Поздними вечерами перед сном он частенько делился с Натальей невеселыми мыслями о своем двусмысленном положении в Ленугро — не для того, чтобы она посодействовала ему, пользуясь своей должностью секретаря при начальнике, но просто чтобы найти хотя бы у близкого человека душевный отклик, получить дружеский совет, услышать слово ободрения. Наташа искренне опечалилась известию о том, что его карьера в утро начала почему-то пробуксовывать, и сама настойчиво возвращалась к этой теме, а однажды даже попрекнула его тем, что он сам, мол, виноват в таком повороте событий, потому что не слушает разумных советов и лезет на рожон там, где надо бы притормозить… Степан сильно задумался над этим упреком и ходил потом дня два сам не свой.
А потом он стал замечать, что она к нему как-то стала охладевать, что ли… Однажды у них зашел разговор о будущей семье. Наташа сама его завела. Жить в его родительской тесной и обшарпанной однушке она категорически не хотела.
— Если бы ты нормально себя вел, — заявила она, — то, учитывая твои военно-спортивные достижения, давно бы уж получил у нас двухкомнатную в новом районе… — Она снова начала раздражаться, что с ней всегда происходило, когда разговор заходил об улучшении их жилищных условий. — Ты же знаешь, майор Потапов квартирами занимается. Надо бы к нему подкатиться, или Лиховцева попросить, или Семахе в Москву позвонить, чтобы он подключился… Ты что же думаешь, тебе в жизни все само в руки будет падать? Надо действовать, добиваться, не сидеть сиднем…
Наташина идея обратиться за помощью к Потапову его даже обрадовала: странно, как это он сам не додумался! Дело в том, что Борис Сергеевич Потапов раньше работал в центральном аппарате ЛенУВД на какой-то бумажной должности, но после перевода в Ленугро в связи с недавней политикой «укрепления кадров» старые свои связи не утерял, а даже упрочил, так что, ввинтившись в жилищную комиссию парткома, он очень быстро стал лично контролировать процесс распределения ведомственных квартир, которые выделялись для нуждающихся в улучшении жилищных условий сотрудников Ленинградского уголовного розыска. Потапов был мужик свой: без выкрутасов и закидонов, без гонора — и любого, кто ни заходил к нему в просторный кабинет на втором этаже, будь то хоть полковник-важняк, хоть водитель-сержант, привечал радушно и провожал обещанием всячески помочь в «положительном решении вопроса». К нему даже кликан прилип: «положительный вопросорешатель».
Майор Потапов был маленький, кругленький, с заметным животиком — и притом крепко стоящий на земле. Он имел миловидную и такую же, как он сам, рано раздобревшую жену, которая работала заместителем главного бухгалтера в центральном аппарате ЛенУВД, да двух дочурок-погодков и, хотя звезд с неба не хватал, считался образцовым служакой на всех постах, получая от начальства поощрения и повышения, причем, как подозревали многие, не столько за служебное рвение, сколько за личную преданность и готовность посодействовать в жизненно важных бытовых вопросах.
— Ну а что ж ты раньше-тο ко мне не заходил? — с искренним недоумением воскликнул Потапов, выслушав Степана. — Такие дела, брат, на щелчок не обделываются. Это дело хлопотное, не терпящее суеты и поспешности… — Он шумно вздохнул и покачал головой. Потом подмигнул и добавил шепотом: — Но своим надо помогать. Я тебе вот что могу предложить…
То ли случайно, то ли не совсем, но буквально за два дня до визита Юрьева вызвал майора Потапова к себе полковник Лиховцев и после обсуждения текущих жилищных дел вдруг брякнул как бы между прочим:
— У нас тут проблема возникла. С фабрикой «Балтийский рабочий». Там что-то странное происходит. Может, ты слыхал, Боря… Все никак не можем отмазаться… Три месяца прошло, а хвост тянется. И потянул этот хвост лейтенант Юрьев. Уж не знаю, кем он себя возомнил, Шерлоком Холмсом или прокурором Руденко, но что-то у него на оперативной работе не больно получается. Больше скажу: от него пока что одни неприятности. Вроде и не дурак, но чего-то этот малый не понимает. Все его не в ту сторону ведет. Очень уж инициативный. А такому инициативу только дай — он и себя под монастырь подведет, и с нас тут звезды, а то и бошки полетят. В общем, надо ему занятие найти. Есть у него великий талант — в стрельбе ему равных нет. Мы уж его на все спартакиады и соревнования посылаем — как говорится, подальше от нашего курятника. Но одной стрельбой по тарелочкам его не занять. Ты бы привлек, что ли, к своим делам нашего знаменитого снайпера. Дай ему ответственное поручение, пусть он хоть месяцок-другой покрутится… Да и тебе полегче будет. Тут же на носу, я знаю, сдача дома на Васильевском. Та еще драчка начнется за ордера. Ну вот, пусть он примет огонь на себя.
