Глава 14
Следы от отвешенных мною оплеух заметны на ее бархатных щеках, но меня это не беспокоит.
Она прижимает скрещенные руки к голове – ей есть что защищать.
– Расскажи мне об Анджелино, – настаиваю я. – Я так восхищаюсь этим человеком, что одно только упоминание его имени дает мне бездну наслаждения. Итак, он кантуется здесь?
– Нет, – отвечает она. – Сюда он приходит есть.
– Где он живет?
– Я не знаю...
Я щелкаю ножницами.
– Спорю, что освежу твою память.
Она плачет, стучит ногами, кричит, но ничего не знает. По ее словам, Анджелино очень осторожен. Кантуется в каком-то месте, неизвестном даже его людям, и имеет много надежных квартир, куда приходит пожрать, потому что терпеть не может рестораны и вообще людные места.
– Как эта квартира стала для него надежным местом? Она заливается слезами.
– Шарль работал на него, когда жил в Америке... Анджелино его спас от неприятностей... и когда...
Понятно. У папаши Анджелино есть друзья повсюду. Он умеет вести дела. Во всяком случае, свое пребывание в Париже он организовал великолепно: ни тебе отелей, ни найма квартир... Комната там, обед тут... а для деликатных свиданий квартира какой-нибудь вдовы Бомар...
Повторяю вам еще раз, ясно и недвусмысленно: я впервые встречаю блатного такого размаха.
– Как тебя зовут?
– Мирей.
– Дитя Прованса, – усмехаюсь я. В этот момент в дверь звонят.
– Иди открой, – говорю киске, – и без лишних движений, иначе первую маслину получишь ты.
Я вынимаю свою пушку, оттаскиваю труп старины Шарля и прижимаюсь к стене.
Малышка открывает дверь.
– Ну, что тут происходит? – спрашивает голос.
Такие голоса могут быть только у постовых полицейских. У этих гигантов мысли особые голосовые связки!
Выхожу. Точно, фараон. Среднего роста, в низком кепи и с таким же низким интеллектом, что заметно по его узкому, как антрекот в дешевом ресторане, лбу.
Рядом с ним консьержка и сосед в одной рубашке.
– Что, уже нельзя открыть бутылку шампанского? – говорю я и протягиваю ему мое удостоверение. Он бормочет:
– Прошу прощения.
Я отвожу его в угол площадки.
– Уходите, – шепотом приказываю я, – и ни слова консьержке о моем звании.
– Будьте спокойны, господин комиссар, – кричит он.
Я бы отдал что угодно, лишь бы вырвать у него язык.
Наконец троица уходит.
Я мысленно чертыхаюсь, потому что после этой интермедии могу сказать «прощай» мысли устроить здесь мышеловку.
Мирей читает на моем лице недовольство, и это ее приободряет.
– Вы комиссар? – спрашивает она.
– Кажется...
Ее это вроде бы не радует.
– Скажи мне, прекрасная брюнетка, когда приходит Анджелино?
– Когда как. – Ты должна знать, когда он появится. Раз он сюда ходит есть, ты должна иметь продукты, чтобы его кормить, так?
– Они все приносят с собой... Готовит Альда...
– В общем, они пользуются только, вашей плитой... Забавно...
Да, эта пара макаронников забавна.
– И давно они не появлялись?
– Два дня...
Я вспоминаю о кьянти.
– Ты говоришь, что жратву они приносят с собой... Пойло тоже?
– Да, все... – отвечает она.
Эта маленькая ложь доказывает, что малютка пудрит мне мозги. Меня охватывает новый приступ ярости. Я хватаю одну из ее прядей и отрезаю.
Она издает стон, который заставил бы расплакаться даже разводной ключ.
– Я просил правду, девочка. Только правду, и ничего кроме правды... Ну ты знаешь...
Меня прерывает телефонный звонок. Я вспоминаю, что видел аппарат в гостиной. Толкая малышку впереди себя, дохожу до комнаты и снимаю трубку.
Повелительный мужской голос спрашивает сразу в лоб, не дав произнести традиционное «алло»:
– Кто говорит?
Отвечаю так быстро, как могу:
– Шарль.
Невидимый собеседник не представляется, а я не решаюсь спросить его имя из боязни насторожить.
– Он у вас? – осведомляется голос.
– Нет, – отвечаю.
– Если придет, пусть позвонит Жасмен 25-84.
– О'кей.
Тот уже положил трубку.
Я отодвигаю аппарат, беру Мирей за талию и сажаю на стол.
Ее юбка задирается, и открывается одна ляжка.
Какую-то секунду я стою совершенно обалдев. Эта потаскуха замечает мое состояние и поддергивает юбку с другой стороны, чтобы показать, что у ее ляжки есть пара.
Что вы хотите, я пялюсь. Пялюсь до такой степени, что мои моргалы вот-вот вылезут из орбит. Мне достаточно сказать одно слово, сделать всего одно движение, чтобы трахнуть эту богиню. Нужна огромная сила воли, чтобы оторвать взгляд от ее ляжек.
