— Передай мне девушку. Сам — вниз!
— Понял, начальник. Бегу за машиной. Подгоню легковую, помягче...
Сержант, освещая путь фонарем, поскакал вниз через три ступени.
Девушка, в которую они стреляли, казалось, не имела веса.
Она никогда, пока шли розыски брата, не говорила пустых слов. Всегда знала, что говорила. Она достойная девушка. Бандит манипулировал ею. Полковник манипулировал им, лейтенантом Рикки Пхромчана. Майкл Цзо манипулировал полковником и бандитом... Грязная политика. Сплошная грязная политика. Самая грязная, что ни на есть. Грязнейшая... Самому надо разобраться. С самого начала и до конца самому. Ему, лейтенанту Рикки Пхромчана, по приказу стрелявшему в безвинного. Каждая из трехсот ступеней лестницы отзывалась теперь в нем ритмом двух слов — грязная политика, грязная политика, грязная политика, грязная политика...
В машине Типпарат, когда Рикки осторожно положил ее на сиденье, открыла глаза.
— Тот человек не виноват. Его обманули, заставили... Чтобы он спас товарищей... Его все время все обманывают. Прошу вас, прекратите погоню, дайте ему немного свободы. Говорю: он не виноват...
— Госпожа Типпарат, это решаю не я... Он умрет. Он знает, что его убьют. Полиция убьет. И послал вас под пулю, под пулю, предназначенную ему.
— Я переоделась по доброй воле. Сама предложила. Он не знает, что полиции приказано убить его. Он считает вас ни при чем. Он считает, что вы случайно встали на его след. Он считает, что его смерти ждет этот политикан, гангстер Майкл Цзо. Он считает, полиция, взявшая его след, куплена Цзо. Майкл Цзо — настоящий убийца Пратит Тука и его жены. Ограбление ювелира — подлог, оговор... Дайте Палавеку шанс на равных с Цзо...
— Палавеку? Бандита... э-э-э... парня так зовут? Свести счеты?
— Встреча через полтора часа.
— Куда он побежал? Куда он побежал?
— Защитите его, господин Пхромчана...
— Один он ничего не сможет. Его убьют. Уж там-то наверняка. В логове Цзо ни у кого нет шансов играть на равных. А у этого... как его... Палавека еще есть шанс оказаться перед судом. Он не знает, на кого поднимает руку. Это — верная гибель...
— Вы защитите его, господин Пхромчана?
— Обещаю действовать по закону. Только по закону.
— Это — сложно, по закону... Для него нужен какой-то другой закон...
— Куда он побежал? Говорите! Ради него же...
— «Джимкхан-клуб», в восемь... Я сама же и выманивала для него Цзо в это место...
Теперь он ждал, когда появится Чудоч Уттамо. Они прекратят позорную игру. Однажды надо сделать это. Взять и прекратить.
Скрежеща шинами на гравии, взмахивая лучами фар на колдобинах, подлетел полицейский пикап. В кабине горбилась спина сержанта. В кузове лежали матрацы. Лейтенант Рикки Пхромчана бережно опустил на них девушку. Полицейский санитар что-то делал с ее ногой. Чудоч ждал, когда он завершит работу.
— В госпиталь теперь быстро, — сказал Рикки Пхромчана водителю. — В военный. Срочно... Не оформлять на бумагах ранение. Скажем — несчастный случай... Запомнил, сынок?
— У вас есть претензии к властям? — услышал он, как по-английски спросил иностранца старший группы слежения. Журналиста пошатывало. Дружок в очках поддерживал.
— Ничего, кроме благодарности за спасение...
Неискренне звучало. Фаранг перешел на язык, понятный
только очкастому.
— Ну, Ват, дорогой, спасибо, что встретил, — сказал Бэзил. — Приключения записаны на пленку. Если техника не подвела, найдется работенка...
— Работа не Алитет, в горы не уйдет, — ответил выпускник филологического факультета Киевского университета.
«Теперь пойдут звонить про порядки в этой стране, — неприязненно подумал Рикки Пхромчана, прислушиваясь к звукам непонятной речи. — Очкастую обезьяну давно бы следовало засадить за связи с русскими иностранцами. Всех, кто связан со всеми иностранцами, следовало бы засадить».
Он легким прыжком преодолел борт пикапа. Подложил руку под матрац там, где покоилась голова девушки с разметавшимися волосами. Водитель взял с места так осторожно, как мог.
