Глава 4
И милиция, и спасатели, и медики боялись подходить к вскрытой зловонной машине, рядом с которой на асфальте лежало тело, закрытое простыней. Павел Игнатьевич Юхно стоял спиной ко всем рядом с телом сына и молчал. Его лицо превратилось в каменную маску. Глаза сверкали, как два куска льда.
– Можно нам забрать тело? – робко спросил санитар фельдшерской службы.
Губернатор не ответил, а просто отошел в сторону и достал из кармана сотовый. Санитары восприняли это как руководство к действию, быстро погрузили носилки с трупом в машину и уехали.
Павел Игнатьевич набрал номер начальника УВД Решетникова, но тот был вне зоны доступа. Он набрал рабочий телефон. Тот же эффект. Если бы начальник УВД в этот момент попался под руку Павлу Игнатьевичу, тот, не задумываясь, свернул бы ему шею.
Некоторое время Павел Игнатьевич бродил по площади перед зданием администрации и думал, как рассказать о смерти сына жене. Душу грызло чувство вины, будто бы он сам был виноват в его смерти, сам убил… Однако какого черта! Нет, он не виноват! Тот, кто это сделал, скоро очень пожалеет, что вообще родился на свет. Он найдет его, и тогда тот расплатится за все!
Перебрав в голове все варианты, Павел Игнатьевич снова взялся за сотовый.
– Здравствуй, Гурам. Есть повод. Надо встретиться, – понизив голос, сказал он в трубку, когда на том конце ответили.
– Здравствуй, дорогой. Раз надо, значит, встретимся. Жду тебя. Знаешь, куда подъехать, – ответил собеседник.
– До встречи, – бросил Павел Игнатьевич и отключил сотовый. В его положении было неприлично выставлять напоказ связи с воротилами теневого бизнеса, а Гурам Кварацхелия был не просто воротилой, а крестным отцом местной мафии.
* * *
Чтобы избежать нежелательных встреч со служителями закона, Степан выбирал безлюдные места. Прошел по частному сектору вдоль набережной, через стройки. Миновал пустырь, свалку, задворки разрушенного завода топливных фильтров, быстро пересек оживленный проспект и углубился в парк. Людей в парке почти не было. Так, пара собачников, группа мамаш с детьми и ребятишки, что играли в футбол на открытом футбольном поле в центре парка. Степан прошел по аллее, свернул за подстанцию и буквально налетел на припаркованную в кустах милицейскую машину. Что называется, приехали. Прятался, прятался – и допрятался. У Степана было такое чувство, будто на него ведро ледяной воды выплеснули. Какого черта машина делала в кустах? Мгновенно собравшись, он попытался спокойно пройти мимо. Краем глаза увидел в машине двух пэпээсников и двух полуголых девчонок, которым было от силы лет по тринадцать.
«Вот уроды», – подумалось ему. Затем за спиной хлопнула дверца, и развязный голос бросил:
– Эй, чего здесь шаришься?
Степан сделал вид, что не расслышал вопроса, и двинулся дальше, но патрульные уже выбирались из машины.
– Эй ты, козел, не слышал, что ли? Я к тебе обращаюсь!
Степан остановился. Бежать было нельзя. Если бы он побежал, патрульные мигом бы связались с диспетчером, а тот бы уж просветил их, что в городе ловят опасного преступника, и только они в это время неизвестно чем занимаются. Сверят приметы, и через несколько минут район оцепят, и ему опять придется вырываться, путать следы. Оставалось лишь одно, попытаться выйти из создавшегося положения с минимальным ущербом.
– Эй, придурок, сюда давай! – заорал патрульный.
Степан повернулся, глупо улыбаясь, и стал показывать руками знаки из арсенала глухонемых, перемежая это мычанием.
Лица у патрульных были тупые, грубые, раскрасневшиеся от частых возлияний – настоящие отморозки.
– Батон, это, по ходу, инвалид какой-то, – заключил один из них – невысокий, с покрытым угрями лицом. Он нахлобучил на голову фуражку и старался застегнуть ширинку.
– Да мне пох… что он инвалид, – проревел второй с широким лицом и раскосыми глазами. – Подошел сюда! Быстро!
Степан подошел. Он даже пустил слюну, чтобы казаться полным инвалидом, но патрульных это не остановило. Прапорщик по кличке Батон потребовал в грубой форме документы, а когда Степан не выполнил этого, замахнулся на него дубинкой. Делать было нечего. Степан выбил дубинку и двумя ударами вырубил Батона. Затем перемахнул через машину и прижал его напарника, пытавшегося воспользоваться автоматом. Девчонки в машине сидели тихо, боясь пошевелиться. Степан видел их глаза, полные страха. Совсем еще дети. Он перевел взгляд на патрульного, сурово спросил:
– И чем это тут у нас сотрудники ППС занимаются? Похоже на развращение малолетних. Сто пятнадцатая статья…
– Да мы это, так… Они сами к нам полезли, – прохрипел задушенно перепуганный пэпээсник. – Они же шлюхи…
– Кастрировать бы вас, да некогда, – ледяным тоном произнес Степан, вырвал из рук патрульного автомат и приказал: – Раздевайся, сука, догола! Живо! Давай! – И для острастки щелкнул затвором автомата.
