Стоя на узких, слизистых от росы и тумана ступенях каменной лестницы, ссутулившись над пиалами, Рикки и Чудоч хлебали лапшевник, принесенный посыльным из ресторанчика у подножия горы.
Расселины затягивала темнота. Над ними курился туман, заволакивая лестницу и агентов оцепления. Кто-то из репортеров блеснул там вспышкой.
Появился старший группы слежения. Сглотнул слюну, унюхав аромат специй. Его люди сидели в засаде с полудня напротив мондопа. Без них, один, он есть отказался.
Рикки и Чудоч переглянулись. Сержант протянул старшему пачку сигарет.
— Спасибо, — сказал тот. Зажигалка у него оказалась самая дешевая, закопченная у фитиля и жирная от просачивающегося бензина.
Поднялся полицейский из нижнего оцепления. Он держал за локоть тщедушного человечка в очках.
— Господин лейтенант, тип утверждает, что кое-что знает по делу.
— Имя? — спросил Рикки зло. Он и в армии злился перед боем. Потому что, в сущности, ничего глупее вооруженной драки на свете нет.
— Журналист из Бангкока. Ват Ченгпрадит... Мне известен иностранный заложник. Русский журналист. Зовут Бэзил Шемякин. Мой друг. Потому прошу, господин начальник, сказать мне, что там происходит. Русский живой?
— Друг, значит, — сказал Рикки.
— Ваш политический друг, вы хотите сказать? — спросил старший группы слежения.
— Наше традиционное гостеприимство...
— Вышвырните его отсюда, — сказал Рикки полицейскому, не глядя на очкастого. — И никого больше не таскайте из-за оцепления. Когда понадобятся, позовем...
Радио, висевшее на груди старшего группы слежения, зазуммерило.
— Слушаю, комиссар, — сказал он.
— Где лейтенант из центра?
Можно было подумать, что голос раздается из тумана, поднимавшегося выше и загустевавшего почти у ног.
— Здесь, слушаю, — ответил Рикки, отводя пиалу в сторону и наклоняясь к микрофону.
Теперь с ним разговаривал пар над супом.
— Обстановка? Ждете сумерек?
— Нормально. Скоро начнем. Минут через семь.
— Ладно. Я побуду в конторе. Удачи...
Чудоч проглотил свою порцию. Рикки не торопился. Поставил пустую пиалу на ступеньку, вложил в нее, звякнув, ложку. Вытащил из кобуры солдатский «коль-45» и запихнул за брючный ремень.
— Тебе приходилось убивать преступников, Чудоч? — спросил Рикки. Он готовил порцию бетеля.
— Вам известно, начальник. Стрелять, захватывать... Убивать — нет.
— Попробуешь теперь?
— Это — приказ?
— Нет, Чудоч... Не приведи Будда получать такие приказы.
Они поднялись на подворье монастыря. Начали движение к мондопу, очертания которого угадывались в фиолетовых сумерках. Небо мерцало первыми звездами.
В черном прямоугольнике двери мондопа чуть светлела бесформенная масса фаранга-заложника. И сразу оба заметили силуэт человека, сторожко перешагнувшего через бедолагу. Заминка и прыжок вперед, к ограде ступы, снова заминка, легкое движение вперед...
Рикки Пхромчана, осев до пяток, нанизал человека на ту невидимую, но почти физически ощутимую прямую, которая соединяет капсюль патрона, ствол кольта и цель. Задержав дыхание, не затягивая его и не передерживая рук, проверил свое ощущение.
Лейтенант не попал потому, что преступник, запутавшись в брюках, которые, видно, обо что-то зацепил, споткнулся и упал одновременно с выстрелом. Чудоч, рассчитывая, что при неудаче начальника беглец рванется вперед, машинально сделал несколько выстрелов с упреждением.
Ясно, бандит не собирался сдаваться.
Привстав, опираясь руками о землю, он, однако, оставался без движения.
Рикки понял, что не попадет, еще спуская курок. Стараясь опередить агентов, вырвавшихся из-за ограды ступы, бросился вперед. Прикончить, прикончить до того, как возьмут живым!
