Ознакомительная версия.
— Некогда, Юра. Дело срочное. Звякни телке и поедем. — Соболев тут же продемонстрировал загруженность: подошел к машине и захлопнул капот. — Не озябнет твоя тачка.
— А вы что, пешком пришли?
— Не, бля, мы пешком приехали.
— А где твоя «бэха»?
— Удалову дал. Он шефа в Псков сопровождает. У него еще какие-то дела в Калинине.
Рукавишников тем временем открывал ворота, выходящие во двор Вадковского переулка.
Двор тонул в темноте. Лишь свет ламп над двумя подъездами выкрадывал у потемок ущербные куски.
Моросил дождь, добавляя уныния этому вечеру, и поторапливал группу подростков, промелькнувших в желтоватом овале фонаря.
— Что случилось-то? — Дудников в последний момент заметил ускользающий взгляд Рукавишникова. И дальше тот продолжал прятать его. — На хрена эти ваши заезды, не пойму?
— Володь, закрой ворота, — распорядился Соболев и стал на пути у Дудникова. — А ты не дергайся. Нам велели кое о чем расспросить тебя. Сядь, Юра, а то я тебя сам усажу. Мне по херу твои угрожающие стойки. Сядь, я сказал!
Дудников опустился на капот. К нему подошел Рукавишников.
— Ты на кого работаешь, падла? Забыл, на кого работаешь? — Он коротко замахнулся и ударил Юрия по лицу открытой ладонью. — Тебе привет от босса.
Все. С этого мгновенья Дудников не смел ни перечить, ни двинуться, ни отклониться от удара. Пришла его пора. Просто отвечать. Прежде всего за свою глупость, которая поставила его в один ряд с этими людьми. Он видел, как убивают таких, как он, и недоумевал: почему они не бегут, не сопротивляются. Их хватало лишь на резкий всплеск в самом начале, на стойку, полыхающие глаза. А потом камнем в воду.
Конец. Просто конец. Равнодушие. Отсутствие жалости к себе и своим близким. И страха нет. Надо так надо.
Передать привет — это словесная визитная карточка банкира, это сопроводиловка на тот свет.
Взгляд Дудникова остался спокойным. И голос — безучастный и ровный — не дрожал. В его словах не было и намека на попытку спастись. Друзей и товарищей в их мире не существовало.
— Володя, мы же с тобой вместе работали. Мы жрали с одного стола, из одного стакана пили. Ну, хули ты телишься? Убей меня! Думаешь, я боюсь? Ты тоже не затрясешься, когда придут за тобой. — Дудников указал на Соболева. — Вот Валера придет за тобой. А потом настанет и его очередь. И никто из вас не спросит: «За что?» Да ни за что! Вас же не убить послали, вам предупреждение вынесли. Черная метка, братва, черная метка. Готовьте ладони. Мы все застолбили себе места на городском могильнике.
— Заглохни! — прикрикнул Рукавишников. Он обозлился на товарища. За то, что тот пусть не перехватил инициативу, но сбил настрой, руку, заряженную для удара, сбил. — Сука! — Он развернулся к водителю боком и грохнул его ногой в голову.
Дудников ударился затылком о лобовое стекло. Он попытался встать, но рядом уже был Соболев. Несколько сильных ударов, и в голове Юрия помутилось. К горлу стремительно подступала тошнота.
Соболев двинул его двумя пальцами по глазам, размахнулся и ударил открытыми ладонями по ушам.
Рукавишников взял его за голову и припечатал к лобовому стеклу.
Соболев повторил этот прием.
Рукавишников...
Соболев...
Снова Рукавишников.
Пока еще живого Дудникова впихнули в салон «Фольксвагена». Рукавишников, прежде чем закрыть дверцу, попрощался с классным водителем:
— У тебя трафик впереди. В добрый путь, Юра.
Он макнул конец буксировочного троса в канистру с бензином, потом перекинул его через металлическую балку и закрепил узлом. Пошарил на полках и нашел бутылку с ацетоном. Привязал ее к тросу на расстоянии метра от бетонного пола и поджег веревку. Пнул канистру и кивнул Соболеву:
— Уходим.
Он оглянулся. Дудников, с трудом подняв голову, провожал их взглядом.
Они отошли метров на сто и услышали глухой взрыв. Но прежде длинно прозвучал автомобильный гудок...
— Ты слышал? — спросил Рукавишников напарника.
— Вроде бы наш отсигналился.
Взрыв был сильный. Металлический гараж расперло, как консервную банку на огне. Металл дал трещину вдоль сварочного шва. В него хлынул воздух и тут же попер назад, превращаясь в огненный факел. Дудников выдержал чудовищную перегрузку, находясь в закрытой машине. Его резко сдавило со всех сторон, выгоняя из ушей и глаз кровавую пену, осыпало стеклом. Потом его раздуло, как рыбу на песке. Он походил на факира, заглатывающего огонь. Он был уже мертв, когда на нем загорелась синтетическая спортивная куртка, мгновенно прикипая к телу...
