– Работаем! – сказал им Филин и легко подтолкнул Регину лицом к окну. Она, как марионетка, уже не двигалась сама, не делала ни одного движения по своей воле. Руки ее висели вдоль тела, как длинные косы.
– Одной рукой держись здесь, – сказал он, взял ее слабую кисть и опустил ее на правый край поручня. – А другой – здесь.
Я таращил глаза, глядя на мужчину, на его ухоженное лицо, потемневшее от сильного солнца, на выразительные глаза с цепким взглядом, на крепкие руки, с чистыми, коротко постриженными ногтями, и все более отчетливо понимал, что он все делает не так. Он не говорил ничего особенного, его слова плыли в нормальной интонации, и сам он как будто не делал ничего страшного и выходящего из ряда вон, и все же меня начинало воротить от него, как от омерзительного и очень опасного чудовища.
Двое незнакомцев, которым Филин приказал работать, открыли первое купе и затащили туда ящик. Через минуту они принесли еще один. Они торопились, но были спокойны, словно выполняли привычную работу. Они ни разу не взглянули на нас, мы их вообще не интересовали. Если бы они не были вооружены, я принял бы их за «челноков», которые большую часть своего времени проводят в поездах среди сумок и коробок с товаром.
– Документы, пожалуйста, – повторил Филин.
Сержант и бородатый пошли по коридору, сдвигая все двери подряд и заглядывая в каждое купе. Они прошли мимо нас, не задев ни плечами, ни прикладами автоматов. В дверях купе, в котором спали негр и Леся, они задержались.
– Подъем! – сказал сержант.
Я думал, что первым выйдет из оцепенения Влад и, медленно раскручиваясь, как пластинка на старом граммофоне, начнет говорить недоброжелательные слова, плавно переходящие в откровенные ругательства, но ошибся.
– Сначала я бы хотела взглянуть на ваши документы, – неожиданно сказала Мила. – Если вы действительно майор Филин, то предъявите, пожалуйста, удостоверение личности.
Филин оставил распятую у окна Регину и повернулся к Миле. С его красивого лица вдруг исчезло все, что делало его живым, и оно стало напоминать протокольную фотографию на паспорт.
– Я вас очень прошу, – произнес он тем низким полушепотом, каким в мексиканских телесериалах мужчины признаются женщинам в любви, – делайте то, что я вам говорю. Надо, чтобы вы делали все быстро. Не заставляйте меня применять силу. Здесь все в моей власти.
Я не представлял себе тона, которым можно было бы произнести эти слова более убедительно. Филин не угрожал, не кричал и не давил на психику. Он очень интеллигентно и доступно, как талантливый учитель, объяснил, почему его надо слушаться. Не воспринять этот тон мог лишь совершенно глупый человек.
Из купе появилась заспанная Леся. Ничто так не искажает внешность человека, как его сонные глаза. Вполне симпатичная девушка сейчас напоминала дауна, которого потехи ради принарядили в джинсовый костюм и растрепали волосы на голове.
– Что такое? Кто это такие? – повторяла она, глядя то на подругу, то на вооруженных незнакомцев.
– Встаньте, пожалуйста, у этого окна, – попросил ее Филин и опустил руку на поручень.
Сержант и бородатый дошли до последнего купе, заглянули в тамбур и вернулись в коридор. Филин молча посмотрел на сержанта. Тот кивнул. Филин оставил на минуту Лесю, извлек из заднего кармана брюк портативную милицейскую радиостанцию, щелкнул тумблером, поднес ее к губам и сказал:
– Поехали! У диспетчерской притормаживаем.
Вагон тотчас дрогнул и стал медленно набирать скорость. Сержант с бородатым пошли по коридору в обратную сторону, опуская на окна светозащитные клеенчатые шторы. Я перехватил взгляд Влада. Он слегка прикрыл глаза и едва заметно кивнул, словно хотел сказать: пусть пока все идет своим чередом, делай, что говорят.
Собственно, ничего другого не оставалось. Никто из нас не понимал, что происходит, кто на самом деле эти люди и чего они хотят. Объяснений не предвиделось, вопросы задавать было нежелательно.
– Ну? – проявляя удивительное долготерпение, сказал Филин, взглянув на Милу.
– У меня нет паспорта, – ответила она, все более и более добавляя голосу жесткости, словно проверяя, где граница его интеллигентности, какой тон собеседник уже не выдержит. – Я его потеряла на вокзале.
– Это неправда, – все тем же завораживающим голосом произнес Филин. – Я должен осмотреть ваши вещи.
– Осматривайте! – легко согласилась Мила и протянула Филину свою сумочку. – Это все, что у меня есть.
Если она блефовала, то слишком смело. Проще простого было проверить ее сумочку и уличить во лжи. С другой стороны, у нормального мужчины, каким мне казался Филин, соблазн проявить благородство и не копаться в вещах женщины должен был превалировать над другими желаниями. В какой-то степени я оказался прав.
– Я хотел бы, чтобы вы сами показали мне ее содержимое, – сказал он, опуская откидной стульчик и наступая на его край ногой.
– Как прикажете, – безразличным тоном ответила Мила, расстегнула замок-«молнию» таким медленно-вызывающим движением, словно раздевалась, и перевернула сумочку над стульчиком. Оттуда высыпались клочок ваты, тюбик с кремом, пудреница, пинцет, упаковка марвелона, губная помада, ножницы, еще какая-то косметика…
– Это у вас откуда? – спросил Филин, кивая на разноцветные коробочки и футляры, похожие на горку конфет.
– Что – это?
Филин опустил руку и выбрал короткую металлическую трубку, изогнутую уголком. Я не сразу понял, что это накидной ключ проводницы.
Мила ответила не сразу. Она смотрела на ключ, лежащий на ладони Филина, словно на страницу малопонятного текста.
– Не знаю, – ответила Мила. – Я первый раз вижу это. Мне его подкинули.
Филин поднял голову и взглянул на сержанта:
– Принеси, пожалуйста, билеты.
И снова опустил взгляд на непроницаемые очки Милы. Сержант зашел в купе проводницы и вынес оттуда маленькую кожаную папку для билетов. Филин взял ее, раскрыл, провел пальцем по прорезям с номерами. Я следил за его пальцем через его плечо. Мила заняла третье купе, пятое или шестое место, но билета под этими номерами не было.
Филин слегка дернул головой, словно человек с энциклопедическим умом встретил неизвестное понятие в простейшем кроссворде. Он стал один за другим вынимать сложенные гармошкой билеты.
– Уваров, – прочитал он на билете Влада.
– Это я, – ответил Влад, делая вид, что внимательно изучает правила поведения пассажиров в вагоне.
– Вацура?
– Он за вашей спиной, – зачем-то за меня ответил Влад.
Филин обернулся, смерил меня взглядом и продолжил перекличку:
– Агеева!
– Я, – слабым голосом отозвалась Регина.
Филин аккуратно вставлял билеты на свои места.
– Ко-ми… – читал Филин по слогам. Наверное, у него было слабое зрение или же фамилия Леси оказалась слишком сложной. – Ко-ли… Коли-верда! Извините, я правильно прочитал?
– Правильно! – выдавила из себя Леся. Она стояла вполоборота к Филину, обхватив себя за плечи.
– И последний. – Филин развернул билет негра. – Бунимас!
Мы все молчали. Даже Влад отказался от комментариев.
– Бунимас! – повторил Филин, поднял лицо и встретился взглядом с сержантом. Я краем глаза заметил, как тот прожестикулировал рукой.
Филин не стал выяснять причину самовольной отлучки Бунимаса и сунул его билет на место. Сержант подтолкнул меня к свободному окну, и я оказался рядом с Лесей. Справа от меня встала Мила. Крайним, перед сержантом, встал Влад. Теперь мы стояли у зашторенных окон, как приговоренные к расстрелу арестанты.
– Запомните каждый свое место, – сказал Филин. – По моему приказу вы должны немедленно встать у окон в таком порядке, в каком стоите сейчас. А теперь каждый должен занять отдельное купе, включить в нем свет, опустить светозащитную штору и наполовину прикрыть дверь. От вас требуются только дисциплинированность и послушание, и большинству из вас я гарантирую жизнь… Агеева!
Филин кивком показал Регине на купе, в котором она должна была находиться. Ей досталось свое же место.
– Коливерда, в следующее!
Леся прошла в наше с Владом купе. Я занял пятое, до этого пустовавшее, предварительно прихватив с собой свою спортивную сумку. Мила прошла в четвертое. В коридоре вместе с незнакомцами остался только Влад. Сидя на диване у самой двери, я видел, как Филин рассматривает его со спины.
– Вам, к сожалению, некоторое время придется постоять у окна, – сказал он и подал знак сержанту. Тот подошел к Владу, вытаскивая из карманов маленькие черные наручники. Влад обернулся с опозданием, когда на его правом запястье уже щелкнул «браслет».
– Э, ребята! – Влад дернул пристегнутой к поручню рукой. – Мы так не договаривались! Я слишком тяжелый, чтобы ехать стоя!
Он повернулся к Филину и повел свободной рукой у его лица, словно погладил воздух. Этот жест чем-то напоминал загребающие движения борцов сумо, которыми они провоцируют противника на атаку. Влад как будто шутил, как будто играл, быстро приближаясь к той черте, за которой уже надо драться. Мне казалось, что Филин не придаст значения вроде бы безобидному возмущению Влада, но его лицо снова помертвело, как уже было при разговоре с Милой, и я понял, что так у Филина проявляется гнев.