Патрульный уложился в тридцать секунд, побив все рекорды скорости. Он трясся, как осиновый лист.
– Молодец, – похвалил его Степан. – Теперь раздевай своего напарника. – И подумал с тоской: «Как таких уродов в милицию берут?»
Оба пэпээсника не вызывали никаких чувств, кроме омерзения.
– Эй, красавицы, одолжите помаду, – попросил Степан, склонившись к окну милицейской машины. Одна из девчонок дрожащей рукой протянула ему дешевую химическую помаду ярко-красного цвета.
– То, что нужно, – похвалил Степан и занялся бодиартом. На спинах у патрульных он написал крупными буквами «педофилы», затем сфотографировал их на телефон вместе с жертвами и запихал уродов в багажник. Пусть полежат там, подумают над своим поведением.
– А вы свободны. Бегите домой и никому об этом не рассказывайте, – велел он перепуганным малолеткам. – Да, вот еще. – Степан достал деньги из бумажников патрульных и сунул их девчонкам: – Будем считать, что они вам за моральный вред заплатили. А теперь дуйте отсюда…
* * *
– Ребята, вот что я вам скажу, дело дрянь, – сообщил Гудков собравшимся в кабинете оперативникам. – Я только что от шефа. Не буду вдаваться в подробности, но разговор вышел, мягко говоря, «напряженный». У меня до сих пор в ушах звенит от его воплей. У нас есть двадцать четыре часа, чтобы найти Асколова. Сами не маленькие, понимаете, что нас ждет в случае неудачи.
– Да мы и так из кожи вон лезем… – начал Артем Новохватский, но сразу осекся, заметив, как у майора задергался глаз.
– Да все понятно, – пробубнил Геннадий Жарков. – Мы его найдем.
Гудков подошел к окну, выдохнул и произнес все тем же спокойным ровным голосом:
– Горкер сказал, что к делу подключат СКП. Юхно держит все пока на местном уровне, но если так дальше все будет развиваться, дело и до Москвы дойдет. Пришлют какую-нибудь комиссию. Отвечаю, Саныч нас сразу с потрохами сдаст. На нас все дерьмо свалят.
Оперативники подавленно молчали. Они знали, насколько хитер их начальник. Он был осведомлен о том, что они творят, но ради результатов закрывал глаза. Гудков обеспечивал высокую раскрываемость и хорошие показатели по всем статьям. Однако если припечет, запоют все – и Саныч, и прокурор, и судьи. Вот тогда и полезут наружу все старые грехи и темные делишки.
– Итак, что у нас есть? – сурово спросил старший оперуполномоченный.
– Установлено наблюдение за квартирой жены Асколова, – доложил Новохватский. – Я поставил человечка и у его квартиры, но туда он вряд ли вернется. Проверяем родственников, знакомых. Он вообще мало с кем общался и завязывал приятельские отношения. Есть зацепка: к нему какая-то баба ходила. Соседи описали. Сейчас ищем.
– Это что, все? – рявкнул Гудков, выходя из себя. – Бросайте все другие дела и ищите его. Это для нас самое главное! И еще, мать вашу, не забудьте, что если его обнаружат, мы должны быть на месте первыми. Он не должен выжить при задержании. И мне плевать, что там планирует делать с ним Саныч – продать Юхно или лично удавить; вы должны его замочить! Сейчас отправляйтесь в район, где нашли мою машину, и прошерстите вместе с участковыми все съемные квартиры.
– Он че, дурак, бросать угнанную тачку рядом с хатой? – возразил Жарков.
– Не умничай! – заорал на него Гудков. – Эта падла знает, что мы именно так и подумаем. Он же один из нас! Переверните там все вверх дном, каждый сантиметр проверьте! Ясно или нет?
– Да ясно, ясно, – кивнул Новохватский.
* * *
Степан проверил окружающую обстановку, не заметил за домом слежки, забрал свои вещи с чердака ДК и отправился прямиком к Клавдии Петровне.
– Извини, сынок, но квартиру сдать я тебе не могу, – развела руками старуха, – дверь-то опечатали.
– Опечатали – это хорошо, – кивнул Степан, входя в тесную прихожую и поставив сумку на пол. – Лоджию-то они не опечатали?
– Нет, – пробормотала старуха растерянно, не понимая, к чему он клонит.
– Насколько я помню, лоджии, ваша и в той квартире рядом, обе закрытые, между ними стенка из фанеры. Убираем стенку, я открываю окно и прохожу в квартиру. Печать снаружи останется целой. Я буду ходить через вас. Если придет милиция, я просто тихо выйду.
