— Потом когда-нибудь.
— А жаль, — вздохнул начальник сейсмостанции и, провожая Ашота, извинился: — Ты не обижайся. Мужики спят. Некого даже подвинуть. Но ты ж еще наведаешься к нам?
— Там видно будет.
Никто из отряда Терехиной, да и сама Нина, не ждали Ашота. Все были уверены, что больше он к ним не покажется.
— Ну, жизни не стало на профиле, — буркнул Олег и, бросив ложку, вышел из будки.
Нина от неожиданности поперхнулась. Рабочие отряда нахмурились:
— Пожрать спокойно не дадут.
— Какого черта по ночам людей тревожат?
И только повариха засияла обрадованно. Не придется остатки ужина выбрасывать.
— Проходите. Ближе к теплу. Раздевайтесь. Не к чужим пришли все ж, — пробасил с нар радист.
— Накорми. Да чаю покрепче дай, — сказала Терехина поварихе.
— И то верно, а то жрать охота так, что даже переночевать негде, — поддакнул дед Василий.
— Ох, ну так бы и говорили. А то я подумал, что на ночь глядя стружку с нас снимать решили, — повеселел рабочий и, высунув голову из будки, крикнул: — Олежка, начальство не тебя, а из тарелки клевать будет. С ночевкой пришли. Так что возвращайся, когда управишься.
И тут же в дверь Олег ввалился:
— В дурака срежемся?
— На что? На тебе сама тайга клеймо это поставила. Во весь лоб, — съязвил старик.
— Гляди-ко, дед наш при начальстве хвост распустил. А чем докажешь, что я дурней тебя или других? — вызверился Олег на деда.
— Языком ты своим доказал.
— Э-э, старик, так мой язык плохо говорит, когда голодный я бываю. А вот на сытую ты меня не слушал.
Ашот ел, оглядывая каждого. Дед Василий уже чаем грелся. Блаженствовал. Олег около печурки примостился — валенок подшивал. Нина журнал заполняла. Радист на верхней полке книгу читал. Двое рабочих говорили о чем-то своем вполголоса. Повариха к роднику по воду ушла.
— У кого сегодня побывали? — внезапно повернулась Нина к Ашоту.
— Этот профиль весь обошел.
— Ну и как?
— Что как? Посмотрел. Свое вспомнил.
— Ругать будешь всех потом? — усмехнулась Терехина.
— И этого не миновать. А ты как думаешь? Побывал я у топографов. Неплохо работают ребята. Чисто. Профиль проверил. Замечаний не было. А вот в будке! Ну куда же годится? Даже утеплить не смогли. Сухой штукатуркой не оббили. Ветер во все щели. Холод собачий. Сколько ни топи — одежда и обувь за неделю не просохнут. А ведь отправляем всем. Для профиля. Только вместо топографической будки камералку на базе утеплили.
— В ней женщины работают. Тоже люди. И простывают…
— Ты мне брось! Камералку досками обшить можно было снаружи. Они на базе имеются. А вот штукатурка — для профиля. И делать, утеплять эти будки нужно было тогда, когда они на базе были!
— Ничего, побольше топить будут. У нас вон тоже будка без штукатурки, а на холод не жалуемся, — не уступала Нина.
— А и чем гордиться? Тебе на верхней полке тепло. А ты внизу попробуй выспись. К утру зад от досок не оторвешь, — вмешался Олег.
— Не на досках голых спишь. Как же в снегу, в спальном мешке ночевали? И ничего! — перебил его рабочий.
— Нужды в том не вижу. Времена меняются! Хватит смотреть на нас как на героев, пора — как на людей. А то этот героизм потом боком выходит! — кричал Олег.
— На всех этой штукатурки все равно не хватит, — вздохнула Нина.
— Послушай, я видел, что ни одна из будок на профиле не утеплена. Люди болеют. Уходят с профиля, из геологии вообще, а мы говорим о нехватке сухой штукатурки, которая и стоит копейки. Ну ладно это! А вкладыши в спальные мешки? Их почему не хватает? Сотнями высылаем. На все базы. Но почему их нет на профиле? Нет самого элементарного — полотенец. Спецовки — смотреть страшно. А ты… Впрочем, что тут. Если мы недоглядели, так почему молчал Терехин?
— Что там вкладыши? Без них можно прожить. А вот со спецовкой действительно плохо, — поднял голову Олег.
— Не со спецовкой плохо. А с нормами ее износа. Как будто это не спецовка, а вечернее платье, которого, кстати, у меня никогда не было. Кто же при нашей работе сможет телогрейку три года проносить или сапоги — два года? Брезентовые рукавицы — пара на месяц, — ворчала Нина.
— Они к концу недели ни на что не годятся. Одни клочья от них остаются. Вот и работай голыми руками. На морозе в минус сорок. Ящики с аммонитом все ж не нитками прошиты — пробиты гвоздями. И между прочим, ящики эти нам вскрывать приходится, — злился второй рабочий.
— А куртки брезентовые, смех сказать, на пять лет выдают. Будто мы по воздуху летаем в них. И кто эти нормы износа придумал? Вот сунуть бы его на профиль годочка на три с этой экипировкой, так он, пожалуй, голышом из тайги на вторую зиму выскочит. Может, тогда бы понял, почем фунт лиха и чем наши заработки пахнут. Привыкли укорять нас большими деньгами. Так чего же ни один из завистников к нам не пожалует? Мы б его приняли. За милую душу, — зло косился Олег.
