Мурашки по коже от такого голоса! Словно электронная подсказка в боевых самолетах: «Убери шасси!», «Аварийный остаток топлива!» Раньше Ирина говорила со мной другим голосом. Ей запросто можно было работать на киностудии и озвучивать красавиц в постельных сценах. Мне все время казалось, что Ирина нарочно разговаривает со мной неким особым, волнующим тоном, разбавляя слова томным дыханием, делая головокружительные паузы между фразами. О, именно эти паузы впечатляли меня больше всего! Это ж надо уметь так молчать!
— И что этому мужчине надо было? — спросил я, пытаясь догадаться, зачем она мне позвонила.
— Он не сказал, но очень настойчиво просил твой домашний адрес и номер мобильного телефона. Если он еще раз позвонит, дать?
— Не надо! Предложи ему свою помощь. Скажи, что ты такой же частный детектив, как и я…
— Нет, ему нужен только ты. К тому же я больше не частный детектив.
— То есть? Как это понимать? А кто же ты?
— Я ухожу.
— Куда, Ириша?
Она ответила не без удовольствия:
— На руководящую и более высокооплачиваемую должность.
Вот это номер! Такого поворота событий я не ожидал. Видимо, Ирина крепко обиделась на меня.
— Что ж, это твое право, — ответил я. — Хотя такие решения нельзя принимать сгоряча…
— Только, пожалуйста, не надо давать мне советы, — оборвала меня Ирина. — Мое дело предупредить тебя.
— О чем предупредить, Ириша?
— Второй день под окнами офиса стоит машина.
Черная «девятка» с тонированными стеклами. Скорее всего, из нее следят за твоим агентством.
«Твоим агентством»… Детский сад какой-то! Отдавай мои игрушки и не писай в мой горшок. Наш разговор закончился. Ирина предоставила мне возможность послушать короткие гудки. Буженина из свиного окорока, который я, следуя старинному рецепту, натер солью, перцем и базиликом, подгорела в духовом шкафу. Я выставил дымящийся противень на подоконник и распахнул окно. Все будет хорошо. Все вернется в прежнее русло. Никуда Ирина не уйдет. Потому что не может жить без меня, этакого единственного и незаменимого плейбоя.
Я завернул буженину в пергаментную бумагу. Отнесу Бесте, сторожевой овчарке на автостоянке. Такой лакомый кусочек она проглотит не жуя. А сейчас приму душ, выпью чаю с медом и поеду в офис.
В агентстве царил привычный порядок. Из кабинета Ирины еще не успел выветриться запах духов. Я для проформы заглянул в ящик своего стола, а затем в холодильник. Вынул ополовиненную бутылку водки и наполнил пластиковый стаканчик. Водка простояла в холодильнике целый месяц, но, похоже, не выдохлась. За окнами стемнело. Багряный отблеск заката налип на стену. Я сидел за столом Ирины. Сквозняк играл листочками перекидного календаря. Она забрала все свои вещи, которые прежде были здесь всегда, :— маленькое зеркальце, малахитового кота, шариковую ручку, похожую на гусиное перо. Как тяжело на душе! Будто Ирина умерла. Мне ее было жалко, ее осиротевший стол источал добрую, теплую память.
Я придвинул к себе телефон и набрал номер ее мобильника. Я помнил его наизусть.
— Послушай, не звони мне больше, — ответила Ирина. Я слышал приглушенную музыку и гул автомобильного мотора.
— Ты забыла закрыть окно в своем кабинете, —сказал я с легким укором. Я пытался вести себя так, будто ничего не случилось: я начальник, она моя подчиненная, лучшая подчиненная, самая лучшая, на которую я никогда не повышал голос, а за мелкие огрехи лишь ласково журил.
— Я все закрыла! И мне по барабану твои проблемы! Она отключила связь,
В одной руке я продолжал держать трубку, другой стал массировать грудь. Я не ожидал, что наш разговор будет таким коротким. Встал из-за стола, взялся за него и развернул. Новый сотрудник будет сидеть лицом к двери, а не спиной, как это делала Ирина. И это будет мужчина. Никаких женщин в моем агентстве! И надо будет в ближайшие дни сделать в офисе ремонт. Причем начать с кабинета Ирины. Сорвать старые обои, выкинуть столы, стулья, цветы с горшками, дурацкие календари с котятами. Все на мусорную свалку! Ирина гордая, и я тоже гордый. Рубить так рубить…
На пульт охраны я позвонил уже с улицы. Какой теплый и душный вечер! Быть грозе. Да вот и всполохи на темном небе видны. Пока беззвучные, немые, словно отблески сварочного аппарата… Двор у нас тихий, темный. Оставь канализационный люк открытым — ни за что не заметишь. Нормальные люди стараются в сумерках обходить это место стороной. Даже вездесущие бомжи не обжили плотные кусты. И уж, конечно, никакой водитель не оставит здесь на ночь свою тачку, а если сделает это, то имеет много шансов утром найти ее «раздетой». Потому-то я с удивлением заметил в плотном мраке прижавшуюся к кустам «девятку». Она была черной как смола, плюс к этому тонированные стекла. Словом, черная кошка в темной комнате. Мне показалось, что боковое стекло с водительской стороны слегка опущено и где-то в непроглядной утробе машины, словно Марс на ночном небе, мерцает кровавый огонек сигареты.