Примерно это — но, конечно, в других выражениях и без ссылок на личные качества лейтенанта Юрьева — и рассказал Степану майор Потапов, а под конец объяснил суть общественного поручения.
— Если упустить эту новостройку на Васильевском, то нашим очередникам еще лет десять придется ждать, и неизвестно еще, дождутся ли — многим-то уже лет по шестьдесят — семьдесят…
— Только я не понимаю, товарищ майор, — кашлянув, заметил Степан, — почему вы именно мне предлагаете заняться этими квартирами. Я же не по этой части…
Майор Потапов удивленно вздернул кустики бровей:
— Как почему? Ты же сам ко мне пришел с просьбой об улучшении. А я тебе говорю: дело это непростое. Но если ты будешь работать, на общественных началах, в этой сфере, то… ты же знаешь, у нас в Союзе такая практика существует, тебе в качестве поощрения могут выделить квартиру вне очереди. Вот в чем штука! Я ж тебе помочь хочу! Думай, конечно, но ты можешь подать заявление на общих основаниях, как обычный сотрудник городского управления, встать в очередь, но ждать придется лет пятнадцать! Не нами это заведено, а… — И Потапов ткнул пальцем в потолок. — Да и еще один плюсик запишется в твою анкетку. Ведь время придет тебе рекомендацию в партию давать — вот про твои заслуга и вспомнят…
Короче говоря, Степан, правда с тяжелым сердцем, согласился. А что делать — если майор Потапов пообещал, что к шестидесятилетию Октября — а юбилей уже не за горами — партком вполне может дать ему желанную двушку как активисту жилищной комиссии…
— Ну мужик хитер! — восхищался вечером Макеев, когда Степан рассказал ему о состоявшемся разговоре. — Вот жук! Это он на тебя хочет свалить всю грязную работу, а сам только капусту будет нарубать. А ты чего, согласился?
Он покрутил пальцем у виска и с сожалением посмотрел на приятеля. Наташа, словно бы в утешение, встала и обняла Степана за плечи. На кухне, где они расположились за крохотным столиком, было тепло, уютно. Макеев принес с собой бутылку «Московской» и «Ахашени» — для Наташи. Для пущего кайфа зажгли толстую красную свечу, и тени от колеблющегося пламени плясали на потолке, бросали отблески на лица.
Васька в последнее время зачастил к ним. Никогда не приходил с пустыми руками — то букетик гвоздик для хозяйки дома, то бутылочку «Ахашени» (Наталья очень любила красные полусладкие), то тортик «Арахис» (еще одна Наташина слабость). Жил он холостяком, хотя был парень видный — высокий, улыбчивый, правда, немного простоватый, но себе на уме, с деревенской сметкой, позволявшей ухватывать от жизни то, что приносило несомненную пользу. Последние лет пять Степан и Вася были почти неразлучны: не только на службе, но и в отпуске. Вместе они объездили Южный берег Крыма, поплавали в Каспийском море, пару раз ходили в горы. Появление Наташи в жизни Юрьева лишь на первое время разлучило закадычных приятелей, но потом все вернулось на круги своя. Наташа, смеясь, даже называла Ваську третьим членом семьи…
После того как Степан запрягся к майору Потапову в жилищную комиссию, Макеев хоть и посмеялся, но вскоре попытался подъехать к закадычному другу с просьбой провернуть выгодный обмен — его старой тридцатиметровой квартирки на новую, большего метража. Да не вышло: Степа отказал другу наотрез. Мол, афера все это, ты и в очереди не стоишь. И как-то так серьезно, со злобой, отказал, что Васька даже обиделся.
А через пару месяцев грянул гром.
Со слов Наташи, все произошло неожиданно и стремительно. Однажды в пятницу вечером полковнику Лиховцеву поступил звонок из Смольного. Лиховцев, поговорив всего минуты две, срочно вызвал к себе майора Потапова. Они долго что-то обсуждали за плотно закрытыми дверями, даже чаю не просили. От Лиховцева майор Потапов не вышел, а выкатился — красный, возбужденный, какой-то весь всклокоченный. Назавтра же — на субботу! — срочно оформил себе командировку в Архангельск и вечером в ту же самую пятницу ночным поездом выехал. А в понедельник рано утром в коридорах Ленугро возникли два молчаливых майора, причем одним из них была высокая сухощавая женщина, что показалось Наташе особенно тревожным. Майоры зашли к Лиховцеву и, потребовав всю документацию жилищной комиссии по распределению ведомственных квартир, плотно сели за проверку в первом отделе — кабинете за железной дверью. Через неделю ревизоры объявили, что большинство квартир в новостройке на Васильевском острове, переданных исполкомом Ленугро, ушли налево, а не по прямому назначению, причем подписи на всех решениях принадлежат одному лицу — лейтенанту Степану Юрьевичу Юрьеву.
