— Наш агент сообщил, что они ищут новое место для своей базы, — ответил Ауг. — Где будет то место, агент не сообщил.
— Ступайте! — сквозь сжатые зубы произнес полковник Вайскопф.
Глава 9
— Итак, что вам известно об этом Воробье? — спросил Лысухин у Федоса.
Стариков, Лысухин и Федос сидели на пригорке недалеко от болота. Никого рядом с ними не было — разговор был важным, а потому лишние слушатели были ни к чему. Вечерело. Тут и там копошились партизаны — они обустраивали новый лагерь. Стариков и Лысухин в обустройстве не участвовали, им было некогда, их поджимало время. Нужно было приступать к следующему этапу задания — сдаче в фашистский плен. И Воробей, по замыслу Старикова и Лысухина, мог сыграть здесь важную роль.
— Не так и много, — пожал плечами Федос. — Не наш он, не здешний. Никто его до войны здесь не видел. Сам он говорит, что откуда-то из-под Могилева.
— Как он оказался в отряде? — спросил Стариков.
— Да я уж и не припомню. — Федос потер лоб. — Времени-то с той поры прошло — больше года! Как тут все упомнить со всей этой круговертью? Тем более что не один он у меня, а вот их сколько! — Федос повел вокруг рукой. — Хотя… сдается мне, он пристал к нам в какой-то деревне… Ну да, в деревне. Ходили наши мужики туда за провизией, ну и познакомились там с ним. И привели его с собой в отряд. Люди-то нам нужны, так что… А уж как он очутился в той деревне, того я не припомню. И тех мужиков не спросишь — погибли мужики… Так-то вот.
— Он не говорил, почему он не в действующей армии? — спросил Стариков.
— Сдается, что говорил, — припомнил Федос. — Ну да, говорил… Лично мне и говорил. Я-то стараюсь беседовать с каждым, кто приходит в отряд, чтобы, значит, понять, что у каждого в душе… Так вот, сказал, что не взяли его в армию по причине болезни. А уж какая это болезнь, о том я и не спрашивал. Оно и без того видно — хлипкий мужичонка. Сказал, что хоть он и хворый, а сражаться с врагом желает. Что я мог возразить на такие слова? Желаешь — так становись в наши ряды. Тем более что у нас тут много всяких: и хворых, и старых… Вот, даже женский пол и тот воюет.
— И с чего вы решили, что он фашистский агент? — спросил Лысухин.
— Да тут ведь как… — пожал плечами Федос. — Конечно, прямых доказательств у нас нет — о том я вам уже докладывал. Но… чужой он, понимаете? Дух у него чужой. Ведь что такое партизанский отряд? Он как одна большая семья. Неужто в семье не видишь, кто каким духом дышит? Так-то. А избавиться от него — так ведь он за руку не пойман. О чем, опять же, я вам сообщал. Вот и маемся с этим чужим человеком…
Разговор прекратился сам собой. Уже изрядно стемнело, работы в лагере почти прекратились: в темноте — много ли наделаешь? Тут и там вспыхивали костры — готовился ужин. Это были не открытые костры, которые видно издалека, а — потайные, в ямах и прочих укрытиях. Опасно в партизанском лесу зажигать открытые костры.
— Ты вот что, командир, — сказал наконец Лысухин. — Насколько я понимаю, не мешало бы сходить в разведку. Определиться, что к чему, нащупать ходы-выходы… Место-то — новое, неизведанное. Сидим здесь, как в мешке. Я правильно понимаю?
— Правильно, — кивнул Федос. — С рассветом отправлю разведгруппу…
— Две разведгруппы, — сказал Стариков.
— Что? — не понял Федос.
— Говорю — две группы, — повторил Стариков. — В первую группу можешь включать, кого хочешь. А вот во вторую группу — включи нас двоих и еще — Воробья.
— Долго объяснять наш замысел, — сказал Лысухин, почувствовав удивление Федоса. — А просто — пора нам…
— Это я понимаю, — осторожно заметил Федос. — Но как же Воробей? Он-то вам для чего?
— Говорю же — долго объяснять, — терпеливо повторил Лысухин. — Да и не надобны тебе такие знания… А просто — будь готов к тому, что мы с той разведки не вернемся. Только и того. А своим партизанам что-нибудь приврешь. Скажешь, что, наверное, мы пали в неравном бою. Обычное дело…
— А Воробей? — спросил Федос.
— Не вернется и Воробей, — сказал Стариков.
— Но… — недоуменно проговорил командир отряда.
— Гад он, этот твой Воробей! — поморщился Лысухин. — Могу сказать определенно — фашистский агент. Вот как все это время он вертится вокруг нас! Никто — не вертится, а он — просто-таки не отходит! С чего бы вдруг? А с того, что хочет разузнать о нас побольше. Спрашивается — для чего? Ради своего любопытства? Это отчего же он такой любопытный, а? Никто, понимаешь ли, не любопытствует, только он один… Вот тут-то и кроется разгадка. Старается, воробышек! Но — перестарался… — Лысухин помолчал и продолжил: — Так что не терзай душу, командир! Избавим мы тебя от этого подарка!
— Ну, коль оно так… — Казалось, Федос все еще не мог прийти к какому-то окончательному решению.
— Так, командир! — приободрил его Лысухин. — Вам этот Воробей — лютая вражина, а нам — пригодится. Так сказать, сослужит последнюю службу, сам того не желая. На благо Родины, хотя и нет у него никакой Родины!
* * *
О том, что Воробей должен идти в разведку с Лысухиным и Стариковым, ему сообщили ранним утром буквально за полчаса до того, как отправиться в путь. В этом таился определенный расчет — нельзя было сообщать ему ничего такого до самого последнего срока. А вдруг он что-то почует или заподозрит? Вдруг удумает совершить что-то неожиданное и опасное? В конце концов — мало ли какие поручения ему дадены от его фашистского начальства? А о том, что они дадены, ни у Старикова, ни у Лысухина не было никаких сомнений.
Предположения смершевцев оказались правильными: услышав от Федоса о том, что ему буквально через полчаса предстоит идти в разведку, да притом — с только недавно прибывшими в
