– Чеченцы народ хороший, – оценил гостеприимство грузинский подполковник.
– Нам остается только полагаться на его национальность, – заметил его российский коллега.
– Ты о чем, Василич?
– Представь, он послал жену предупредить «краповых», а сам решил нас задержать. И задерживает. Мы ждем, а нас окружают…
– Возможный вариант.
– Утешает только то, что у чеченцев предательство считается позором. И потому я согласен подождать полчаса.
Бессарион плечами пожал.
– Ты лучше меня знаешь местные порядки. Давай ждать… Хотя граната может одинаково взорваться и в руках боевика, и в руках мента.
– В этом ты прав. Сделаем так…
* * *
Как и просил чеченец, машину загнали в кусты под каменным «языком». Опасения Тамарова оправдались. Еще разглядывая карту, он сомневался, что эти заросли можно будет преодолеть на машине. Оказалось, в них можно только въехать. Естественно, выехать тоже было возможно тем же путем, но проехать насквозь возможности не было. Был, конечно, один объезд. Кусты сползали далеко вниз, к самому селу, и проехать можно было рядом с низкими каменными заборчиками сельских огородов, на виду у всех, кто пожелает из окна выглянуть. Вполне возможно, что и с улицы между деревьями машину можно рассмотреть.
Два подполковника оставили машину с распахнутыми дверцами, словно подчеркивая этим, что они находятся рядом и только на минутку отошли, а сами, забрав оружие, углубились в кусты и, прикрытые зарослями, прошли вниз почти до самого конца. С этой позиции им было хорошо видно и огороды, и дворы сельских домов, и все подходы к месту, где была оставлена машина. Оставалось только ждать, но ждать пришлось недолго.
– Что и требовалось доказать! Береженого бог бережет… – сказал Артем Василич. – Вовремя мы подсуетились. Видишь?
– Где?
– Вдоль забора. Забор между огородами. Прямо в нашу сторону…
Между двумя огородами тянулся низенький такой же каменный заборчик, как и заборчики внешние, где плоские камни вместо раствора скреплены глиной. Вдоль всего заборчика были высажены какие-то, видимо, ягодные кусты. И вдоль всего этого к внешнему ограждению гусиным шагом, чтобы не показывать себя, передвигалась группа из шести «краповых».
– А вон и наш инвалид… – показал Бессарион пальцем.
Тамаров уже и сам увидел, как, стоя под деревьями, инвалид своей культей показывает кому-то, как лучше пройти к кустам. И почти сразу вторая группа, более многочисленная, стала по одному перепрыгивать в соседний огород, чтобы оттуда под прикрытием кустов выйти на ближнюю к зарослям позицию.
– Плохие у чеченцев гранаты, – посетовал Бессарион. – Надо было ему не только руки, надо было и голову оторвать… А я, пожалуй, смог бы и отсюда в него попасть…
Он поднял автомат и приложился к прикладу щекой.
– И показать, где мы сидим… Они надеются, что из кустов мы ничего не видим. А ты покажи, что ты рядом, и принимай бой…
– Я же не стреляю. Я мечтаю… – оправдался грузинский подполковник.
«Краповые» так и шли двумя колоннами, пытаясь взять заросли в клещи. Снизу, должно быть, было видно крышу машины. Чеченец не зря показал подполковникам место, куда заехать. Знал, что показывал. И потому обхват был таким широким. Расстояние между каменными заборчиками и кустами метров в двадцать. Его бойцы преодолевали бегом и одновременно двумя группами. Значит, по связи координировали свои действия. Тамаров с Мерабидзе сидели среди не слишком высоких кустов и все хорошо видели даже без бинокля, который висел на груди у российского подполковника. И даже видели, как с каждого фланга было выделено по два бойца, чтобы перекрыть центр.
– По нашу душу… – понял Тамаров. – Левая пара на моей совести, правых сам принимай. Лучше без стрельбы…
– Сделаем… – согласился Мерабидзе и положил автомат на землю.
– Выходим навстречу, пока не соединились.
– Они соединяться не будут, чтобы весь нижний профиль перекрыть. На визуальной дистанции пойдут.
– Нам это только на руку… Мне то есть на руку… Тебе, как я понимаю, на ногу…
– Сделаем… – повторил Бесо и потряс ногой, словно напряжение сбросил.
– Двинулись… Автомат далеко не оставляй. Возвращаться – плохая примета…
Бессарион автомат взял.
Подполковник Тамаров выполнял работу, которую он всегда выполнял с удовольствием и качественно. Пожалуй, снимать часовых или дозоры противника – это всегда давалось ему наиболее легко. Но сейчас сложность состояла в том, что все время службы его обучали убивать противника. В данном же случае необходимо было обезвредить его, и не просто не убить, но и не изувечить. Но, как показал опыт минувших суток, это, когда уже имеешь определенные устоявшиеся навыки, сложнее, чем просто уничтожить. И при этом нельзя было показать свое милосердие, свое стремление быть гуманным, если вообще понятие гуманности соотносится в одном контексте с понятием резкого и тяжелого удара.