В этот вечер Миранда Матиас оттягивалась с друзьями в биллиардной на Петровке, что недалеко от гостиницы «Marriott Royal». Сергей Марковцев подъехал на частнике и сразу же отметил «БМВ» Миранды с водителем за рулем. Рядом были запаркованы похожие машины, включая чей-то раритетный «Бьюик», похожий на старый «Шевроле».
У входа в бильярдную стояли двое вышибал в черных строгих костюмах и плащах типа «макинтош» нараспашку. Оба походили на атлантов, готовых сбросить с себя мрамор и заговорить.
Марк шагнул к двери, и оба «атланта» ожили. Нет, они не преградили дорогу и не дежурили тут, а просто вышли покурить. Им по штату было не положено дымить в напрочь прокуренном заведении.
— Там играют на деньги, — на всякий случай пояснил один, оглядывая скромную одежду посетителя — куртку, купленную, судя по всему, на барахолке, под ней какой-то блеклый пуловер; его прическу, словно маскирующую уши, бородку-эспаньолку.
Сергей сдал куртку в гардероб и получил номерок, расставшись с первыми деньгами: гардеробщик лет двадцати, одетый в золотистый жакет, заработал на нем полста рублей, и было видно, что для него это мелочь. Причесавшись перед зеркалом и поправив пуловер, Марковцев шагнул в первый зал.
Тут было шумно и прокурено. Если склониться над бильярдным сукном, можно задохнуться от запаха заношенных домашних тапочек. Марковцев насчитал шесть бильярдных столов и в два раза больше ресторанных, стоящих вдоль двух стен. «Всерьез» тут на бильярде не играли, мало кто умел вообще правильно держать кий. И сам Сергей не блистал в этой области. Если не брать в расчет сам кий, которым можно запросто разбить чью-нибудь голову. Или переломать ноги. Слова Матиаса насчет ног все еще стояли в ушах Сергея.
Миранды в этом зале не оказалось, и Марковцев прошел в другой. Та же самая картина, только более шумно. Музыка грохотала как на дискотеке. Марковцев скривился: «Эминем... Никуда от него не скроешься». Белый рэппер брехал на завсегдатаев бильярдной песней из «Очень страшного кино».
В этом зале Марковцев впервые заострил свое внимание на лицах посетителей, в первую очередь потому, что узнал в хрупкой девушке, одетой в невесомую и почти прозрачную блузку, Миранду. Странно было видеть блестящие, оживленные глаза при вялых жестах, ленивых позах молодых людей. Этот блеск был фальшивым, точнее, искусственным, но вот именно жесты выдавали их истинное состояние: тяжелая, неподъемная голова при искрометных мыслях. Трудно представить себе такое состояние.
Миранда показалась Сергею более живой, что ли. Она сидела боком к столику, закинув ногу за ногу, и покручивала коньячный бокал. Может быть, подумал Марк, она оживилась, когда пересеклись два взгляда — ее и не совсем обычного посетителя, который словно что-то выискивал здесь, а может, даже пришел за ней. Вот он надолго приковал к ней свой взгляд, потом медленно прошелся по гламурной публике. Он словно спрашивал: «Что ты здесь делаешь?» Нет, по-другому: "Зачем ты пришла сюда? Слушать музыку? Но ты ее не слышишь. Веселиться? Но тебе скучно. Играть? Но ты не умеешь и не хочешь. Я знаю, чего ради ты здесь: ты просто проводишь время. Ты его хочешь надуть, одурачить". Вряд ли даже часть этого дошла до Миранды. Если Марковцев и заинтересовал ее, то лишь на короткие мгновения. Вот она взяла из пепельницы дымящуюся сигарету, но не затянулась, просто держала ее в руках и смотрела на тонкую струйку дыма, курящуюся над столом, уходящую и теряющуюся в сизом пласте дымной же завесы.
Свободных столиков не было, и Сергей подсел к двум парням и одной девушке, бросив утвердительное: «Не против?»; подозвал официанта.
Тот согнулся чуть ли не пополам, и Марковцеву пришлось сделать заказ в самое ухо подавальщику:
— Водки.
Снова посмотрел на Миранду. Будто только сейчас заметил, что под легкой блузкой пламенеет красный бюстгальтер, кружевной и эфемерный, в любой миг, при малейшем движении готовый открыть то, что почти не скрывал. Марковцев усмехнулся, посылая мысленное пожелание девушке: «Миранда, поправь чулок».
Эминем наконец-то заглох. Его сменил приличный рок-н-ролл из той же молодежной серии: «Too cool for school» — «Слишком крут для школы». И Сергей неожиданно сказал себе: «Что ты здесь делаешь?» Он пришел сюда ломать ноги и мог сказать: «Ну так ломай!» Другое дело, что он собирался вмешаться а чью-то жизнь, пусть даже присыпанную кокаином, разбавленную коньяком, скрытую за дымовой завесой. Кто и для кого слишком крут?
Ознакомительная версия.
