К столику подошел мужчина и с прибалтийским акцентом попросил:
— Можно пригласить вашу даму?
— Мы не танцуем, — почти враз ответили Вика и Алла.
С трудом соображая «под парами», что ему отказывают, привыкший у себя относиться к русским с высокомерием, он не уходил. С соседнего столика, злобно глянув, поднялись два бритоголовых. Один, без слов, сильно ударил прибалта в челюсть, тот полетел, сбивая стулья, его подхватили и утащили из зала.
Второй подошел ближе.
— Извините, доктор, он больше не побеспокоит вас.
Качки вернулись к своему столику.
— Вы их знаете? — спросила Вика.
— Нет, откуда, — Михайлов понял, что Танцор попросил присмотреть за ними, но объяснять этого не стал.
— За то знают и ценят вас! — восхищалась Алла.
— А танцуем мы только с вами, — намекнула Вика.
— Да, — поддержала ее Алла.
— Тогда я приглашаю вас обеих.
Быстрый танец набирал силу, они вышли на площадку, где и так было тесно, но толпа боязливо потеснилась, уступая им место — участь прибалта никого не устраивала.
С удовольствием попрыгав, они вернулись за столик.
Михайлов решил в этот вечер разрубить затягивающийся узел.
— Девочки, у меня к вам предложение: давайте возьмем водки, шампанского, закуски и продолжим дома.
Михайлов внимательно наблюдал за реакцией. Алла, обрадовавшись, сразу же согласилась, а Вика недоуменно поддержала ее.
Так он и думал. Вика, неискушенное дитя, еще не была способной на любовные тонкости, она воспринимала все чисто и прямо. Она даже могла подыграть матери, оставляя его ночевать… Но Алла бы пришла ночью к нему, он не сомневался, как не сомневался и в том, что Вика услышит. Что станет с бедной девушкой? Он ужаснулся, представив рыдающую в тишине Вику, мир для которой перестанет существовать… Решение созрело, ему стало легче, пусть закончится все так. Ночью он не останется, уедет. Уедет навсегда из этого города, время залечит раны. Не суждено ему быть вместе с любимой. С какой? Он не мог увезти одну, разве можно разорвать мать с дочерью, да и выбрать одну не в силах. В муках, обхватив голову на мгновение руками, он понял, что другого решения нет.
Позвонив Танцору, он подозвал официанта.
— Мы уходим, организуй нам с собой три шампанского, две водки и закуски.
— Не беспокойтесь, все будет в машине.
Михайлов достал кошелек.
— Нет, — официант сделал протестующий жест рукой, — меня просили передать вам, что это в залог доверия и уважения, — он слегка поклонился и ушел.
«Бром, — подумал Михайлов, — но как он узнал»?
— Николай Петрович, может вы мафиози, крестный отец? — перебивая его мысли, загадочно спросила Вика.
— Почему? — сделав вид, что не понял, спросил Михайлов.
— Потому, что мы в этот ресторан попали, не успели к нам подойти — получили по морде, деньги не берут, — Вика радостно засмеялась, — я в шутку…
— Просто я вылечил одного человека и не взял денег. Это его ответный ход.
— Зачем столько спиртного? — спросила Алла.
— Что бы дома остался запас, — ответил Николай Петрович, помогая им выйти из-за стола.
Алле понравилось, что он говорил об их доме, как о своем.
— Будут еще вопросы? — Николай каверзно смотрел на них, — а почему у тебя такие славные ушки, а почему у тебя такие большие глазки, а почему у вас такие алые губки?
— Этого не было в сказке…
Они рассмеялись вместе.
Дома Алла почувствовала себя увереннее, быстро расставила все на столе, включила негромко музыку. Звучали «Золотые гитары», Михайлов обожал эту музыку, как и музыку оркестра Поля Мориа. Сколько душевной теплоты, выразительности было в ней! Казалось, вот большой луг, на котором звенят колокольчики, порхают беззаботно бабочки, а рядом на цветок садится трудяга пчелка. По небу плывут всевидящие облака, подражая земному, вот это похоже на бабочку, а чуть вдалеке проплывает пчелка. Между ними, в синеве, отражается гладь реки…
— Какая прекрасная, замечательная музыка, это музыка моей молодости! — он вздохнул.
Вика подсела ближе и взяла его руку.
— Николай Петрович, музыка никогда не стареет и если бы у меня был выбор — разве бы я смогла променять вас на 20-летнего парня? Вы гораздо моложе, красивее и лучше их всех, вы воплощение этой нестареющей музыки!
Алла подсела с другой стороны и тоже взяла его руку.
