– Ну все, – скучным голосом сказал Мазур. – Дык, елы-палы, опаньки... Пошли.
...Не позже чем через четверть часа на реке показалась лодка – самая обыкновенная дюралька с подвесным мотором, который сейчас, правда, безмолвствовал. Кентавр греб легонькими алюминиевыми веслами, без всяких усилий направляя суденышко против дохленького течения, Мазур развалился на носу, громко брякая на гитаре, а устроившиеся на корме Дядя Гриць и Атаман с большим воодушевлением выводили:
Не жди же ты, мама, хорошего сына,
Твой сын уж не тот, что был вчера...
Мене затянула опасная трясина,
И жисть моя – вечная игра...
Все четверо были одеты так, что в них за километр можно было распознать самых что ни на есть натуральнейших плебеев, больше десяти баксов отроду в руках не державших: то ли угнетенные реформами и самогоном селяне из недалекой деревеньки, то ли хохляцкие гастарбайтеры, то ли еще кто-нибудь в том же роде. Плебс, одним словом. Пучок самодельных удочек по правому борту, дюжина бутылочного пива – по левому...
Терзая гитару и старательно держа на физиономии дурацкую хмельную улыбку, Мазур тем временем зорко присматривался к окружающему. Правый берег, сплошь заросший лесом, его не интересовал совершенно. А вот слева кое-что определенно беспокоило: особняк по левую руку от усадебки, куда они плыли с недружественным визитом. В нем насчитывалось четыре этажа, усадебка оттуда просматривалась как на ладони. Судя по результатам сегодняшних наблюдений, там в данную минуту находилось не менее трех человек. А значит, будут свидетели, чье поведение предугадать невозможно: могут, не ввязываясь, в охрану поселка незамедлительно брякнуть, а могут, Аллах их ведает, и со стволами на выручку соседу кинуться. Никакой опасности, конечно, но все же – лишние хлопоты...
– Ну, поехали... – сквозь зубы сказал Мазур.
Кентавр сделал сильный гребок, и дюралька уткнулась носом в аккуратный причал, рядом с красивой импортной лодкой, точнее катерком. Звонко стукнулась, так что все, кто был во дворе, услышав, обернулись с понятным недоумением. Овчарка таращилась на новоприбывших, вывалив язык и развесив уши. Судя по всему, ее никогда не учили оборонять хозяйские владения от прибывших по воде.
Отложив жалобно блямкнувшую струнами гитару, Мазур приподнялся и с пьяным нахальством рявкнул:
– Слышь, мужик, у вас стакана не найдется? А то мы свой утопили, только булькнул...
До хозяина и его холуя доходило медленно-медленно, как до пресловутого верблюда. Наконец дошло – и их сытые физиономии исказились праведным гневом. Лысый что-то приказал, дернув подбородком, и охранник, заранее строя угрожающую рожу, рысью припустил к лодке, для пущего куражу сбросил на траву пиджак, дабы продемонстрировать подмышечную кобуру с «макаркой». Еще издали заорал:
– Греби отсюда, рыло!
Мазур ждал его, простецки ухмыляясь. Видя, что ни его грозная харя, ни пушка под мышкой вроде бы не произвели ни малейшего впечатления, охранник, сразу видно, вмиг остервенел. Влетел на причальчик, уже кипя, как самовар, без всяких разговоров выбросил ногу, всерьез намереваясь качественно припечатать Мазуру подошвой по челюсти. Нужно отдать ему должное, удар проводился неплохо, коротко стриженный бычок явно где-то когда-то чему-то такому учился всерьез.
Но не ему с Мазуром было тягаться. Мазур отстранился неуловимым движением, пропустив мимо щеки модный лакированный чобот, схватил охранника за брючину, крутанул, дернул на себя, направил вперед-влево – и охранник, так ничего и не успев сообразить, впечатался щекастой рожей в аккуратные досточки причала. Причал выдержал, добротно был сколочен.
В следующий миг они втроем рванули из лодки, оставив поверженного часового на попечение Кентавра. Это было так быстро, что те, во дворе, не успели ничего понять. До них стало что-то такое доходить, когда налетчики преодолели уже две трети пути.
Первой, как следовало ожидать, отреагировала овчарка. Даже не зарычав, а как-то обиженно, удивленно о х н у в, она кинулась на Атамана. Вырвав из кресла лысого и завернув ему руку за спину, Мазур покосился в ту сторону. Человек и собака на пару секунд сплелись в сюрреалистический клубок, так что уже не различить, где чьи крылья, ноги и хвосты, – а потом клубок распался на совершенно невредимого Атамана и жалобно скулящую на земле овчарку. Опять-таки совершенно невредимую: длинным куском обыкновенной бельевой веревки связаны все четыре лапы, как редиска в пучке, морда надежно замотана. Не убивать же безвинное животное?!
