Теперь он прямо-таки не знал, что с ними делать. И это сильно его смущало. Как и подпольный советский миллионер Корейко, он тоже боялся огласки. Поэтому и старался не тратить больше, чем получал по окладу в своем музее. Разве только иногда…
Да и потратить эти деньги было для него проблематично, ведь они поступали к нему не советскими червонцами, а в свободно конвертируемой валюте. В те времена в его Почаевске никто доллара даже в глаза не видел. Для того чтобы иметь возможность пользоваться своими сбережениями, жулику приходилось менять их у редких в те времена валютчиков на рубли.
Таким образом, Турбин носил джинсы от «Москвошвеи», ездил на добитой «копейке» и внешне ничем не отличался от обычного советского гражданина. Раз в пару месяцев он отправлялся на выходные в Москву – якобы за покупками. И, конечно, никто из почаевцев даже не подозревал, что в багажнике его «Жигулей» лежит чемодан с их культурными ценностями.
Спустя год с небольшим такая жизнь Турбину начала надоедать. Все-таки хотелось пожить на широкую ногу. И тогда был придуман обходной маневр.
«Доктору Турбину» приходило липовое приглашение на какую-нибудь научную конференцию, проходившую в Дюссельдорфе или Страсбурге, тот оформлял сам себе командировку и отправлялся за границу. И там позволял себе расслабиться – пусть и недолго.
Турбин стал своим человеком в лучших ресторанах и борделях Германии еще задолго до того, как путь туда открыли первые перестроечные скоробогачи. За день он позволял себе спускать по пару тысяч марок, чем приводил в замешательство рачительных немцев.
Потом срок «командировки» заканчивался, и Турбин снова возвращался в свой Почаевск, где после восьми вечера негде было купить бутылку водки. Стоит ли говорить, что ближайшие месяцы проходили в ожидании нового «выхода в свет»?
* * *
Именно страсть к кутежу Турбина и погубила. В один прекрасный день им заинтересовались органы. Да и неудивительно – те очень внимательно следили за советскими гражданами, выезжавшими за границу. И когда выяснилось, что у одного из них валюты куры не клюют…
К тому времени началась перестройка. К власти пришел Михаил Горбачев, люди стали открыто ходить в церковь, а в Москву впервые приехала группа «Скорпионз».
Турбин ждал новых времен с нетерпением. Ведь тогда он смог бы легализовать накопленные капиталы и организовать какой-нибудь совершенно законный магазин антиквариата. Да и объемы этого бизнеса должны были круто возрасти, ведь людям уже не придется прятать свое богатство.
Но, увы, не дождался. Турбина взяли холодным ноябрьским вечером 1987 года. В его квартиру вдруг нагрянули милиционеры и какие-то люди в штатском и устроили там обыск. Впрочем, искать им ничего не пришлось. Турбин как раз запаковывал икону Владимирской Божьей Матери 17 века в очередной чемоданчик, где уже лежала серебряная Евхаристическая чаша и дискос.
Директора музея взяли с поличным, и шансов выйти сухим из воды у него не было никаких. Как выяснилось во время следствия, органы вели этого махинатора уже давно. И делали это умело – сам клиент до последней минуты ничего не заподозрил.
Волчкову тоже не удалось избежать судебной ответственности – с тем только различием, что судили его в Германии. Наняв хорошего адвоката, Алексей в два счета свалил всю вину на своего советского подельника и отделался легким испугом – крупным штрафом и шестью месяцами исправительных работ.
Турбину грозило куда большее наказание. Его дело пополнялось все новыми подробностями. Научный сотрудник музея, который был в этом бизнесе на подхвате, заключил со следователем договор и «слил» на своего шефа все, что только мог, взамен на некоторое облегчение своей участи.
И когда через пять месяцев в зале суда огласили приговор, Турбину чуть не стало дурно.
До этого майского дня он все еще надеялся, что случится чудо, и двери «Матросской Тишины» для него откроются. Может, ему тоже дадут условный срок? Может, власти сами не захотят огласки своего головотяпства?
Но ничего подобного не случилось. Суд приговорил его к восьми годам колонии общего режима с конфискацией имущества.
Все рухнуло в один миг. В тот самый июньский день, когда Турбин планировал выехать в очередную «командировку», чтобы открыть для себя изысканные прелести Ниццы, его отправили этапом в Орехово-Зуево.
Дальше были ужасные семь с лишним лет, проведенные в обществе зэков, к которому наш герой так и не успел привыкнуть.
* * *
Турбин вышел на свободу в 1995 году – злой, исхудавший и нищий. Жизнь за эти годы изменилась до неузнаваемости. Москву, увешанную западной рекламой, было не узнать.
Но все это Турбина совсем не радовало. Скорее, наоборот.
Удачный момент для начала крупного дела был безвозвратно упущен. Бывшие коллеги-жучки, когда-то завидовавшие ему, нынче гоняли по Москве на шикарных иномарках и раздаривали визитки с гордым титулом «галерист». Прежние любовницы Турбина, даже те, которые раньше сами на нем висли, теперь повыходили замуж за пузатых состоятельных иностранцев.
А у Турбина не было ничего, кроме жажды реванша. Даже те двадцать тысяч рублей, которые он припрятал в надежном месте «на черный день», превратились в пачку цветной бумаги после реформы Павлова.
Рынок антиквариата к тому времени был заполнен до отказа, и найти в нем место оказалось делом практически невозможным. Поэтому поначалу Турбину пришлось устроиться грузчиком.
Потом были долгие годы унизительного и низкооплачиваемого труда – то на Арбате, где он продавал иностранцам матрешек и меховые шапки, то на подхвате у более удачливых дельцов. Все это время бывший зэк еле сводил концы с концами. Но замыслы грандиозных проектов по-прежнему не оставляли его слегка полысевшую за время отсидки голову.
В самом начале нового тысячелетия Турбин все-таки выбрался на поверхность. Облапошив своего босса – вместо коллекции старинных сибирских икон начальнику достались их копии в исполнении одного спившегося уличного художника, в то время как настоящие иконы ушли другому покупателю, – наш герой заработал более или менее сносный капиталец: около десяти тысяч долларов. Этих денег хватило на то, чтобы открыть крошечную антикварную лавчонку с гордым названием «Сезам».
Там, впрочем, предлагали отнюдь не персидские сокровища. Продавали преимущественно всякую рухлядь: потертые медные самовары, бюсты Ильича, псевдоафриканские статуэтки. Владельцу лавочки пришлось самому работать продавцом – денег на то, чтобы кого-нибудь нанять, у него не было.