Артем Василич выбрался на самый край зарослей, чтобы оттуда определить, кто из его двух противников какую тропу выберет. Естественно, начинать предстояло с ближнего. Ближним оказался высоченный рыжий детина, чем-то схожий с недавним вертухаем в СИЗО, разве что заметно более сухощавый, следовательно, более резкий. Тамаров дал возможность «краповому» зайти в кусты, посмотрел, где зашел в них второй, и только после этого двинулся по следу ближнего. Догнать неслышимым, несмотря на то что «краповый» был насторожен и к окружающему прислушивался, было делом не сложным. Противник ожидал опасности впереди и вообще считал ее еще далекой и потому полностью не сконцентрировался, не вошел в боевое состояние, когда каждая нервная клетка возбуждена и реагирует на все.
Удар опять наносился в затылок и был таким коротким и резким, что, когда с головы парня упал краповый берет, сам он еще какое-то время остался стоять, не понимая, что с ним произошло. И только потом медленно осел на землю. После этого, не задерживаясь, Артем Василич поспешил сделать полукруг, чтобы зайти со спины и второму. Этот вообще был отвлечен, держал что-то в руках перед собой и рассматривал со вниманием, чуть ли не ощупывал. И на аналогичный первому удар отреагировал сразу, свалившись носом в землю. Любопытство заставило Тамарова перевернуть парня, чтобы поинтересоваться предметом интереса «крапового». Тот держал в руках какую-то электронную игрушку, слабо попискивающую уже и после того, как сам игрок был не способен игру продолжить. Игромания болезнь заразная, и российский подполковник ее не уважал. А за игры в боевой обстановке вообще следует наказывать. Он и наказал поверженного противника ударом, а в дополнение уже и собственные вкусы удовлетворил, заметив под клапаном длинного кармана натянутой поверх бронежилета «разгрузки», в том самом кармане, в котором обычно автоматные рожки носят, рукоятку пистолета. Для обычного пистолета карман был слишком длинным, и пистолет должен был бы провалиться глубоко. Этот не проваливался. Оружие Артем Василич вытащил. Пистолет оказался с глушителем. Мощный «кольт» тридцать восьмого калибра. Глушитель тоже мощный, с заниженным центром тяжести, следовательно, с понижающим звуковым эффектом выстрела. Третий свой пистолет Артем Василич засунул под брючный ремень за спину. А запасную обойму, оказавшуюся в том же кармане, убрал под носок, прикрытый штаниной. Про дополнительное вооружение напарнику решил ничего не говорить.
Но долго задерживаться, рассматривая поверженного противника, Тамаров не собирался. Он быстро обшарил обширные карманы «разгрузки», нашел пачку галетного печенья и завернутый в целлофан подтаявший кусок сала, потом вернулся к первому противнику, обнаружил, что тот пытается перевернуться и встать на четвереньки. Эти безобразные попытки требовалось немедленно прекратить, что Тамаров и сделал одним дополнительным ударом. В карманах этого бойца нашлась банка кильки в томатном соусе. Но ни хлеба, ни даже печенья, к сожалению, не нашлось. И, только завершив все это, подполковник снова вышел к краю кустов, чтобы встретиться с Мерабидзе, однако Бессариона видно не было, хотя по времени пора бы ему было и возвращаться. Беспокойства, впрочем, от задержки не возникло, потому что в случае какого-то обострения ситуации обязательно послышался бы шум. Подождав пару минут, Тамаров недоуменно пожал плечами и двинулся напарнику навстречу, надеясь, что тот уже идет на соединение.
Но и встречных шагов слышно не было.
В этот момент ему позвонили. Артем Василич вытащил трубку и глянул на определитель номера, считая, что звонить могут и вертухаю, недавнему еще хозяину трубки. Оказалось, звонит жена.
– Я слушаю… – шепотом сказал он.
– Тема… Говорить можешь?
– Нет. Я позже перезвоню…
– Я жду…
2– Вижу часового… – уже через полторы минуты доложил Нахимов.
Подполковник Бурлаков свой бинокль поднял, но, не имея тепловизора, сквозь листву и густющую хвою ничего разобрать не смог. И лишний раз порадовался, что сам лично позаботился о сохранении трофейного прицела, когда из Москвы дважды запрашивали его наличие. Кто-то, грубо говоря, «капнул», что в одном из боев по уничтожению банды был убит снайпер-араб. Винтовка у снайпера, по оценке снайперов бригады, была тоже хорошая, но стреляла какими-то экзотическими патронами, достать которые возможности не представлялось. Чтобы не «засветиться», винтовку спрятали до случая на собственном оружейном складе и не включили ни в какие реестры отчетности. Подполковник Бурлаков лично решил, что в Москве могут и без прицела с тепловизором обойтись. А прицел передал снайперу лучшей роты в бригаде. Тем не менее история со снайпером-арабом всплывала дважды. Кому-то очень хотелось такую винтовку заиметь. И, скорее, не саму винтовку, а именно прицел. На запросы Александр Григорьевич отвечал категорично: «не было», «не знаем», «не в курсе дела»…