Впрочем, я сразу забыл об этой машине. Забрался в свой «Опель», запустил мотор и медленно тронулся с места. На площади автовокзала развернулся и покатился в сторону набережной. У закрытых ворот центрального рынка, словно тени, бродили не то уборщики, не то бомжи. Они собирали картонные коробки, сплющивали их и складывали в стопку. Неопрятный сутулый мужчина кинул картонку под куст, опустился на нее на колени, затем повалился на бок, скрутился калачиком, как озябшая собака, и стал неподвижен. Две девушки голосовали проходящим мимо машинам, выйдя едва ли не на середину дороги. Легковушки притормаживали, аккуратно объезжали их. Девушки прыгали от нетерпения, курили, отхлебывали из жестяных баночек.
— Эй, мужчина! — громко крикнула одна из них и пригнулась, чтобы лучше рассмотреть меня через ветровое стекло. — Жизнь слишком коротка, чтобы отказывать себе в маленьких радостях…
Я часто подвозил Ирину домой после работы. Ослепленные фарами проститутки не сразу замечали рядом со мной девушку и кидались к машине, предлагая мне свои услуги. Ирина реагировала на это со святостью и чистотой взращенного в монастыре ребенка. Она дико смущалась, и выступивший на ее щеках румянец был заметен даже в сумерках. В ее молчании угадывалось необъяснимое чувство вины передо мной, будто она хотела сказать: наверное, я помешала тебе? наверное, ты хотел бы пригласить их в машину?
Я чуть не отдавил колесом смело выставленную ножку и, проехав мимо жриц любви, невольно посмотрел в зеркало заднего вида. Девушки кинулись на идущую следом машину, и только сейчас я увидел, что это была та же черная «девятка» с тонированными стёклами, во всяком случае, как две капли воды похожая на ту машину, что стояла в нашем дворе. В ответ на предложение девушек из окна «девятки» вылетел окурок и, прочертив малиновую дугу, разбился в искры об асфальт.
Может, это та самая машина, о которой говорила Ирина? Я не слишком вник в ее слова, когда она упомянула о какой-то «девятке»; я больше прислушивался к интонации, а само предупреждение о слежке воспринял лишь как желание Ирины испортить мне настроение. Меня покоробили слова «твое агентство», и ни о чем другом я уже думать не мог.
Я прижал машину к обочине и остановился. «Девятка» проехала мимо, свернула в какой-то проулок и исчезла за углом дома. Нет, никто за мной не следит. Никому я не нужен. Что я собой представляю, чтобы за мной следить? Я не политик, не банкир, у меня нет с собой чемоданчика, набитого баксами. Я руководитель частного детективного агентства, которое, по своей сути, является нелегальным филиалом следственного отдела местной милиции. В год у нас бывает не больше тридцати заказов, что приносит нам весьма скромную прибыль, но зато большие неприятности, где конфликты с милицией и криминальным миром — самые маленькие.
За строем пальм светилась витрина продуктового магазина. Надо что-то взять к ужину. Когда на душе тяжко, надо отягощать желудок. Бледная продавщица, одуревшая от духоты, посмотрела на меня с плохо скрытой ненавистью.
— Мужчина, — растягивая гласные, звонко сказала она. — Мы водку в морозильнике не держим. Вся винно-водочная продукция на прилавке.
Бог с ней, пусть будет теплая. Пока накрою стол, бутылка успеет покрыться инеем в морозильнике. Только сейчас я почувствовал, что голоден. Завтракал я в аэропорту Беслана перед посадкой в самолет — чашечка кофе и тонкий хлебец с сыром. И больше ничего за весь день. Увесистый пакет пришлось нести двумя руками. Я уже приготовился толкнуть ногой стеклянную дверь, чтобы выйти из магазина, как высокая тоненькая девушка в кроваво-красной юбке услужливо распахнула ее передо мной. Оказывается, есть еще добрые люди на свете! Я поблагодарил девушку за порыв альтруизма и вышел из магазина. Девушка, словно голодная кошка, которая угадала в пакете сосиски, снова оказалась рядом со мной. С мольбой заглядывая мне в глаза, она пролепетала:
