– Эй, что случилось? – донесся до меня голос Бэла.
Я промолчал. Это казалось чудом, что трещина не увеличивалась в размерах и кусок льда размером с платяной шкаф, который она отсекла, оставался неподвижен.
– Помаленьку, Стас, помаленьку! – тихо умолял Гельмут. Он стал постепенно протравливать веревку, позволяя мне сантиметр за сантиметром опускаться вниз.
Я поравнялся с ним, накинул веревку на карабин и только потом облегченно вздохнул. Гельмут подмигнул мне и потрепал рукав моего пуховика.
– Я не очень люблю падать, – признался он.
– Я тоже.
Поочередно страхуя друг друга, мы спустились на балкон, к подножию стены. Перила из веревки были навешаны. Я принялся закреплять на них жюмар – приспособление, которое скользит по веревке только вверх.
– Выдержит? – спросил Тенгиз, дергая за веревку, как за цепочку сливного бачка.
Без всякого желания напугать я пожал плечами.
– Стопроцентной гарантии дать не могу.
– Тогда лучше ты иди первым.
– Как прикажешь, – ответил я и взялся за жюмар. – Но в этом случае страховать тебя будет старый Гельмут или Глушков.
– Ну тя на фиг! – Тенгиз схватил меня за капюшон. – Давай страхуй! И, не дай бог, сорвусь – зашибу всех к чертовой матери!
Он оттолкнул меня в сторону. Я взялся за страховочный репшнур. Мэд, глядя на то, как Тенгиз неловко тюкает шипами в лед и не слишком уверенно поднимается вверх, подошла ко мне, подняла свободный конец репшнура и обвязала его вокруг талии.
– Правильно! – отозвался сверху Тенгиз. – Нет уз святее товарищества. Сам погибай, а меня выручай…
Я приналег на репшнур. Тенгиз с четвертой попытки ухватился рукой за проушину крюка и сильным ударом вбил зубья «кошки» в лед.
– Черт его возьми! – прошептала Мэд. Веревка все еще прижимала нас друг к другу. – Он чуть не разбился.
– Так что ты хотел сказать? – спросил я Глушкова, наблюдая за конвульсиями Тенгиза и протравливая веревку.
– Проблема в том, что… что я боюсь высоты, – ответил Глушков и стал покашливать.
– Да что же ты… – свирепея, начал я, но не нашел слов, которые бы выразили все мое негодование, и лишь непроизвольно дернул веревку на себя.
– Эй, спасатель! Полегче дергай, я не воздушный шарик! – попросил сверху Тенгиз и закинул ногу на карниз.
Я отдал веревку Мэд, крепко схватил Глушкова за плечо и отвел в сторону.
– Послушай же меня, парень! – зашептал я, почти вплотную прислонив свое лицо к облупленному глушковскому носу. – Ты мог в бочке, на канатке, ты мог еще в автобусе признаться, что боишься высоты, и тебя бы оставили в покое. Тебя, такого серого чмошника, вообще бы не заметили, если бы ты не выставил свою впалую грудь вперед! Какого черта ты напросился идти с нами? Ты, придурок, подумал о том, что теперь я должен обхаживать тебя одного, как младенца, вместо того, чтобы помогать всем остальным?
Глушков молчал, сопливо сопел, покашливал и ковырял нос. Бэл косился на нас, прислушивался к моему злобному шипению, но вряд ли догадался, какова была тема нашей краткой беседы.
– Теперь пошел вон, – закончил я, повернулся и пошел к Мэд.
– Отправляй девчонку! – приказал Бэл. – За ней – деда, недоразвитого, потом меня.
Мэд достигла уровня карниза, отстегнулась от страховочного репшнура, смотала его, как лассо, и скинула вниз. Тенгиз суетился около нее, пытаясь помочь, но девушка оттолкнула его руку и выбралась на ледник сама.
Гельмут поднимался медленно, но техника у него была неплохой, и я немного позавидовал неуемной жажде к жизни и вершинам.
– Вперед! – кивнул я Глушкову, когда немец благополучно выбрался на ледник.
Тот подошел ко мне на слабых ногах и сразу же ухватился обеими руками за веревку. Я чуть ли не силой оторвал от нее героя.
– За веревку будешь хвататься, когда надумаешь повеситься, – терпеливо пояснял я. – А сейчас одной рукой цепляешься за вот эти ступеньки, а во второй руке крепко сжимаешь айсбайль. И вгоняешь его в лед… Сильнее, с замаха… Вот, уже лучше. А жюмар шаг за шагом передвигаешь вверх.
Глушков сделал два шага по стене, остановился и, повернув голову, посмотрел вниз.
– Чего уставился? – вздохнул я. – Вниз, голубчик, смотреть не надо. Только вверх. Пошел!
Бэл, несмотря на свой немалый вес, поднимался достаточно уверенно. Ему не хватало ловкости и гибкости, но этот недостаток он компенсировал силой. Он легко подтягивался, ухватившись за древко вбитого в стену айсбайля, вставал на одной ноге, удерживаясь всего на паре зубьев, и на протяжении всего маршрута ни разу полностью не загрузил страховку.
Тенгиз не дал мне даже выбрать веревку и снять с рук петли ледовых молотков, подтолкнул в спину и повел вдоль узкой поперечной трещины к черному скальному бастиону.
– Это, спасатель, по твоей части, – сказал он неопределенно.
Рядом со скалами стояли Бэл и Гельмут и смотрели себе под ноги. На снегу полыхало яркое оранжевое пятно пуховика. Мне сразу стало ясно, что это.
– Сорвался со скалы, – сказал Бэл, кивая на то, что лежало у его ног.
Я сел на корточки, рассматривая замерзшее тело альпиниста, одетого в оранжевый комбинезон из скользкого каландрированного капрона, туго перетянутого страховочной обвязкой. Он лежал на боку, поджав к животу ноги, словно страдал от холода и пытался сберечь остатки тепла. Приоткрытый рот был набит снегом, под носом застыли две черные льдинки запекшейся крови. Похоже, что при падении он ударился о камни головой. Шапки на покойнике не было, и волосы, вмерзшие в лед, выгорели на безжалостном солнце почти до белизны.
Я тронул рукой страховочный карабин с привязанным к нему обрывком веревки, свинтил муфту и снял его. Веревку слегка прихватило морозом, но я без усилий оторвал ее от льда и намотал на руку. Конец веревки, явно обрезанный острым предметом, показал Гельмуту. Тот кивнул:
– Это не есть обрыв.
Снова присел у трупа. Комбинезон был расстегнут до пояса, и на бежевый свитер покойника, играя радугой, опускались снежные опилки.
Я поднял глаза и посмотрел на Тенгиза.
– Ты обыскивал?
Тенгиз выпучил глаза.
– Ты что на меня наезжаешь, конь бенвентийский! На кой хрен мне покойника обыскивать? Я поссать на него брезгую, а ты говоришь – обыскивал.
Я перевел взгляд на Бэла. Тот пожал плечами.
– Я не прикасался к нему… А чего, собственно, ты всполошился? Какая тебе разница, обыскивали его или нет?
– Для меня – большая. – Я просунул руку под пуховик мертвеца и нащупал нагрудные карманы. Так и есть! Пусто!
Если этот альпинист регистрировал свой маршрутный лист в нашей КСС, потом пропал без вести, а я своевременно не организовал поиск, то за такую халатность меня в два счета уволят с работы и дисквалифицируют.
– Ну ладно, – сказал я, застегивая «молнию» комбинезона. – Поиграли – и хватит. Это уже не смешно.
– Постой, – сказал Бэл. – С чего ты взял, что у него были с собой документы?
– Посмотри, как он упакован, – кивнул я на труп. – Это опытный альпинист. А ни один опытный альпинист не пойдет в горы без документов, без радиостанции или, на крайний случай, без радиомаяка. Ничего этого у него нет, но я подозреваю, что еще совсем недавно все это было.
– Не знаю, – пожал плечами Бэл и посмотрел на Гельмута: – Вы прикасались к трупу?
– Найн! – с возмущением ответил Гельмут. – Я и Илона стояли там! – махнул он рукой в сторону обрыва. – И смотрели на Стас!
– А Глушков подходил сюда? – спросил я Бэла.
Тот неуверенно кивнул.
– Все вроде подходили.
– Да! Клюшкофф ходил здесь! – подтвердил Гельмут.
– Эй, недотепа! – крикнул Тенгиз. – Бегом сюда!
Глушков подошел к нам, рассеянным взглядом посмотрел на труп, как человек, давно привыкший к смерти и мысленно похоронивший себя, и занялся своим носом.
– Ты шарил по его карманам? – спросил я.
– По его? – переспросил Глушков, опуская глаза. – По его не шарил.
– А по чьим тогда шарил? – задал я совершенно идиотский вопрос.
– Я? Ни по чьим.
– Чего ты волнуешься? – пожал плечами Бэл. – К чему весь этот шум?
– А к тому, что этот труп теперь будет висеть на моей шее!
– Странно, – усмехнулся Бэл. – Мне казалось, что ты больше обеспокоен своей судьбой заложника. А ты, оказывается, переживаешь из-за такого пустяка. Мы ведь тебя можем хлопнуть. Ты об этом не подумал?
– Могли бы – хлопнули бы давно, – огрызнулся я и пошел к рюкзакам, на которых с ужасным лицом сидела Мэд.
Все не так просто, не так просто, думал я. По альпинистскому кодексу чести обрезать веревку имеет право только тот, кто на ней висит – для того, чтобы спасти жизнь тем, кто страхует и уже не в силах веревку держать. А этого несчастного попросту сбросили – чик ножом по связке, и все. И даже не спустились к нему, не проверили, жив ли, не попытались эвакуировать вниз.
Тенгиз шел ко мне, глядя в карту.
– Куда дальше, Сусанин? – спросил он. – Заставишь лезть на эту скалу?
