– Странно, – вглядываясь в темноту, произнес Мурат и улыбнулся: – Дед решил на ночь совершить прогулку на верблюде.
Мурат зашел со студентами в барак, посмотреть, как они устроились.
– Не включайте свет, а то комары налетят, – посоветовал он.
– Уже поняли, – согласился Тихон.
Ребята подыскали отсек поуютней и завалились спать в верхней одежде на пустые матрасы. Постельное белье и одеяла должны были завезти завтра. Мурат перед уходом постучал им в окно и пожелал спокойной ночи. Его темная фигура невесомо отплыла от стекла и растворилась в ночной тьме.
Тихон долго ворочался на новом месте, выбирая позу поуютнее.
– Душно, – вздохнул он.
– А у меня тут сквозняк, – отозвался Влад, лежащий на кровати через проход от Тихона. – Может, форточки закрыть?
– Давай лучше местами поменяемся, – предложил Тихон. Влад согласился, и Тихон перелег на его кровать. После посещения юрты колдуна (это зловещее слово все чаще ассоциировалось у Заколова с безобразным аксакалом) и услышанной истории о верблюдице Тихону казалось, что он очутился в ином мироздании, где все не так, как в привычной жизни. С одной стороны, многое вроде бы знакомо, но с другой – он словно проник в придуманный мир странной книжки, которую читал давным-давно и уже совершенно не помнит, что произойдет на следующей странице. Он как будто находился внутри этой книги и уже не управлял собой. Здесь дергал невидимые нити неведомый автор в угоду непонятной и оттого пугающей цели.
Тихон ворочался и так и этак, и каждый раз ему казалось, что вот оно – наиболее удобное положение, и сейчас он наконец заснет, провалится в безмятежную пустоту, чтобы открыть глаза только утром. Но сон не шел, и тщательно выбранная поза опять казалась неудобной, и он вновь вертелся, не открывая глаз. В какой-то момент он расслабился и попытался представить караван верблюдов. Говорят, это помогает скорее заснуть.
Верблюды неспешно шли перед ним, плавно покачивая горбами, и каждый проходящий верблюд притягивал взгляд. Тихон не понимал, откуда берется следующий. Когда он отрывал взгляд от одного верблюда, другой уже был перед глазами. Потом Тихон вспомнил, что надо считать верблюдов, только тогда можно заснуть. И он стал считать, но, почему-то, по-английски. И это мешало. Приходилось сосредоточенно вспоминать английские числительные, чтобы не ошибиться.
А верблюды уже шли необычные – все сплошь с белыми горбами. Каждый из них поворачивал ухмыляющуюся морду и показывал большие зубы. И Тихон уже знал, что это та самая Шиха, которая откусила нос Бекбулату, и она ходит по кругу. Он провожал ее долгим взглядом, пока она полностью не сливалась с темнотой. Пользуясь этим, верблюдица незаметно возвращалась и появлялась снова. Тихон понял, что это одна и та же верблюдица, но продолжал ее считать как новую. Он почему-то боялся показать ей, что знает ее хитрость. Раз она хочет казаться каждый раз новой, пусть так и будет. Потом он обнаружил, что уже в который раз повторяет одну и ту же цифру, и ему стало страшно: сейчас она поймет, что ее обман разгадан.
Заколов открыл глаза то ли от хлопка, почудившегося за окном, то ли от неудобной позы. Уснуть ему так и не удалось. Или то, что он представлял только что, и было сном? Он решил выйти во двор попить воды. На кухне должна была остаться канистра.
Дверь барака изнутри не закрывалась, да и от кого тут прятаться в такой глуши. Он толкнул створку, петли скрипнули, но совсем не так, как днем. Он прекрасно помнил дневной сухой скрип. Или ночью, когда прохладнее и воздух насыщается влагой, двери скрипят по-другому? Он подошел к кухонному навесу. В темноте он долго искал канистру, но так ее и не нашел. От этого пить захотелось еще сильнее.
Тихон вышел из-под навеса и сразу же увидел лежащую на боку белую пластмассовую канистру. Крышки на ней не было, а к горлышку припали губы стоящего рядом на раскоряченных ногах верблюжонка. Тихон хотел его отогнать, но тут из темноты выступила большая верблюдица. Тусклый свет молодого месяца серебрил ее горбы.
– Шиха! – удивился Тихон.
– Змея! – крикнула верблюдица, а потом еще громче: —Змея!
Тихон вздрогнул от неожиданного возгласа животного и проснулся.
Он с трудом понял, что лежит в бараке, а не стоит около кухонного навеса. Рядом на соседней кровати сидел Стас и сиплым от страха голосом повторял:
– Змея! Змея!