— Знаю об этом. Сам вместо робы не одну свою шкуру в тайге оставил. Не я эти нормы установил. Писали мы по этому поводу, да только толку пока нет.
— Надо придумать что-то. Ведь Сахалин — не Сибирь и уж, конечно, не Подмосковье. А нормы на всех одинаковы. Разве так положено? — напирал Олег.
— Что нормы? Их в один день не изменишь. А вот со мною совсем смешно получается. Принят радистом в отряд. А меня заставляют и ящики с аммонитом носить. Разгружать сани, тракторные тележки. А доплачивать мне за эту работу никто не соглашается. А я что, обязан? Задарма нынче чирей на заднице не вскочит. Отказался несколько раз — скандал мне гаврики закатили! А Терехин так и сказал: «Интеллигентов на профиле не держим». А я что, я не отказываюсь. Но пусть платят. От даровой работы кони дохнут, — возмущался радист.
— Так. Понятно. Слушай, Терехина, если используете человека на работах, не связанных с его обязанностями, ставьте его дополнительные часы в табеле. А прогрессивку и премию в связи с этим и на него распределяйте. Согласно отработанному. И чтоб я подобных жалоб больше не слышал от людей. Под контролем буду держать! Кстати, хорошо, что сказал. Проверю, как в других отрядах с этим дело обстоит, — пообещал Ашот.
— Мы все тут не паиньки. И далеко не всегда приходится делать лишь то, что положено. Ни я, ни Олег не обязаны таскать аммонит на шурфы, быть за грузчиков. Однако делаем и молчим. Двое рабочих не могут с этим управиться сами. Мы все заинтересованы в проведении взрывов. Что ж, и нам доплачивать, и Шамшале — трактористу?
— И вам, и ему! Ты это и сама знаешь. Экономия на людях в этом случае дурно пахнет. А все потому, что именно на ней кто-то моральный багаж себе создает. Да только знай — средства не те! От вас не героизма требуют, не жертв, они никому не нужны. А работы! С полной отдачей, но не за счет недоплат, — оборвал Ашот начальника отряда.
— Вот и я так говорил. А ведь прав был! — повернулся Олег к Нине.
— На копейках экономим, что и говорить. Пойдешь на базе продукты для отряда получать, так всю шею пропилят. Это не бери, это не надо! А кладовщик тоже хорош, яичный порошок не дает, пока компотов не возьмешь. А люди ругаются — компоты эти дорогие. Да и зачем они нам, консервированные, когда в тайге полно ягод. Самим бесплатно набрать можно. Вот и вертись меж двух огней. Не возьми я компотов — кладовщик вопит. Не отпускает того, что нам нужно. Возьми — свои вместе с компотом проглотить норовят, — жаловалась повариха.
— Так те компоты не копейки стоят. Раскинут на каждого за харчи, вот тебе и выкладывай — по три червонца за удовольствие черешню или вишню попробовать. А на кой хрен они мне сдались? Жил я без них. Зачем теперь? Мне, как и всем, деньги с неба не сыплются. За эти три червонца так вкалывать приходится, что пена клочьями летит. Зачем на склад барахло привозят? Нас спросили — нужны ли компоты или эти еще, сухофрукты? Тоже мешками навязывают. Заботу проявляют. Просим рис — дают манку. А кто ее жрать будет? От нее не только не наработаешь — срать нечем станет! — кричал Олег. — А мой желудок — не мусоропровод!
— Зато Терехину попробуй заикнись! Тут же высмеивает. Мол, а что, я за вас все это жрать обязан? — поддержал радист.
— А по мне, так что сварят, за то и спасибо скажу. На всякий вкус не угодишь. Кому манка, а кому — макароны. Я их, к примеру, терпеть не могу, — подал голос рабочий.
В будке грохнул такой смех, что мужик враз сник. Голову в плечи вобрал.
— А что тут смешного? — не понял Ашот.
— Расскажи ты, Нин!
— Да ну вас, — отмахнулась она.
Мужик спешно за дверь шмыгнул. Повариха отвернулась. Рот кулаком затыкала: пыталась смех удержать.
— Да недавно у нас это случилось. Повариха приболела. Ну, мы ее на базу отправили. А сами решили по очереди готовить. Чтоб не обидно было всем. Ну, пришел и его черед. Мы ушли шурфы заряжать. А этот тип решил нас макаронами угостить. Сам же понятия не имел, как их готовить. Тут же, как на грех — кок от сейсмиков пожаловал. Бывший флотский. Старый мухомор. Ну и посоветовал Кольке продувать каждую макаронину. От муки. Чтоб не слипались. Тот и поверил. Поставил мешок перед собой и дует. А кок к нам, мол, гляньте, чем ваш Колька занят, покуда вы вкалываете. Ну, мы решили посмотреть. А кок опередил нас. Подошел к Кольке и говорит: медленно, мол, дело движется. Надо ускорить. Колька вылупился на него. Спрашивает: «А как?» Тот ему и говорит: мол, не только ртом работать надо. Продувать — так продувать. Снимай штаны и трудись с двух концов. Только тут наш дурак допер, что его купили. Кинулся он на кока. Не успей мы вовремя — сварил бы его вместе с теми макаронами. Едва отняли…
