дебатов, двинулся дальше.
Перед тем как отправить листовку в ближайшую мусорку, он прочитал первые пару строк:
«Российские Боги смотрят на нас со страниц подлинного «Слова о полку Игореве». Встань, Русич, защити свою землю от жидохристианского издевательства…»
Дальше Глеб читать не стал. Ему этот бред был совершенно не интересен.
…Тем временем Сиверов как-то незаметно для самого себя добрался до нужного места – неприметного здания во дворах широкой улицы.
* * *
– Ага, явился не запылился, – Потапчук был явно не в настроении.
Глеб молча прошел к столу и опустился в кресло. Генерал молча проводил его взглядом.
– Пыль вчерашним дождиком смыло, Федор Филиппович, – серьезно сказал Слепой. – Только у меня в башке осталось немного, но это вас не волнует, похоже.
– Ну хорошо, хорошо… – пробормотал Потапчук, – Дельце непростое будет. Зато не пыльное.
– Я весь внимание.
– Ты про это «Слово о полку Игореве» что-нибудь слышал?
– Ну, в школе изучал, конечно. Хотя… сами знаете, как у нас в школах учат.
– Нет, я про другое. Про то, что сейчас якобы нашли настоящее «Слово». Подлинный, так сказать, текст.
– Да, вчера по ящику об этом говорили что-то. Но, если честно, я не в курсах.
– Ладно, расскажу поподробнее. Один ученый… или якобы ученый, кто его знает?.. Он еще с фашистами русскими постоянно якшается… Нашел – или, опять же, якобы нашел…
– Простите, а поточнее нельзя ли?
– Нет, Глеб, нельзя, – отчеканил генерал. – Нету у нас пока ясности по этому вопросу. Потому тебя и побеспокоили.
– Ладно, давайте дальше.
– Так вот. Рукопись этого «Слова», которая… каким-то там веком датируется, выставили на аукционные торги. И вроде бы должны продать в конце этого месяца. В глаза ее пока никто не видел, только издалека. Но однако…
– Хорошо, а я здесь при чем? – не понял Глеб.
– Сейчас, сейчас объясню, – казалось, еще немного и Потапчук рассердится. – Надо выяснить подробности этого дела. И как можно скорее.
– Что выяснить?
– Ну, например, откуда взялась эта рукопись. Фальшивка она или нет. И все такое.
– Мне с моей профессией только такие вещи и выяснять, – пожал плечами Сиверов.
– Да, дружище, именно тебе, – зло сказал генерал. – И если ты думаешь, что это хухры-мухры, фигня собачья, то знай: ты, дорогой мой, сильно ошибаешься.
Глеб еще раз недоуменно пожал плечами и кисло улыбнулся.
– Да не в этом дело, – покачал головой Сиверов. – Просто… Толку от меня будет как с козла молока. Обратились бы лучше к ученым.
– Обращались уже, братец, обращались. Они ничего путного пока не могут сказать. Конечно, судя по тем кусочкам текста, которые уже опубликованы, все похоже больше на обычную фальшивку, чем на правду, но… Пока никто не видел оригинала, пока не прошли и экспертизы всяческие, то…
– Значит, подождать надо. И надеяться, что когда-нибудь он все-таки достанется ученым.
– Ах ты, умный какой! – взорвался Потапчук. – Подождать надо! Аукцион уже не за горами. А ты знаешь, что творится, а? Тут всю страну из-за этого «Слова» трясет, а ты говоришь «подожда-ать». Фашисты из щелей повылазили, кричат, что надо церкви православные закрывать. В любой бульварной газете теперь такое пишут, что «Майн кампф» детской сказкой покажется. Уже и Би-Би-Си про нас трындит, и Эс-Эн-Си, и откуси…
– И что с того?
– А то, что еще до этого аукциона мы должны располагать всей информацией, ясно, да? Иначе не сносить нам с тобой головы. Это мне вчера очень четко дали понять.
– Ну а я что конкретно могу сделать?
– Тебе, дорогой ты мой, надо бы найти ответы всего на несколько вопросов. Вернее, даже на два: кто и зачем? Ясно?
– Ну, это можно и сейчас уже сказать, – произнес Глеб после недолгого раздумья. – Все очень похоже на спектакль.
– Ух, ну ты прямо поэт! – покачал головой Потапчук.
– Федор Филиппович, вам самому разве не кажется, что вся эта история придумана для саморекламы? Аукционисту нужна слава для его заведения. Шумиха в прессе, и все такое…
– Кажется, – согласился генерал. – Но когда кажется… знаешь, что в народе говорят?
– А почему об этом не пишут в газетах?
– Потому что народ не поверит. Народу можно представить тысячу разумных аргументов, а он все равно купится на откровенное шило. Се ля ви, как говорят французы.
– Похоже, в нашей истории замешаны кое-какие серьезные силы, – продолжил Потапчук после паузы. – Не думаю, что весь этот, как ты говоришь, спектакль затеял сам аукционист. Мы проверяли его: сошка мелкая.
– Какие силы?
– Ну, например, один бывший олигарх, а теперь политэмигрант.
– Но он же еврей, кажется, – удивился Глеб. – Причем здесь фашисты?
– Этот парень любит работать на нескольких фронтах сразу, – загадочно произнес генерал. – И не кладет яйца в одну корзину. А лучший путь для дестабилизации общества еще поискать надо.
Сиверов призадумался.
– Впрочем, пока это только предположения, – Потапчук сменил тон. – Может, вовсе оно и не так. Фактов у нас сегодня не хватает даже на то, чтобы выработать рабочую версию. Ну а поскольку в этом деле могут появиться… некоторые затруднения, я решил подключить тебя.
– Какие затруднения?
– Ну мало ли… Мы ведь не знаем, кто затеял эту игру.
– Хорошо, – нахмурился Глеб. – Ну а… Какие-нибудь игроки вообще известны?
– Да. Кое-какие, – Федор Филиппович резко выпрямился в своем кресле. – Смотри.
Он вытянул вперед указательный палец.
– Во-первых, некто Владимир Турбин. Бывший ученый, бывший спекулянт антиквариатом – еще в советские времена. Долго сидел, после возвращения лет на десять вообще исчез из поля зрения. Теперь вот объявился в новом амплуа – как директор аукционного дома. Авантюрист еще тот, одним словом.
– Хорошо, а… вы говорили о каком-то ученом.
– Да, есть такой персонаж. Александр Кондратьев. От слова «кондрашка». Бедовый, я бы сказал, человек. В советские времена был ученым, в университете преподавал, в академии работал. Защитил докторскую диссертацию по теме «Развитие физкультуры и спорта в СССР в годы первых пятилеток». Потом перестройка пришла.