Заколов взглянул в указанном направлении. По ногам к паху ползла утолщенная в центре змея. Тихон разглядел желтые пятнышки на спине и ромбовидную голову, из приоткрытой пасти которой торчал острый загнутый коготок.
– Это гюрза, – прошептал он.
ГЛАВА 18
Хасим. Горная река
Через три дня караван Хасима преодолел перевал и спустился к горной реке. За ней заканчивались китайские владения, и на том берегу караванщики могли чувствовать себя в безопасности. Туда китайские воины вряд ли рискнули бы вторгнуться, чтобы не раздражать грозных соседей.
Хасим осмотрел караван. Люди и животные выглядели изнуренными от тревожного напряжения и сложной незнакомой дороги. Верблюды, привыкшие ходить сотни километров по пескам в пустыне, с трудом приспосабливались к горным тропам и зияющим провалам ущелий, обрывающимся прямо под ногами. Сейчас, когда казалось, что самое тяжелое позади, Хасим вдруг понял, что основная трудность вот она, перед ними.
Река, спустившаяся с холодных гор, усмиряла здесь безрассудную мощь, но вода, словно помнящая недавний удалой бег, местами вскипала бурлящими волнами и угрожающе шумела, недовольно огибая большие валуны. Моста здесь не было и в помине, и где найти возможный брод, никто из каравана не знал.
Верблюды, не умеющие плавать, пугливо сторонились шумящей воды, бестолково перебирали на месте мозолистыми ногами, в страхе прижимаясь друг к другу. Их неорганизованную толпу надо было растащить, но полоса вдоль берега была узкой, заваленной тут и там огромными булыжниками.
И еще одно обстоятельство сильно тревожило Хасима. Товар, который он вез для Тохтамыша, не должен был намокнуть ни при каких условиях. Об этом настойчиво предупреждал Шао. У Хасима от безысходности опустились руки. Все, что он сохранил, уйдя от погони, можно было вмиг потерять на неизвестной горной реке.
Люди Хасима разбрелись вдоль берега и, взяв в руки длинные палки, пытались нащупать возможный брод. Они спускались в холодную воду, заходили по колено, щупали дно, но, делая очередной шаг, тут же проваливались по грудь, а некоторые и с головой. Весенняя река разбухла от воды и не пускала караван на вожделенную равнину.
Вскоре все люди были мокрыми, злыми и угрюмо смотрели на Хасима. Они и раньше не понимали, зачем вместо привычного шелка караван везет столь странный порошок? Зачем они ушли в неизвестные горы, свернув с проверенного годами пути через долину? Напряжение и злость людей росли, и Хасиму надо было срочно что-то предпринять, чтобы, как говорят арабы, взбесившийся скакун не вырвал из рук поводья.
Шиха держалась обособленно от других верблюдов. Ей дали оправиться после ранения и чудесного воскрешения, и она весь путь шла ненавьюченная. Другие верблюды не раз бросали на нее недовольные завистливые взгляды. Сейчас Шиха осторожно бродила вдоль берега, принюхиваясь к воде.
Копившееся у вымокших уставших погонщиков внутреннее напряжение прорвалось, как гнилой нарыв. Тут и там послышались недовольные возгласы. Хасим неловко пытался оправдываться, но его слова лишь подливали масла в огонь упреков и раздражения. Отдельные осторожные замечания промерзших людей перерастали в открытые угрозы.
Хасим решил объявить привал, чтобы спокойный отдых и горячая пища успокоили людей, и у него появилось время на серьезное раздумье. Но в этот момент с гор раздались воинственные крики.
Все в страхе посмотрели наверх.
Из-за горной расщелины, там, где тропа начинала спускаться к реке, появился отряд вооруженных китайских воинов на конях. Издав победный крик, они устремились вниз. Спускаться к реке им предстояло не более получаса.
Люди разом отхлынули от Хасима, понимая, что вооруженная погоня возникла и преследует караван только из-за купца и странного груза. Шакен с четырьмя охранниками попытался занять оборону. Но все понимали – сопротивляться многочисленным китайцам бессмысленно. Мирный караван не мог противостоять вооруженному воинскому отряду да еще в столь неудобном месте.
Отстранившись от хозяина, погонщики всем видом пытались показать, что они люди маленькие и подневольные, и не их вина, что они оказались здесь.
Хасим мгновенно осознал грозящую опасность. Он тайно скрылся с караваном, а значит, в глазах китайцев уже виновен. И никакие уговоры и объяснения теперь его не спасут. Свою жизнь ему было не жалко, он достаточно прожил и не раз был вынужден рисковать ради денег и благосостояния семьи. Но к чему все это теперь? Если он не приедет вовремя в Сарай, погибнет страшной смертью его сын Рустам. Уж в чем-чем, а в искусстве изощренных казней Золотая Орда достигла небывалых высот.
