Молодые люди открыли было дверь, но тут же отступили. Из закусочной вышла женщина средних лет. Когда она появилась, один из них отвернулся и стал смотреть на улицу, а другой поднес руку к глазам, явно желая скрыть лицо. Это было так красноречиво, что Пайк приподнял уголок рта, что для него означало улыбку.
Когда женщина ушла, молодые люди вошли в закусочную.
Лавируя между проезжавшими машинами, Пайк перебежал через улицу. Закусочная была маленькая, с двумя крошечными столиками у окна и прилавком в глубине, где нужно было делать заказ. Над прилавком на стене висела доска с написанным мелом меню и постер со святыми покровителями Нового Орлеана; за прилавком также была дверь, очевидно ведущая в кладовку.
События в закусочной разворачивались стремительно. Когда Пайк открыл дверь, два молодых человека как раз повалили на пол мужчину постарше; один, опустившись на одно колено, бил его по голове, другой стоял и пинал его ногами по спине. Мужчина скрючился, стараясь защититься от ударов.
При появлении Пайка оба замерли. Потом тот, что припал на одно колено, вернулся к своему занятию, а второй угрожающе повернул к Пайку изрытое оспинами лицо.
— Ты тоже хочешь? Давай вали отсюда.
Пайк валить не стал. Он, наоборот, вошел и закрыл за собой дверь. В глазах бандита мелькнуло удивление, его напарник опять замер. Они думали, что он убежит.
Бандит, сжав кулаки, шагнул к Пайку, эдакий уличный скандалист, заходящийся от собственной крутости. Он хотел запугать Пайка и обратить в бегство.
Пайк быстро шагнул вперед, и бандита это застало врасплох. Пока тот не успел опомниться, Пайк, поднырнув, ухватил его за плечо, вывернул руку ему за спину и с силой швырнул на пол. Лучевая кость хрустнула, локтевая сместилась. Напоследок ударив бандита ребром ладони в адамово яблоко, Пайк выпрямился и повернулся ко второму, но второму хватило и посмотреть. Он отполз назад, по стеночке добрался до задней двери и дал деру.
Бандит, пытаясь не то вдохнуть, не то закричать, давился, как кот клоком шерсти. Пайк опустился на корточки и обыскал его на предмет оружия. Нашел девятимиллиметровый пистолет, перекатил парня на живот, сдернул с него ремень и стал связывать руки. Когда Пайк заводил сломанную руку ему за спину, бандит взвыл и попытался подняться, но Пайк вмял его лицо в пол.
— Стоп, — сказал Пайк.
На то, чтобы нейтрализовать противника и обезопасить помещение, у него ушло шесть секунд.
Пока Пайк работал, пострадавший попытался сесть.
— Как вы? — спросил Пайк.
— Нормально, — ответил тот. — Со мной все в порядке.
Однако выглядел он не лучшим образом. Лицо залито кровью, кровь капает на пол. Увидев красные капли, он ощупал лицо и посмотрел на окровавленные пальцы.
— Кровотечение, — сказал он и попытался встать на колени, но упал и в итоге сел, прислонившись к стене.
Пайк достал телефон и позвонил по 911.
— Не вставайте. Я вызываю «скорую».
Избитый скосил глаза на него:
— Вы коп?
— Нет.
— Мне не нужна «скорая помощь». Сейчас отдышусь и буду в порядке.
Бандит вывернул шею, чтобы посмотреть на Пайка.
— Ты мне сломал руку, а сам не коп? Сука. Подними меня!
Пайк слегка прижал его коленом; бандит захрипел.
Когда оператор 911 ответила, Пайк рассказал, что произошло, описал состояние потерпевшего, добавил, что нападавший здесь же, и попросил вызвать полицию.
Пайк проверил у мужчины пульс. Пульс был сильный, но зрачки были разных размеров, что указывало на сотрясение мозга. Потом он прижал к его ране пачку бумажных носовых платков.
Бандит спросил:
— Ты кто, мужик?
— Помолчи.
Если бы Пайк не остановился подкачать шину, он бы не увидел этих двоих, не пересек бы улицу и не встретил женщину, которая вот-вот появится. Но он остановился. И горе ему.
Парамедики, приехавшие на «скорой», две крепкие женщины сорока с чем-то лет, занялись потерпевшим, а Пайк тем временем вводил их в курс дела.
Бандит, лежа на полу лицом вниз, удерживаемый коленом Пайка, вдруг заговорил:
— Этот тип сломал мне руку, дайте чего-нибудь от боли.
Главная, по фамилии Стилек, посмотрела на Пайка:
— У него действительно сломана рука?
— Угу.
Она велела усадить бандита и кивнула напарнице:
— Осмотри красавчика, а я закончу с этим.
