Карен Шипли прищурилась в надежде, что левый глаз перестанет дергаться. Костяшки пальцев руки, которой она держалась за дверь, побелели. В кабинете повисла мучительная пауза. Затем она облизала губы кончиком языка.
— Мне жаль, что вы зря потратили время, но ничем не могу вам помочь, — произнесла она.
Я сделал глубокий вдох, затем выдохнул и кивнул:
— Карен Ллойд.
— Да. Так меня зовут.
— Никогда не были в Лос-Анджелесе.
— Никогда.
— Не знаете Питера Нельсена.
— Прекрасно понимаю, что могло вас ввести в заблуждение. Я действительно очень похожа на девушку на снимке.
Я снова кивнул. Чернокожий мужчина закончил свои дела и вышел, оператор подошла к столу Джойс и села. Тоби Нельсен подскочил к окну кассы, потянулся за карандашом и снова исчез. Карен Шипли стояла как вкопанная, сдвинув ноги, правая рука на дверной ручке, левая — опущена. Левая рука покраснела, словно от сильного прилива крови. Я сложил фотографию, убрал в карман и встал.
— Извините, — сказал я. — Вы действительно очень похожи.
— Да.
— Мы еще увидимся.
— Хорошего вам дня.
Я прошел мимо нее, потом мимо Джойс Стебен, обогнул стойку и, миновав охранника, направился к двери. На пороге я остановился и посмотрел на Карен Шипли. Она не сдвинулась с места. Лицо напряжено, правая рука вцепилась в ручку двери. Карен тоже на меня посмотрела, затем вошла в кабинет и закрыла за собой дверь. Тоби был так поглощен математикой, что даже не поднял головы.
Я вышел на парковку и остановился около своей машины. Надо мной было тяжелое, затянутое темными тучами небо. С северо-запада вдруг подул холодный ветер. Он принес стаю ворон, которые, отчаянно хлопая крыльями, сражались с воздушными потоками примерно в ста футах у меня над головой. Вороны направлялись в одну сторону, но порывы ветра относили их в другую. Мне даже стало интересно, понимают ли они это или, ничего не соображая, несутся по воле неведомой силы. То же самое иногда происходит с людьми, но, как правило, они этого не знают, а когда правда до них доходит, наивно полагают, что управляют своей судьбой. Как правило, они заблуждаются.
Около четырех часов я подъехал к мотелю «Говард Джонсон» и снял комнату на ночь. Я занес вещи, разделся и отправился в душ, подставив под горячие струи воды голову, шею и плечи. Потом выпил стакан воды, снова оделся и отправился в бар.
За стойкой стояла рыжеволосая женщина лет сорока. На губах — белый блеск, в ушах — тяжелые серебряные сережки, напоминавшие пятна Роршаха. Она резала лаймы огромным ножом с широким плоским лезвием.
— Это вы из Лос-Анджелеса? — поинтересовалась женщина.
«Ох уж эти мне маленькие городки!»
— Решил остановиться на ночь, — кивнул я.
В мотеле, кроме меня, не было ни единого постояльца.
— Подождите, вот попробуете один из моих напитков, вообще уезжать не захотите.
— Хммм. — (Люди в маленьких городках считают себя особенными.) — Пиво холодное?
— Да, но самое простое.
«Теперь понимаете?»
Я попросил «Фальстаф», но у них был только «Роллинг рок». Женщина положила нож, подошла к холодильнику с прозрачной дверцей и достала бутылку с длинным горлышком.
— Я всегда хотела побывать в Лос-Анджелесе. А все, что говорят про смог, действительно правда? — спросила она.
— Угу.
— Не сомневаюсь, что у вас там очень неплохо.
Она открыла бутылку и поставила передо мной на салфетку, рядом с запотевшим стаканом. Я сделал глоток.
— Да, неплохо.
Я сделал еще глоток. Два глотка — и бутылка пустая. Может быть, «Роллинг рок» специально предназначен для людей, которым пришлось попотеть, добиваясь правды от женщин, цепляющихся за свою ложь, как утопающий за соломинку. Я допил пиво.
— В детстве я мечтала туда поехать, — произнесла барменша. — Просто помешалась на этом. Пальмы, люди на роликах, открытые автомобили. — Нож вонзился в очередной лайм. Чик! — Но порой случается так, что твои мечты исчезают. — Чик! Она перестала измываться над лаймом и взглянула на меня. — Хотите кусочек лайма в пиво?
— Нет, спасибо.
— Я слышала, что в Калифорнии все кладут в пиво лайм.
— Нет.
У нее сделался разочарованный вид.
Я оставил на стойке два доллара чаевых и вошел в соседнюю дверь, ведущую в ресторан. Два парня в клетчатых фланелевых рубашках и оранжевых бейсболках сидели за пластиковым столом и пили кофе из толстых кружек. На доске, установленной на стойке прямо напротив ряда кабинок, мелом было написано: «Блюдо дня: домашний мясной рулет». Чуть поодаль стояли столы и стулья для посетителей, соблюдающих дресс-код. Я уселся в кабинке у окна с великолепным видом на парковку.
Невысокая женщина лет шестидесяти в черном платье официантки принесла мне меню и стакан ледяной воды и спросила, хочу ли я что-нибудь выпить перед обедом. Первый «Роллинг рок» произвел на меня такое хорошее впечатление, что я заказал еще бутылочку. Без лайма. Она записала мой заказ в маленьком блокнотике и сказала:
— У нас сегодня фирменное блюдо — домашний мясной рулет. Очень вкусный.
Я отдал ей меню, даже не открыв его.
— В таком случае рулет.
Она одобрительно улыбнулась и ушла. Меня согрела ее улыбка и порадовал тот факт, что хоть кто-то меня одобряет. Судя по всему, Карен Шипли не вошла в число этих людей. «Вы, должно быть, меня с кем-то спутали…» Что тут поделаешь? К тебе в офис входит незнакомый мужчина и говорит, что теперь все, ради чего ты работала, изменится. И кому тогда звонить?
Вернулась официантка и принесла пиво. В ресторан вошла пожилая пара, которая уселась за столик в зале. Одеты как положено. Мужчина в сером деловом костюме с «Нью-Йорк таймс» в руке устроился за стойкой бара подальше от двух парней в оранжевых бейсболках. Мужчина открыл газету на странице, посвященной недвижимости. Я же пил себе пиво, раздумывал о том, как здорово выглядели Карен, ее сын и все эти награды Ротари клуба, и спрашивал себя, что будет, когда на сцене появится Питер. Возможно, с появлением Питера их жизнь будет разрушена: Карен займется проституцией, Тоби свяжется с байкерами-наркодилерами, а Ротари клуб отберет у Карен все ее награды. Так бывает с семьями в Голливуде.
Официантка подала рулет на белой фаянсовой тарелке вроде тех, что были в ходу в начале сороковых. Рядом высилась приличная горка картофеля в сливках в окружении миллиона зеленых горошин. Все это было полито густым коричневым соусом. Полезная еда. И пахла великолепно.
— Что-нибудь еще? — спросила официантка.
— Соус «Табаско» и еще одну бутылочку «Роллинг рок».
Она принесла «Табаско» и пиво, и я от души приложился и к тому и к другому. «Табаско» — отличное средство против насморка и прекрасно помогает собрать по кусочкам разрушенную жизнь. «Роллинг рок» тоже. Рулет оказался превосходным.
Что же в этой истории не так? Питер Алан Нельсен — знаменитость, кассовые сборы от его картин постоянно обсуждаются в «Ньюсуик» и «Тайм». Карен наверняка читала все эти статьи и знала, что ее бывший муж, отец ее ребенка, стоит не один миллион. Многие — наверное, большинство — попытались бы урвать кусок от этого пирога, но только не она. Ни для себя, ни для мальчика. Интересно. Может быть, Питер не отец Тоби. Или он творил с ней ужасные вещи и она пытается его наказать, причем вполне заслуженно. Или Карен не в своем уме.
Без пяти семь высокий парень с носом, похожим на раздавленный чайот,[20] вошел в ресторан и принялся оглядываться по сторонам. Он был в бирюзовой рубашке, цветастом галстуке ленточкой, черных слаксах и черных же ботинках. Черные слаксы были слишком короткими, черные остроносые ботинки слишком низкими, а потому все имели удовольствие созерцать черные носки с красными треугольничками. Он посмотрел на меня, мужчину с «Таймс», пожилую пару за столиком и вышел. Может, искал дискотеку.
Я принялся сражаться с мясным рулетом, картошкой, горошком и накатившей депрессией. У меня появилось множество мучивших меня вопросов, но меня наняли не затем, чтобы я на них отвечал, даже не затем, чтобы заставить Карен Шипли признать, что она Карен Шипли. Меня наняли затем, чтобы я ее нашел, и я это сделал. Все остальное — дело Питера Алана Нельсена. И что с того, что Карен Шипли это не нравится и мне это тоже не нравится?! Мне платят вовсе не за то, чтобы мне это нравилось.
Я заказал еще две бутылки «Роллинг рок», чтобы взять их с собой в номер. Еще пара пива, и мне это дело, пожалуй, даже начнет нравиться.
На парковке парень в галстуке ленточкой подошел к белому «тандерберду» и что-то сказал водителю. Они поговорили около минуты, затем парень в галстуке забрался на пассажирское место и «тандерберд» медленно завернул за угол мотеля.
Официантка принесла пиво в пакете из коричневой бумаги, а еще счет и мятную конфетку. Я подписал счет и вышел через холл на улицу. Мой номер находился на первом этаже, довольно далеко от парковки, примерно посередине двухэтажного здания, рядом с нишей, где стояли автоматы по продаже мороженого и пепси-колы, и лестницей, ведущей на второй этаж. «Таурус» стоял перед моим номером, а неподалеку, на улице, припарковался зеленый микроавтобус «полара». Восемнадцатиколесный «петербильт» занял почти всю дальнюю часть парковки, словно супертанкер в сухом доке.