Три угольника и полоска на петлицах обозначали звание штабного сержанта. Широкие штаны с отвисшими на ляжках карманами, будто набитыми рулонами туалетной бумаги, стягивал брезентовый пояс. Штык-кинжал, фляжка, сумка со складной лопаткой и кобура с «кольтом-45» оттягивали его вниз. Темные очки защищали глаза от потрескивавшего и гудевшего прожектора. Вокруг роилась мошкара. Тучу гнуса бросками рассекали летучие мыши. Поодаль угадывались в темноте полуобрушившиеся стены цитадели.
Палавек выжидал, полулежа за кустами дикого ореха.
Штабной сержант рассуждал перед строем прожектористов о проблемах стратегического порядка. Полусонные осветители узнали, что самым большим недостатком обороняющегося войска является невозможность достаточно гибко и оперативно реагировать на действия противника. Если наступающий враг, например, сосредоточит силы на узком отрезке фронта для прорыва, то обороняющийся лишен возможности также быстро сконцентрировать собственные растянутые по фронту силы для отпора. Поэтому основу обороны составляют подвижные резервы, в которые следует выделять до двух третей мощи обороны. Такая оборона допускает вклинивание противника с последующим разгромом его сильной контратакой с применением огня и маневра.
Но считается, авторитетно разглагольствовал сержант, что создание крупных резервов ослабляет передовую полосу и заранее обеспечивает противнику превосходство. И тогда- то они, вспомогательные части, призваны сорвать это превосходство. Коварный же противник — увы! — может и такое предусмотреть. Он попытается использовать «желтый элемент», чтобы всех в резерве отравить.
— Есть вопросы?
— Скажите, штабной сержант Креанг, — донеслось из строя. — Каким образом обрывает жизнь человека этот «желтый элемент»?
Из цитадели донесся дробный звон курантов, отбивших половину восьмого.
— Существует два способа умереть, — сказал Креанг важно. — Либо человек или животное перестает дышать, либо их сердца перестают перекачивать кровь. Все остальное сводится практически к применению этих двух основных способов. «Желтый элемент» обеспечивает эффектное воздействие и тем, и другим... А теперь — разойдись!
В ожидании маневров «Следующая тревога — боевая», назначенных на двадцать ноль-ноль, говорун мотался по тропинке вдоль кустов, поглядывая на часы. Броском с земли и ударом ноги, который назывался в батальоне «желтых тигров» стальным замахом, Палавек оглушил парня, когда тот поравнялся с засадой. Осторожно оттащил в глубь парка, взвалил на плечо и перебежкой, исхлестав голые ноги жесткой травой, дотащил до каких-то гаражей под навесами.
К удаче, штабной сержант оказался одного роста с Пала- веком. Добротная гимнастерка и просторные штаны наконец-то дали возможность согреться после часового пребывания в одних трусах.
Штабной сержант шевельнулся, осоловело посмотрел, сел.
— Тихо, — прошипел Палавек. — Одно слово, и я на практике научу тебя одному из способов умереть.
Он спеленал говоруна нейлоновым буксирным тросом, найденным в багажнике «форда-триумфа», стоявшего ближе всех в ряду машин. Сделал кляп из махровой салфетки, нашаренной в перчаточном ящике, заткнул парню рот и перевалил его в багажник.
В ночном небе над ними прошли самолеты.
Поднимая руку к крышке багажника, Палавек перехватил испуганный взгляд штабного сержанта. Сказал:
— Сейчас сбросят смертоносные контейнеры с «желтым элементом». Так что простудиться не успеешь...
Саднило голень, расшибленную, когда он катился вниз с Дой Сутхеп сквозь колючий кустарник. Правая кисть распухла. Левое предплечье кровоточило. Агент из оцепления, стреляя наугад, задел...
Если бы он знал, что у них приказ стрелять на поражение, сразу, он никогда бы не позволил Типпарат выйти из мондопа в его одежде. Удача, удача всей жизни, что в нее не попали. Сумеет ли убедить полицию, что ее заставили переодеться и под дулом парабеллума погнали из мондопа? Теперь он не имел права на ошибку, даже на малейшую, и провалить дело, за успех которого Типпарат Типпи, шла на смертельный риск. Если выживет, если он выживет...