— Николай Петрович, вы удивительный человек! Когда-то давно у врачей был символ — горящая свеча: светя другим, сгораю сам. Но это не вы, вы горный родник, который не замутить годами, он всегда прозрачен и чист, как младенец. Он бежит, сверкая на солнце, давая живительную влагу людям. Вы молодость, собравшая мудрость зрелости, и рядом с вами я молодею сама.
Михайлов обнял их, прижимая к себе.
— Спасибо, мои дорогие, за теплые слова. Пойдемте, — он ласково подтолкнул их к столу, — я хочу сказать несколько слов.
Он взял шампанское.
— Нет, я хочу попробовать водки.
— И я тоже.
Налив всем водки и подняв рюмку, он произнес:
— В пустыне ценят влагу, на севере — солнце, на море — землю, но теплое слово бесценно везде, особенно, если его произносят самые красивые и дорогие твоему сердцу женщины. За вас, мои бесценные, Алла и Вика!
Выпив еще несколько рюмок, Михайлов решился — пора, иначе потом он будет пьян, а на трезвую голову у него не хватит мужества.
— Алла, я бы хотел поговорить с тобой. Тэт а тэт, если можно так выразится. Надеюсь, Вика разрешит нам пошептаться на кухне?
— Поговорите, — удивленно и одновременно озабоченно произнесла Вика.
Она почему-то испугалась этого разговора, нервно теребила собственные пальцы, провожая их взглядом.
— Алла, я решил уйти, — начал свой разговор Николай.
— Как, куда, почему?
— Уехать навсегда из этого города, но прежде, чем уйти, я должен объяснить. Впервые в жизни, пусть поздно, но я по-настоящему полюбил, полюбил страстно, всей душой и сердцем, каждой клеточкой своего тела, которая взывает об ответной любви. Душа моя разрывается, сердце стонет, мозг требует сладострастия, а я не могу его получить. Потому, что я полюбил вас, вас обеих, Алла, полюбил так сильно, что не могу сделать выбор, вы одинаково дороги мне. Я не могу обнадеживать кого-то из вас и поэтому мне лучше уйти. Я попрошу только одного — не держите на меня зла, решение принято и оно окончательное.
Он встал и, не ожидая ответа, ушел в ванную. Пальцы его дрожали, и зажигалка никак не хотела воспламеняться. Наконец, он прикурил и глубоко затянулся дымом, смотря и не видя в окно. Из глаз выбежала скупая слеза, он смахнул ее и стал приходить в себя. «Квашня», — подумал он и услышал тихий, отсюда невнятный разговор. Выбросив догоревшую сигарету, он решил уйти тихо, не попрощавшись. «Это подлое бегство, но так будет лучше всем», — рассуждал про себя он, выходя в коридор.
— Николай Петрович, — он вздрогнул, — я бы хотела сказать вам…
Он прошел в кухню, как на Голгофу. Алла взяла его за руку и усадила на стул.
— Милый вы наш, Николай Петрович, — начала она, — честнейшей и добрейшей души человек. Спасибо вам за правдивые слова. Мы тоже, я и Вика, очень сильно полюбили вас, и мы тоже не можем разделить вас. Каждая из нас мечтает быть с вами, целовать, ласкать и любить всем сердцем, быть рядом, оберегать и помогать вам. Вика столько горя перенесла за последнее время, что я не могу идти против нее. Как настоящая мать я уйму свою страсть и стану любить и обожать вас, как сестра. Пожалуйста, прошу и умоляю вас — не отказывайте Вике в любви. Ей скоро восемнадцать исполнится, и вы поженитесь. Коленька, прошу тебя, не огорчай мою дочь, люби ее и будь с ней счастлив. И я, глядя на вас, стану радоваться.
Николай оторопело смотрел на нее, не ожидая такого поворота. В кухне повисла тишина, каждый слышал биение сердец. Он растерялся, ожидая, что его могут выгнать, оскорбить, но уговаривать остаться с Викой…
Видя его замешательство, Алла решилась на последнее:
— Ты же врач, ты не можешь убить мою дочь отказом. Лучше бы ей остаться безногой, — она заплакала.
Оторопелый Михайлов не мог вымолвить и слова. Это как же надо любить свою дочь, чтобы отказаться от любимого мужчины?! Не просто отказаться, а быть рядом и видеть счастье других. Пожертвовать собой ради дочери… Наверное, это и есть счастье, горькое счастье матери.
— Алла, — нерешительно начал Николай, — я тоже стану любить тебя, как сестру. И если Вика не против, то прошу ее руки и сердца.
— Правда? — Алла неуверенно вытирала слезы.
— Это правда, — подтвердил Николай, — а на кухню я тебя позвал, чтобы попросить руки дочери. Другого разговора не было.
— Да, да, конечно не было.
Они вернулись в комнату.
— Вика, доченька, — начала Алла Борисовна, — Николай Петрович только что просил у меня твоей руки.
