовевшие губы и пытаясь оттолкнуть мои руки. Его пальцы были ледяными, как сосульки, зрачки «плавали», и мне никак не удавалось поймать его взгляд.
– Подыхает? – спросил Бэл.
– У него началась горная болезнь, – ответил я, поднимаясь на ноги.
– Ты понимаешь, что мы его бросим здесь, если он не сможет идти?
– Понимаю, – ответил я.
– Тогда его жизнь остается на твоей совести.
Мы стояли вокруг Глушкова. Некоторое время молча смотрели на сидящего на снегу жалкого человечка и прислушивались к тонкому вою ветра.
– Мы должны идти, – повторил Бэл. – Если опоздаем, сам понимаешь, ждать нас никто не станет.
– Плевать, – махнул рукой Тенгиз. – Доберемся до базы сами.
– Ой ли? – с сомнением покачал головой Бэл и, заметив, что я, Мэд и Гельмут внимательно прислушиваемся к разговору, прервал сам себя: – Ну все! Хватит болтать. Всем встать, пристегнуться к веревке!
– Мы никуда не пойдем, – упрямо повторил я. – Глушков болен. До утра, как минимум, он должен отдыхать.
И снова толчок кулаком в спину. Я повернул голову, вопросительно взглянув на Мэд. Лицо ее было напряжено. Она покусывала губы и смотрела на Глушкова как на пропасть, в которую кто-то намеревался ее столкнуть. Тенгиз заметил мое движение.
– Что там? Наша юная подруга тоже хочет высказаться? Битте, фрау, мы вас очень внимательно слушаем.
Мэд повернулась ко мне и, делая паузы между словами, словно ей, как и Глушкову, не хватало воздуха, сказала:
– Я еще молода. У меня впереди еще целая жизнь. Я не хочу погибать из-за какого-то авантюриста. Пусть он остается здесь или, если может, возвращается назад.
Я не стал переводить. Тенгиз терпеливо ждал.
– Ну так? – напомнил он. – Чего задумался? Что она там проблямкала?
– Она сказала, что, как и я, никуда не пойдет без Глушкова.
Тенгиз с недоверием покосился на Мэд, затем заглянул мне в глаза и нехорошо улыбнулся.
– Врешь ведь? – спросил он. – Точно врешь! В гробу она видала твоего Глуховина. Писала она на него с вершины Казбека. И сейчас я тебе докажу, что это так.
Он вдруг снял с плеча автомат и сдвинул вниз лепесток предохранителя. Я почувствовал, как у меня похолодела спина.
Тенгиз протянул девушке автомат. Она смотрела себе под ноги и не двигалась. Когда короткий черный ствол приблизился к ее глазам, она с каким-то удивлением взглянула на оружие, словно впервые видела этот предмет, затем подняла глаза на Тенгиза, будто спрашивая: не шутит ли он.
– Бери, бери! – кивнул Тенгиз. – Не стесняйся, здесь все свои.
Мэд взялась за цевье. Тенгиз разжал пальцы, и автомат оказался в руках девушки.
– Ты сошла с ума, – сказал я Мэд. – Неужели ты сделаешь это?
– В нем нет патронов, – улыбнувшись краем губ, сказала она, и вдруг я заметил, что она смотрит куда-то в сторону, поверх моей головы, и ее глаза стремительно наполняются кровавым отблеском. Я круто повернулся, и в первое мгновение мне показалось, что по натечному льду пологого склона на нас несется красная лавина.
– Что это, господи?! – негромко произнес Тенгиз.
На склоне громко шипел, разбрызгивал искры и кровенил лед сигнальный патрон. Плотные клубы ярко-красного дыма дирижаблем взмывали в небо, вытягивались по ветру в косой эллипс.
– Кто это поджег? – крикнул Бэл.
Мы все переглянулись. Гельмут вздохнул и пожал плечами. Мэд кинула быстрый взгляд сначала на меня, потом на Глушкова.
– Мы все были здесь… – сказал я, но Бэл меня перебил и поднял палец вверх:
– Тихо!
Он поднял лицо, глядя на небо. До нас долетел слабый, но нарастающий с каждой секундой рокот. В первое мгновение мне показалось, что в километре-двух от нас сошла лавина, но рокот становился громче, выразительней, он струился сверху, из-за скального гребня.
– Вертолеты! – крикнул Тенгиз, выхватывая из рук Мэд автомат.
Бэл все еще крутил головой, но ничего не видел.
– Сваливаем! – коротко приказал он Тенгизу.
Рокот нарастал, я уже чувствовал, как дрожит воздух и ледовый балкон, на котором мы стояли. Волна восторга обожгла все внутри. Звук вращающихся лопастей уже бил по ушам, и вот, на мгновение закрыв собою солнце и кинув огромную тень на ледник, над нами пронеслась пара «Ми-двадцатьчетверок».
Стало тихо. Я все еще смотрел на ломаный край хребта, похожий на зубы чудовища, сожравшего два вертолета одним махом. Неужели они нас не заметили? Но ведь красный сигнальный дым невозможно было не заметить!
– Они летели напротив солнца, – услышал я голос Гельмута. – Они не видели нас. Плохо…
Я опустил голову. Старый вояка по-прежнему сидел верхом на своем рюкзаке.
– Послушайте, Гельмут, – изумленно произнес я, озираясь по сторонам. – Это вы сделали? У вас есть сигнальные патроны?
Немец отрицательно покачал головой.
– К сожалению, Стас. Если бы я имел такой патрон, то я зажег бы его много раньше.
– А где Илона? Где Глушков?
Мэд и неприметный герой бесследно исчезли.
Я схватил немца за руку и потащил за собой. Он слабо сопротивлялся, спотыкался, падал. Я бежал по тропе в ту сторону, откуда мы пришли.
– Да пошевеливайтесь же вы! – поторапливал я Гельмута. – Пока они не опомнились!.. Что вы все время падаете?