Грохнула дверь, из дома наконец-то выскочил второй охранник – опамятовался, балбес, ага! – и тут же угодил в дружеские объятия Дяди Грица, каковой, не будучи по натуре садистом, просто-напросто легонько, но качественно о ш а р а ш и л накачанного юношу и мигом спутал его такой же веревкой.
Бросив мимолетный взгляд на крашеную блондинку, Мазур убедился, что ею и заниматься не стоит – фигуристая дура так и стояла, ополоумев, глаза у нее были идеально квадратные, а рот раскрыт пошире печной вьюшки. Оклематься настолько, чтобы осознавать окружающее и производить какие-то мыслительные процессы, ей, по всему видно, было суждено не скоро. Вот и ладненько...
Развернув лысого головой к лодке, согнув в три погибели, Мазур бегом погнал его перед собой. На причале уже покоился в позе эмбриона ушибленный им охранник, надежно упакованный Кентавром с помощью третьего куска той же веревки.
Впихнули лысого в лодку. Запрыгнули сами. Взревел мотор, и дюралька, вспарывая спокойную воду, понеслась прочь от причала. Только теперь далеко позади раздался оглушительный девичий визг. Мазур машинально отметил время и усмехнулся с законной гордостью: налет занял ровнехонько шестнадцать секунд. Есть еще порох в пороховницах, господа мои...
Лодка неслась мимо усадеб, поместий и прочих фазенд, задрав нос, словно торпедный катер. Прижатый коленкой Мазура к грязному настилу из реек на дне моторки, лысый слабо ворочался, издавая некие невнятные звуки, – начинал помаленьку осознавать грубую прозу жизни и все внезапные изменения. Мазур присмотрелся к нему – не хватало еще, чтобы загнулся от инфаркта... нет, не собирается что-то отдавать концы...
– Шеф!
Мазур посмотрел в ту сторону, куда указывал Кентавр. Нехорошо сузил глаза: ну вот, началось, не удалось уйти по-аглицки...
Они были уже за пределами новорусской деревни. Параллельно речушке тянулась проселочная дорога, и по ней, пыля, неслась темно-синяя «девятка», расписанная яркими эмблемами и надписями, – охраннички из частной фирмы с очередным угрожающе-пышным названием, оберегавшей этот оазис от сложностей жизни. Видимо, соседи лысого, обитатели роскошной четырехэтажки, в приступе классовой солидарности все же брякнули куда следует или, скорее, учитывая, как мало прошло времени, нажали какую-нибудь тревожную кнопку...
Оба транспортных средства разделяло метров пятнадцать. Мазур прекрасно видел, как опустились оба левых стекла и в них показались искаженные охотничьим азартом и злостью физиономии. Водитель разрывался меж лодкой и дорогой, руки у него были заняты баранкой, и его не следовало опасаться – а вот тот, что на заднем сиденье, как раз пытался выставить в окошко дуло ружья, что пока удавалось ему плохо: машина вихляла и прыгала на выбоинах ч е р н о й дороги, которую господа новые русские, в отличие от парадной, не удосужились привести в соответствующий поселку вид.
Придурок, подумал Мазур. Видит же, что в лодке у нас пленный, и все равно фузею наводит. А ведь и бабахнуть может, от большого ума...
Мазур подтолкнул локтем Атамана и преспокойно распорядился:
– С дороги дурака...
Атаман кивнул, не оборачиваясь, вынул из-за пазухи наган – незаменимое в иных ситуациях оружие для того, кто толк понимает, – прицелился, держа пушку на заокеанский манер обеими руками, стал улучать момент...
Улучил. Выстрел стукнул совершенно неожиданно для всех и для Мазура в том числе. Один-единственный.
Машина вильнула – левое переднее колесо «девятки» моментально с д у л о с ь, Кентавр прибавил газу, дюралька вырвалась вперед, и Мазур, оглянувшись, успел еще увидеть, как легковушка, отчаянно виляя, сорвалась с уходившей вправо дороги и весьма картинно, совершенно в голливудском стиле, обрушилась в речушку, подняв исполинские веера брызг.
– Щ-щенки, – философски констатировал Атаман, – с кем связались...
– Благостно, – кивнул Мазур.
Лысый зашевелился уже с некоторым осознанием происходящего, и Мазур убрал колено с его спины, ослабил хватку. Присмотрелся к пленнику: глазки не закатывает, в обморок хлопаться не собирается, лицо нормального почти цвета, в глазах уже присутствует некоторая осмысленность и даже злость, которой больше, чем страха...
– Вот так оно и бывает, дядьку, – дружелюбно сказал ему Мазур, похлопав по лысине. – Человек предполагает, а бог располагает. Ты себе на сегодня задумал что-то одно, а судьба совершенно по-другому раскинула...