Усердный Чудоч броском, обогнав всех, с налета обрушился корпусом, сокрушил преступника о каменные плиты двора. Крупнокалиберное ружье сержанта, вертясь, скользило и ударилось об основание ограды, отрикошетило, ткнулось в ноги агента из группы слежения. Агент, запутавшись ногами в неожиданном препятствии, рухнул лицом вперед. И тут же включил мощный фонарь. Преступник лежал лицом вниз. Чудоч с хрустом зажимал наручники на тонких запястьях, с силой выдернутых поверх спины.
Теперь светили несколько фонарей. Светил своим и лейтенант Пхромчана. На лицо женщины. Мужская гуаябера разодрана на бедре и груди. Правая нога в слишком просторных брюках неестественно подвернута дважды.
Сержант Чудоч, задыхаясь, хватал широко открытым ртом воздух. Один из агентов, нервно посмеиваясь, беспричинно, как случается, едва минет риск, поднял ружье и сунул ему в руку. Никто, кроме лейтенанта и сержанта, не знал, в кого они старались попасть.
— Баба, — сказал старший группы слежения.
— Отвлекала...
— Всем к мондопу! — крикнул зло Рикки.
— Птичка упорхнула, лейтенант, — сказал старший группы, когда они остались одни. — Не стоит и проверять...
Что-то произошло непредвиденное с этим мандарином от криминалистики из центра, он чувствовал. Будучи старой лисицей, решил: свое дело сделал, в чужое не суюсь. Он выдернул шнур питания радиопередатчика, висевшего на груди. Будем считать, что контакт нарушился в суматохе, случайно. Когда его попросит этот лейтенант, он восстановит связь с комиссаром.
Рикки Пхромчана опустился на колени. Перевернул на спину Типпарат. Он не мог проверить пульс. Скованные руки оказались теперь за спиной. Он приложился губами к сонной артерии на шее.
Старший группы слежения отвел взгляд на силуэт ступы и звездной небо.
— Пойду посмотрю, что там, в мондопе, — сказал он.
Ботинки застучали по плитам.
Иностранец, кажется, пребывал в обмороке. Незадачливый шпион. Ставший заложником. Да и шпион ли?
Размышления не входили в компетенцию старшего группы слежения. Его дело — беспристрастный отчет о бедняге. Доклад об ушедшем бандите — лейтенанта. Не хотел бы он теперь оказаться на его месте.
Снизу, из расселины, донеслись три выстрела, приглушенные туманом. Наверняка стреляли от страха или для очистки совести. Кому в оцеплении захочется, чтобы матерый рецидивист выскочил на него? А может?
«Может» никогда или почти никогда не оправдывалось на такого рода охоте.
— Господин Пхромчана, — сказала Типпарат, открыв глаза, вы преследуете не того человека, вы преследуете жертву преступления...
— О чем вы говорите, госпожа Типпарат? Как вы здесь оказались? Вы — заложница или соучастница? Этот бандит погнал вас под пули?
— Господин Пхромчана, говорю: вы преследуете не преступника, а жертву преступления... Я...
— Вы оправдываете бандита. Он убил двух человек. Ограбил магазин. Втянул вас в грязное дело. Подставил подло под наши выстрелы. Вы знаете, что я и Чудоч стреляли в вас? Почему вы в этой одежде? Как вы себя чувствуете? У вас страшный перелом...
— О Будда, — сказал, присаживаясь на корточки рядом, Чудоч. Он стонал. — О Будда! О горе!
Бережно приподнял девушку, снял наручники. Сноровисто наложил планки на сломанную ногу. Взял на руки хрупкое тело. Типпарат потеряла сознание.
Сержант шагнул в сторону лестницы.
— Господин лейтенант, — сказал он, — во имя нашей дружбы! Никаких журналистов... Никаких фотографий... Понимаете? Бандит умрет, самое позднее, утром. Мертвее мертвого умрет. Он погубил ее... Может, мы еще поможем ей...
В темноте он не стеснялся плакать.
Только теперь Рикки вспомнил про бетель за щекой. Выплюнул, хотя плеваться в монастыре и не полагалось бы.
— Передай мне девушку. Сам — вниз!
— Понял, начальник. Бегу за машиной. Подгоню легковую, помягче...
Сержант, освещая путь фонарем, поскакал вниз через три ступени.
