на весь мир, что русские разбомбили ту свадьбу? А?
Тут я замечаю, что в нашу с ним перепалку начали вслушиваться и все прочие. Увидел это и Риддинг. Он буркнул что-то про российскую пропаганду и быстренько ретировался.
Вслед за ним с площади смываюсь и я. Этот допрос с пристрастием меня уже достал так, что дальше некуда. К тому же к месту происшествия прибыли всякие криминалисты и следователи. Мне еще их расспросов не хватало! Хорошо, что общение с ними взял на себя Идрис.
Порядок на площади восстановился достаточно быстро, и раздача продуктовых пакетов пошла в том же темпе, что и до взрыва. Я прошел вдоль всех фур. Мои парни доложили, что у них все в порядке. Ну и хорошо.
Неожиданно кто-то трогает меня за плечо. Я оглядываюсь – это Августа. Она отчего-то смущается, мнется. Ну-ну! Что там за вопрос у тебя? Смелее!
Оказывается, эта дама решила сделать что-то вроде телефильма про российский контингент в Аскеростане, показать, как мы тут живем, с кем и почему воюем, какие бытовые неудобства испытываем и как долго готовы с ними мириться. В общем, обо всем понемногу.
Но его центральным героем должен был стать я, сержант-контрактник Олег Бугров. Вот как! Нет, конечно, это где-то как-то даже льстит, врать не буду, но и напрягает тоже нехило. Известность – это палка о двух концах. Любой из них может ударить тебя так, что мало не покажется.
В чем минусы известности? Прежде всего в том, что ты оказываешься в роли инфузории, которую все кому не лень рассматривают под микроскопом. Немалая часть этой публики гарантированно будет исходить ехидством, выискивать в тебе всякие изъяны. Тебя начнут обсуждать, сочинять какие-то сплетни, приписывать тебе черт знает какие грехи и пороки. А мне оно надо? Да и как на это посмотрит мое начальство?
Вот об этом я и говорю Августе. Дескать, я сам нисколько не против, но обязательно нужно получить согласие командования нашей группировки. Ведь я человек военный и своевольничать никак не могу. Августа огорченно качает головой, разводит руками, говорит свое «ауфвидерзеен» и куда-то удаляется.
День идет своим чередом. Парни работают без передышки. Погода выдалась жаркой, а народ все не кончается. Гимнастерки у моих ребят уже промокли насквозь.
После обеда фургоны пустеют, и те люди, которым не удалось получить продукты сегодня, неохотно расходятся по домам. Но никто не психует, не требует продолжения банкета, не возмущается тем, что пришлось впустую стоять на жаре. Мэр или аким во всеуслышание объявляет через мегафон, что повода для огорчения нет. Через неделю придет еще один гуманитарный конвой, а с завтрашнего дня для тех, кто не имеет средств к существованию, будет работать благотворительная столовая.
Я гляжу вслед людям, уходящим с площади, и испытываю какое-то неприятное чувство. Мне кажется, будто это лично я обманул их ожидания.
Как же в этом мире все паршиво устроено! Жил себе этот Аскеростан спокойно, ни с кем не враждовал, ни на кого не нападал. Он был ничуть не богаче соседей, но с голоду здесь никто не умирал.
Потом нашлись добрые люди, которые взбудоражили местных и пришлых отморозков, вооружили их, дали бабла и развязали войну. Теперь тут разруха, люди голодают, гибнут, болеют. Неужели кому-то это в радость? Хотел бы я сказать пару ласковых этим гнидам, засевшим за большой соленой лужей!
Перед самым отъездом из Даальдана я опять сталкиваюсь с Идрисом. Он отчего-то хмурый и озабоченный. Я его ни о чем не спрашиваю – мало ли что у человека на душе.
Он сам меня остановил и рассказал, что полчаса назад получил от агентуры матукки сообщение о том, что СИВ готовит в Даальдане еще один теракт. Только вот его характер и масштабы пока неизвестны.
– Товарищ полковник, эти ребята из матукки сегодня один раз по сути дела уже прокололись. Вы уверены, что информация, полученная от них, точна и объективна? – проговариваю я серьезно, без всякого намека на иронию.
– Им об этом сообщил местный информатор. Так что достоверность этих сведений достаточно высока.
– Может, мне здесь задержаться и как следует изучить обстановку? – размышляю я вслух.
– Нет-нет! – Идрис даже головой замотал. – Послезавтра намечается еще один гуманитарный конвой, но теперь уже предположительно на Цаггу. Этот город расположен километрах в ста на юго-восток от вашей базы. Я уже договорился с вашим командованием о том, что сопровождать его будет именно твое отделение. Ты хоть и сержант по званию, но стоишь иного офицера. Так что послезавтра едем снова. Кстати! Ко мне тут подходила некая Августа Ойер, просила оказать содействие в том, чтобы ты стал героем ее нового телефильма. Я обещал подумать. А что об этом всем можешь сказать ты сам?
Да что я могу об этом сказать? Мне оно нужно как зайцу барабан, рыбе зонтик, лысому расческа. Лишняя морока с непонятными перспективами. К тому же странноватая она какая-то, эта Августа.
Полковник смеется и говорит:
– А мне подумалось, что она тебя хоть самую малость, да зацепила. Ну а что? Женщина молодая, интересная, я бы даже сказал, хорошенькая. А если учесть хронический мужской голод – здесь, в исламской стране, с женской взаимностью туговато – то я ничуть не удивился бы, если бы ты немедленно дал ей свое согласие.
Ну, насчет специфического голода – тут он прав. Аскеростан уже лет тридцать считается светской страной, порядки тут уже не совсем шариатские, но до уровня современных европейских нравов он, так сказать, не дорос. Во всяком случае, что касается взаимоотношений мужчин и женщин. Общественная мораль одобряет только те из них, которые хотя бы документально оформлены как брачные. Все прочее – греховный блуд, со всеми вытекающими последствиями.
Нет, камнями, как в былые времена, за это уже не побивают. Но вполне хватает и языков местных блюстителей морали из числа граждан пенсионного возраста, одни из которых (экс-джигиты) не способны блудить в силу возраста и состояния здоровья, а другие (экс-красавицы) не годны для грехопадения в силу внешних данных.
В этом плане интересный выход нашли некоторые среднеазиатские государства из числа бывших наших союзных республик. Я был в одном из них еще во время подготовки в учебке СПОРа. Дабы не навлечь на себя упреков в поощрении проституции, они ввели такую хреновину, как временный брак. Между прочим, очень удобная вещь. Расписаться можно хоть на одни сутки. Деньги, которые получает луноликая красавица – это не вульгарная оплата греховных интимных услуг, а забота законного мужа
