случай требовал доказательств, а с этим существовали резонные сложности.
Свое расследование сотрудники контрразведки Смерш не афишировали. Списки людей, подозреваемых в шпионаже, легли на стол Градову к вечеру следующего дня. Он тоскливо перебирал замусоленные бумажки, запоминал фамилии и все, что удалось добыть на этих персонажей.
В штабе корпуса трудились несколько сот человек. Подразделения были расквартированы в округах Митте, Фридрихсхайн и Лихтенберг, сам штаб – в шаге от Александерплац. Его службы размещались в здании гимназии и окрестных строениях, не особенно пострадавших от обстрелов. Подозревались все офицеры строевой части, разведывательного, политического оперативного и инженерного отделов, финансовой, почтовой и дорожной службы, артиллеристы, связисты. К штату корпуса были причислены мотоинженерный батальон, зенитный дивизион, минно-саперный батальон. Теоретически люди из этих частей могли получить доступ к секретным данным. Одни с большей вероятностью, другие – с меньшей.
Руководство служб предоставляло сведения, не испытывая при этом большого восторга. Но с контрразведкой никто не спорил, данные поступали в срок. Майору хотелось надеяться на то, что они были правдивыми.
Его офицерам не всегда удавалось проверить их. Людей не хватало, но привлекать дополнительные силы Градов не хотел. Это могло навредить делу. Имелась опасность, что поползут слушки. Да и работа с начальниками служб представлялась ему бесполезной. Лазутчику ничто не мешало занимать руководящую должность.
Представители командного состава слегка бледнели, когда им приходилось подмахивать подписки о неразглашении. Они божились, что будут немы как рыбы.
Подозревать ли своих, из контрразведки? Этот вопрос не давал Градову покоя. В каком-то смысле это был нонсенс. Подобные случаи можно было пересчитать по пальцам, они считались вопиющими.
Вербовать сотрудников Смерш немцы пытались еще в ходе войны, но ничего у них не выходило. Сейчас же ситуация изменилась, гитлеровская Германия приказала долго жить. Вчерашние союзники становились противниками. Это несколько другое, хотя, по сути, все равно предательство.
Что творилось в головах у людей, выигравших войну? Они увидели Европу, поняли, как здесь живут люди. Эти знания были несколько отличны от того, что десятилетиями внушала гражданам СССР советская пропаганда.
Начальник шифровального отдела подполковник Стариков лишних вопросов не задавал. Седины у него появились не сами по себе. Он как-то подтянулся, побледнел, но выложил списки личного состава и рассказал о каждом.
– Что-то случилось, товарищ майор?
– Все в порядке, Виктор Андреевич, – ответил Влад и обезоруживающе улыбнулся. – Агенты и шпионы кончились, занимаемся статистикой и отслеживанием перемещений военнослужащих согласно приказу армейского управления контрразведки. Отмечены случаи бегства к янки советских офицеров из района Трептов. Случай не системный, да и американцы, чтобы с нами не ссориться, выдали их обратно. Но все же командование отдало приказ усилить контроль за командным составом и предоставить сведения о том, где бывает народ в свободное время.
– Ладно, если так. – Подполковник Стариков облегченно выдохнул.
Инцидент с перебежчиками действительно имел место. Случай был расследован. Один из бегунков проходил службу в политотделе дивизии, воспитывал солдат в духе верности идеалам марксизма-ленинизма и неприязни ко всему западному. Участь его была предрешена в тот же час, когда союзники любезно вернули предателя представителям Красной армии. Он не представлял интереса и был расстрелян через день. Всем остальным беднягам светило долгое отбытие наказания в колымских лагерях.
– Владислав Сергеевич, вы в своем уме? – Ольга Ефимовна Догужинская слегка растерялась, когда он обратился к ней с аналогичной просьбой.
В красивых глазах с длинными ресницами блеснуло беспокойство, впрочем, вполне объяснимое.
– Что происходит, товарищ майор? – Она нахмурилась, напустила на себя строгий вид. – Вы подозреваете своих? Не надо мне тут кивать на какие-то приказы свыше и тому подобное. Может, и меня начнете подозревать?
– Что вы, Ольга Ефимовна, это излишне, – сказал Градов. – Хотя бы по той причине, что вы женщина. – Он немного смутился и не стал развивать тему.
– Вы весьма загадочны. – Заместитель начальника отдела передернула плечами. – Я понимаю, вам нужно себя показать за неимением настоящих шпионов и диверсантов.
– Ольга Ефимовна, давайте не будем толочь воду в ступе. – Майор контрразведки отличался ангельским терпением. – Мы ни в чем не обвиняем ни вас, ни вашу службу. Просто предоставьте все нужные сведения, не задавайте вопросов и постарайтесь не болтать. Уверяю вас, это не повод с текущего дня обращаться друг к другу на «вы» в приватной обстановке.
Ольга Ефимовна фыркнула и задрала нос.
Эта женщина была на фронте с сорок третьего года, служила в радиоотделе стрелковой дивизии. Потом ее перевели в контрразведку. Она имела правительственные награды и безусловные заслуги перед Родиной. Чего только стоила радиоигра в июле сорок четвертого с непосредственным участием Ольги Ефимовны. Тогда в советский тыл был заманен и показательно уничтожен батальон элитных германских парашютистов. Через месяц именно ее работа с захваченным диверсантом привела к уничтожению школы абвера, расположенной на польско-советской границе и штамповавшей кадры для заброски в наш тыл.
Чувства этих людей были понятны и объяснимы.
Майор Гаусс тоже не мог взять в толк, что хочет коллега.
– Наши люди всегда на своих местах, Владислав Сергеевич. Они практически не отлучаются из охраняемой зоны. Выход только по пропускам и по служебной надобности. Да, не отрицаю, в выходные бываем в городе, пару раз пробовали пиво в заведении на Унгерштрассе. Вроде бы заслужили, нет?
– Яков Семенович, это обычная рутина, – сказал Градов. – Нам приказывают, мы выполняем. Можете указать точный адрес заведения, отметить, по каким дням и в какое время ваши сотрудники его посещают? Нас не волнует, сколько пива вы выпиваете и с какими женщинами знакомитесь, если это не выходит за пределы разумного.
Физиономия майора, и без того круглая, надулась, как воздушный шар. У него вспотели очки, он стащил их и начал судорожно протирать платком.
Подтянутый капитан Метлицкий, коллега Гаусса, усмехнулся и сказал:
– Не по адресу, Владислав Сергеевич. Яков Семенович с женщинами не знакомится и горячительные напитки не употребляет. У него большая дружная семья во Владимире. Он ждет не дождется, когда же воссоединится с ней.
– Да, это так, – согласился Гаусс с этими словами. – Нам нечего скрывать, Владислав Сергеевич. Отдел продолжает работать в обычном режиме, выполнять приказы начальства. Какие люди вас конкретно интересуют? К сожалению, мы не можем рассказать про каждого, не следим, знаете ли, за боевыми офицерами и дневник наблюдений не ведем.
– На КПП отмечают всех людей, покидающих пределы части, – сказал Метлицкий. – Поинтересуйтесь, товарищ майор, они вам предъявят свои талмуды. Впрочем, не поручусь, что эта работа ведется регулярно и безукоризненно.
– Все же для начала я побеседую с вами. Не возражаете? Кстати, вы уже допросили штурмбаннфюрера Нойманна?
– Кстати, да, – ответил Гаусс. – Дружище Нойманн был