Стилек удалось поднять потерпевшего; он говорил невнятно, но, когда она пощупала ему пульс и померила давление, сосредоточился. Назвался он Уилсоном Смитом, из Нового Орлеана, сказал, что приехал сюда после урагана «Катрина». Пайк отметил, что при этом у Смита не было южного выговора. Скорее он говорил как выходец из Нью-Йорка.
Когда Стилек направила фонарик ему в глаза, он попытался отвести ее руку.
— Я в порядке.
— Нет, не в порядке. Мы вас заберем в больницу.
Смит опять попытался от нее отмахнуться, но вдруг обмяк, вновь опустился на пол и закрыл глаза. Пайк смотрел, как работают парамедики, и ждал полицию.
Через несколько минут полиция прибыла. Главной в паре была средних лет латиноамериканка, которая представилась как офицер Хайдек — вероятно, английская фамилия досталась ей от мужа. Ее напарником был огромный малый по имени Пол Макинтош.
Хайдек тихо поговорила со Стилек, потом подошла к Пайку:
— Это вы звонили, вызывали нас?
— Да, мэм.
— Ага. И как вас зовут?
— Пайк.
Бандит, которому в это время накладывали шину, сказал:
— Этот тип сломал мне руку, да? Арестуйте его. Я хочу его посадить.
Хайдек попросила у них документы. Пайк протянул ей водительские права, которые она и скопировала для рапорта. У подозреваемого документов не оказалось. Он назвался Рубеном Мендосой и заявил, что не имел ни одного ареста.
— Состоите в банде? — навис над ним Макинтош.
— Никак нет, брат. Я чист.
Макинтош указал на аббревиатуру ВТ у него на шее. Пайк знал, что это значит «Венеция-тринадцать», известная банда латиноамериканцев.
— Тогда зачем вытатуировали «Венеция-тринадцать»?
— Это мои инициалы.
— ВТ — инициалы Рубена Мендосы? — сказала Хайдек. — Как это может быть?
— Это так пишется по-европейски.
Пайк честно рассказал, что знал, кратко, в нескольких фразах, как учили, когда он был новичком-патрульным, и отдал Хайдек пистолет, который отобрал у Мендосы.
— Вот, был у него в кармане.
Мендоса сказал:
— Это не мой, мужик. Нечего на меня вешать.
Макинтош велел ему заткнуться и обратился к Пайку:
— А второй? У него был пистолет?
— Если и был, я не видел. Когда я повалил вот этого, его дружок сбежал через заднюю дверь. Оружия я не видел.
Хайдек передала пистолет Макинтошу, попросив отнести в машину, и вызвала вторую карету «скорой». Подозреваемого и потерпевшего нельзя везти в одной машине.
Подъехали еще одна патрульная машина и вторая «скорая». Вновь прибывшие полицейские вывели Мендосу, а Стилек с напарницей выкатили из машины носилки. Тем временем Хайдек допрашивала Смита. Тот сказал, что эти двое хотели купить сэндвич, а он собирался закрыть закусочную, чтобы идти в банк, и хотел их выставить. Они обиделись, и началась драка.
Хайдек, похоже, не поверила.
— То есть они не хотели вас ограбить, ничего такого? Вы подрались просто потому, что они хотели сэндвич, а вы хотели закрыть закусочную?
— Ну, может, я что-то им сказал не подумав.
Парамедики положили его на носилки, и тут в заднюю дверь вошла женщина. Она не видела машин «скорой помощи» и полицейских машин, стоявших с другой стороны, и при виде стольких людей в форме, набившихся в тесное помещение, застыла, словно бы наткнувшись на невидимую стену. Пайк смотрел, как она переводила глаза с врачей на носилки, потом на полицейских — раз, два, три, пока — четыре — ее глаза не остановились на нем. Надолго. Она смотрела на него так, словно ничего подобного не видела никогда, словно он ее одновременно пугает и безумно притягивает.
Пайк подумал, что ей лет тридцать с небольшим — оливковая кожа, морщинки вокруг глаз. У нее были красивые глаза. И умные. Волосы короткие, темные; льняное платье без рукавов и сандалии на плоской подошве. Глаза Пайку понравились.
Тут вернулись Хайдек с Макинтошем, и она перевела глаза на них.
Хайдек сказала:
— Чем могу помочь?
— Что случилось? Уилсон, что с тобой? Уилсон — мой дядя.
Смит приподнялся.
— Это Дрю. Моя племянница.
Ее звали Дрю Рэйн, и, пока ей рассказывали, что случилось, она переводила взгляд со Смита на полицейских.
— На тебя напали прямо здесь? Прямо здесь, в магазине?
— Да все нормально, пришел этот парень и остановил их.
Дрю Рэйн опять посмотрела на Пайка и одними губами прошептала одно слово, как если бы полицейские, медики и дядя ее не видели, словно бы улучив момент, когда кроме них никого нет:
