меня к себе даже на километр не подпустит, даже если я ползти буду…
— Не подпустит, — согласился Мун Джин. — Так что я постараюсь встретиться с Кан Ён Соком.
— С этим отбросом⁈ Зачем⁈
— Хян Ми! Не начинай! Ты слышала, как он рявкнул на охрану⁈ Простые люди не умеют так говорить, уж поверь мне! Ты вообще знаешь, кем он был на севере⁈ Не с его слов, а на самом деле? Вот и я не знаю! И знаешь что? Даже знать не хочу!
Женщина удивленно уставилась на Мун Джина. Его слова буквально открыли ей глаза. И в самом деле, а кто он такой? Она была так сконцентрирована на том, что северянин посмел ее шантажировать и использовалась, что даже как-то не думала о том, откуда взялся инвестор, откуда взялись деньги. Нет, она что-то подозревала, но бурлящий внутри гнев застилал ей глаза и не позволял посмотреть на ситуацию со стороны. Она была сконцентрирована исключительно на унижении, которому подверглась. Но кто он такой? И откуда такие связи, если он на самом деле беглец из Ибука?
— И что ты ему скажешь? — тихо спросила Юн Хян Ми.
— Не знаю, что-нибудь придумаю, — сморщился Мун Джин, нажимая на кнопку запуска двигателя и выкручивая руль влево. — Придется что-нибудь придумать.
* * *
Почти полчаса у Пак Сумин ушло на то, чтобы успокоиться. Когда девушка стала хоть немного ровнее дышать, я помог ей подняться и сесть на диван. В итоге, когда ее дыхание нормализовалось, Пак Сумин наконец-то отпустила мои плечи и одежду, и чуть настойчиво, но все же оттолкнула.
Я ничего не говорил, да и слова тут были лишними. Просто вышел в коридор и нашел в подсобке совок и веник, убрал осколки стекла с пола. Нельзя звать горничных, нужно все делать самому. Перекинулся парой слов с охраной, убедился, что Юн Хян Ми и Мун Джина выпроводили и эти двое уехали. Потом вернулся в квартиру, взял в холодильнике пару банок пива и, вставив одну в руки Пак Сумин, рухнул рядом и щелкнул ключом. Сделал пару больших глотков, даже не чувствуя вкуса.
Говорят, алкоголь не лечит от стресса, но я точно знал, что этанол угнетает работу центральной нервной системы. Потом это может аукнуться, но сейчас лучшего решения у меня не было. Какие-либо сильные рецептурные препараты Пак Сумин не принимала, справедливо опасаясь огласки ее состояния, если эта информация попадет к Пак Бо Гому или его сыновьям. Так что из успокоительного у нас было только пиво.
Годзилла машинально щелкнула ключом на банке и, повторяя за мной, сделала два глотка.
— Что-нибудь скажешь? — спросила Пак Сумин.
— Скажу, что твоя онни еще та стерва, — ответил я, налегая на пиво.
— Что-то пошло не так, — ответила девушка, глядя на свое запястье, за которое ее схватил Мун Джин. На коже останется несколько продолговатых синяков. — Я не понимаю…
— И не должна понимать, — перебил я годзиллу. — Ты все сделала правильно. Юн Хян Ми не имела права так себя вести и поступила ужасно.
Тут не может быть оттенков. Я должен быть целиком и полностью на ее стороне, иначе она от меня закроется.
Было видно, как в душе Пак Сумин идет внутренняя борьба. Сейчас она схлестнулась с человеком, которого долгие годы называла своим единственным другом. И это была не просто мелкая ссора или ругань, это была даже не ситуация, в которой Пак Сумин сильно злилась на тупость Юн Хян Ми, как в случае с историей в Пусане. Тут все было совершенно иначе. Жестко, неистово. С разрушительными последствиями, которые никак не откатить, не переиграть, как нельзя обратно прокрутить говяжий фарш, чтобы получить корову. Так могут поступать в порыве гнева только женщины.
Я почувствовал, как Пак Сумин заваливается на бок, и поднял руку, позволяя девушке прижаться к моей груди и ребрам, сам же приобнимая ее за плечо.
— Никогда бы не подумала, что все будет вот так, — пробормотала Пак Сумин, неловко отпивая из своей банки.
— Не думай о том, что произошло. Нельзя прокручивать эти ощущения и воспоминания, — сказал я, повторяя слова самой Пак Сумин. Это была техника, которой обучал ее психотерапевт. Самое важное в борьбе с посттравматическим синдромом, это вырваться из цикла, вырваться и самовоспроизводимой травмы.
— Я сказала, что отправлю их всех в камеру, если тебя посадят, — пробормотала годзилла. — Я загнала их в угол, и Юн Хян Ми тебя возненавидела. Ведь как я могу ставить тебя выше ее, дочери сурового Юн Донджина, человека, который стоит за спиной моего деда…
Я ничего не ответил, мне нечего было сказать. В отличие от Пак Сумин, я понимал истинные причины ненависти Юн Хян Ми к моей персоне. Это не чеболька загнала госпожу директора в угол, а я, своими собственными руками. Я посчитал, что Юн Хян Ми будет достаточно крепким инструментом, что сможет вытянуть груз, которым я буквально придавил ей грудь и тем самым перекрыл кислород. Я ожидал, что онни Пак Сумин будет такой же крепкой, как моя нанимательница, даже, может быть, крепче. Такой она казалась со стороны.
Давно я так сильно не ошибался в людях. В высокомерной и такой рассудительной госпоже Юн Хян Ми не было и половины той стали, которая присутствовала в характере Пак Сумин. Она была больше похожа на полую стальную трубу с очень тонкой стенкой. Со стороны может показаться, что это монолитный кусок металла, но ударь достаточно сильно, и пробьешь сквозную зияющую дыру. Пак Сумин в этом плане была именно что литым железным прутом. Она гнулась, но пока не ломалась. И вряд ли когда-нибудь сломается.
К моему удивлению, буквально через несколько минут Пак Сумин ровно засопела. Я аккуратно перехватил початую банку пива из ослабевших пальцев девушки, а сам так и продолжил без движения сидеть на диване. Стресс и пара глотков пива просто ее вырубили, так что ничего удивительного. Сейчас ей нужно просто плечо, за которое она может ухватиться, и хотя бы призрачное ощущение безопасности. Немного тепла,