На ее губах появляется улыбочка уверенной в себе шлюхи, которую я стираю новой пощечиной.
– Нет, Мирей, шутки кончились. Пора садиться за стол. Впрочем, ты уже сидишь на нем. До сих пор ты смотрела на меня как на лопоухого фраера, но я тебе докажу, что ты попала пальцем в глаз, да так глубоко, что можешь коснуться изнутри своих трусов. Анджелино ходит сюда не время от времени, чтобы пожрать. Здесь у него лежбище, красавица. Здесь он хранит запас своего поганого кьянти. Я тебе скажу одну вещь. Когда я начал переговоры у двери, ты позвала своего мужика, а сама пошла в другую комнату. Как-то не по-женски линять, когда назревает мордобой. Наоборот, в этот момент бабы стараются устроиться поудобнее, чтобы все видеть. Так что же ты там делала?
Я усмехаюсь.
– Ха, мусор, да ты разбираешься в психологии!
– Я скажу, что ты делала, обворожительная сирена. Ты пошла за пушкой, а главное – подать сигнал тревоги. Анджелино слишком хитрый малый, чтобы не принять меры предосторожности. Спорю, что, когда он уходит, вы ставите условный знак на окно комнаты, выходящей на бульвар.
Поскольку мы находимся как раз в этой комнате, я смотрю на окно и разражаюсь хохотом. Система простейшая: одна из штор, а именно правая, завязана.
Я возвращаю ее в нормальное положение.
– Код, доступный даже такому воробьиному мозгу, как твой, – говорю. – Завязанная штора означает опасность. А если обе опущены – «все в порядке».
Я попал в десятку. Несмотря на персиковый цвет кожи, Мирей становится белой.
А я от души смеюсь. Не столько потому, что поставил ее на место, а главным образом из-за того, что чувствую, как мой мозг начинает серьезно работать.
Я подхожу к девочке и машинально провожу рукой по нейлону ее чулок, обтягивающих точеные ножки – крепкие, нежные и теплые.. Как они говорят! Парень, заявивший однажды, что с цветочками в руках вы не нуждаетесь в красивых словах, не подумал о ножках Мирей. Какое красноречие!
Она больше не пытается меня соблазнять, потому что знает: моя рука переменчива – то ласкает, то лупит.
– Признайся, моя тропическая птичка, синьор Анджелино живет здесь?
Она опускает голову и отвечает:
– Да, часто.
– Ну вот, мало-помалу мы таки подходим к правде. И тут снова звонит телефон. Как и в предыдущий раз, снимаю трубку.
– Алло! – коротко бросаю я. Узнаю голос Анджелино:
– Привет, комиссар. Что новенького?
Я никогда не видел гангстера такого размаха, как Анджелино, но также никогда не видел бандита, не любящего театральные эффекты, и мой макаронник не исключение.
Справляюсь со своим удивлением.
– Новенького? – говорю. – Ничего, если не считать того, что эта идиотка Мирей совершенно не умеет пользоваться пушкой. Хотела попасть в меня, а маслину получил в башку ваш приятель Шарль.
– Это первый раз, когда у него в башке что-то есть, – замечает Анджелино в качестве надгробной речи. Он кашляет и спрашивает меня:
– Вы хотите мне что-то сказать?
– Нет, спросить.
– Давайте.
– Мне бы хотелось это сделать тет-а-тет.
– Я сейчас занят. Давайте вечером? Какую игру ведет этот тип?
– Хорошо... Где?
– Здесь, – говорит Анджелино. – У очаровательной Мирей. Кстати, вы легко нашли мою квартиру?
Ему не дает покоя быстрота, с которой я обнаружил его лежбище на Монмартре.
– О, – говорю, – вы же знаете, полицейский, как охотничья собака, создан для того, чтобы находить то, что спрятано.
Он смеется.
– Браво.
Эта похвала идет прямо к моему сердцу.
– Вот видите, – говорю я без ложной скромности, – я могу вам при случае пригодиться...
– Верно. До встречи вечером...
– Во сколько?
– В восемь идет?
Я хватаю малышку Мирей за запястье и бросаю взгляд на ее часы. Они показывают без двадцати три. Я мысленно говорю себе, что до восьми много чего произойдет, потому что все сильнее убеждаюсь, что он готовит нечто неординарное, и в самое ближайшее время!
– Да, идет, – отвечаю. – Всего хорошего...
Кладу трубку.
Этот звонок показывает, что мой пахан насторожился из-за знака шторой. Он позвонил, чтобы прощупать почву; или нет, скорее он установил за домом слежку, и, когда я подошел к окну и развязал штору, он увидел, кто находится в квартире. Ладно, но почему тогда он захотел со мной поговорить? Новая загадка. Я знаю, что все его действия обоснованны. Он даже пальцем не шевельнет без важной причины.
