– Располагайтесь, Павел Петрович, располагайтесь, – сказал Мазур гостеприимно. – Разговор у нас с вами будет долгий... а может, и нет. Это уж от вас зависит, золотой вы наш, бриллиантовый... – Не меняя позы и не убрав благожелательной улыбки с лица, он рявкнул зло: – Так ты что же, сука, решил, что долги можно всю жизнь не отдавать? Меж приличными людьми так не полагается...
Лысый зло таращился на него исподлобья, левая щека у него чуть подергивалась. Мазур с радостью констатировал, что собеседник, по всему видно, не собирается ни с инфарктом со стула падать, ни даже обливаться горючими слезами, а значит, досадные случайности вроде совершенно ненужного трупа на руках исключены.
Потом лысый с капелькой деланого возмущения воскликнул:
– Какие такие долги? Пояснее выражайтесь, пожалуйста. Что-то я за собой не помню никаких долгов...
– Ах ты, раскудрявая твоя башка со вшами... – ласково сказал Мазур. – Сплошная невинность, а? Да на тебе долгов больше, чем блох на барбоске...
– А конкретно? – спросил лысый напряженно, очень напряженно. На лбу у него пот сверкал крупными бисеринами.
– Ну, давай освежать твою девичью память, Павел Петрович... – сказал Мазур. – Знаешь ты Шарипова Ильхана? Только не говори, сучий потрох, что незнаком тебе такой человек. Прекрасно ты его знаешь. Он-то, наивная душа, тебя считал надежным другом, вот и крутанул на пару с тобой сделочку на доверии. В том смысле, что работали вы вместе, бабки должны были поделить поровну, вот только ты его законную долю зажал. Ну, а поскольку сделка имела свою специфику, документиков никаких не имелось и в суд ему идти было не с чем, а о к о л ь н ы м и методами он тебя достать поначалу не смог, потому что у тебя крыша покруче... Вот тебе события в кратком изложении. Должен ты ему его законную долю, чего уж там. По всем понятиям должен. Что ж, если он татарин, так ему и долю отдавать не надо? Неужто, Павел Петрович, у тебя до сих пор злость затаилась на татаро-монгольское иго? Так это когда было... К тому же некоторые в книжках пишут, что и не было вовсе никакого татаро-монгольского ига. Читал я парочку. В любом случае нехорошо, Пашуня...
Он сузил глаза. Зрелище было чуточку странноватое: дражайший Павел Петрович на глазах о т м я к. Расслабился. Почти что повеселел, и из его груди едва не вырвался вздох облегчения...
Ну, никакой тут загадки не было для человека с некоторым житейским опытом. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы моментально доискаться до отгадки: лысый накосячил не в одном месте, черт-те сколько народу, надо полагать, имели к нему схожие претензии. И ожидал он чего-то гораздо худшего.
Претензий, на фоне которых должок Ильхану выглядел едва ли не пустячком...
– Ах, Ильхан... – сказал лысый врастяжку, не в силах подавить на роже отблески того самого несказанного облегчения, – ну...
– Было?
– Ну...
– Знаешь, Пашуня, что меня в тебе удручает? – спросил Мазур без улыбки. – Дешевизна твоя, родной. Ты у Ильхана зажулил всего-то четыреста тысяч баксов. Всего-то! Где-нибудь в Урюпинске это несказанное состояние, но для Москвы, рассуждая здраво, такой мизер, что противно делается. Копейки это для Москвы, финансовой столицы нашей малехо съежившейся Родины... Грубо прикидывая, сотки четыре землицы в Барвихе. Качественная немецкая машина. Не самая богатая квартирка. И так далее... Копейки, Паша! Тебе не совестно так крохоборничать?
– Копейка рубль бережет, – глядя исподлобья, отозвался лысый.
– Ага, – сказал Мазур, – поганая, но все же философия... Паш, она у тебя прокатывала, когда меня не было в окрестностях. Но теперь-то я есть. И бабки ты Ильхану отдашь. Чтоб я так жил...
– А вы, собственно, от кого будете? – спросил лысый с видом человека, в чьей голове уже щелкает примитивный компьютер. – И кто за вас может слово сказать? Ну, и все такое прочее... Сами понимаете. Не похоже, что первый раз такое крутите...
Мазур встал, обошел стол и присел на его краешек, нависнув над невольно отшатнувшимся лысиком:
– Я, Паша, самая страшная фигура на доске, – сказал он серьезно и веско. – Самая жуткая персона. Я – отморозок... Врубаешься? Давай-ка откровенно. Если договоримся по-хорошему, ты все равно никому не пискнешь, а если выйдет по-плохому, то жаловаться ты на меня сможешь исключительно с того света, – а это сложная и проблематичная процедура, которая, если знатокам верить, одному из тысячи удается... Я, Паша, классический, патентованный, заматерелый советский спецназ. Только не говори, что не слыхивал про такую разновидность гомо сапиенса... Да черт, я тебе больше скажу, точнее, продемонстрирую...
Он достал свое служебное удостоверение – немалых размеров, в темно-вишневой обложечке, раскрыл и подержал перед лицом собеседника. Уточнил:
– Там, конечно, далеко не все написано, но главное ты, я думаю, ухватил...
В самом деле, там, пусть и без уточнений, значилось место службы. И воинское звание контр-адмирала там тоже значилось. Выждав с полминуты, Мазур закрыл удостоверение, спрятал во внутренний карман куртки и сказал:
– Никакая это не липа, Паша. Оно настоящее. Отморозок я, милый. Оголодавший спецназ, который однажды подумал, что пора и свой кусок пирога отхряпать в этой путаной жизни. – Он наклонился, сграбастал лысого за отвороты шикарного халата и притянул поближе, так что их лица почти соприкасались: – Уяснил?
В в а ш у систему я не вхож. Понятия ваши для меня – дерьмо. И не стану я прикидывать, кто круче: Вася Горбатый, или там Джабра, или Кривой. Мне по херу. Достать меня трудновато. Я полжизни людей резал везде, куда посылали, а потому отношение к смерти у меня наплевательское. Не боюсь я ни хрена. Разучился. Сказал как-то мудрый человек: когда ты жив, смерти нет. А когда она придет, тебя не будет. Понял? А самое-то главное, Паша... Не та ты персона, чтобы из-за тебя серьезные люди начали доставать такого, как я. Да к тому ж ты кругом не прав, а это тоже влияет... Долг на тебе неправедный, кругом ты не прав и прекрасно это понимаешь...
Довольно долго стояло напряженное, тяжелое молчание. Потом лысый сказал:
– Обсудить вообще-то можно...
Мазур его ударил – легонько, звонко, так, чтобы больно было не на шутку, но недолго. Выпустив халат, встал и вернулся на свое место. Бросил свысока:
– Ничего мы с тобой, скотина, не будем «обсуждать». Я говорю, а ты слушаешь и выполняешь. Пугать страшными рассказами о том, как тянут кишки через жопу, я тебя не буду – к чему долгая болтовня? Мы не в Думе, и я не Гришка Явлинский... Смотри сюда. Вон тот обаятельный молодой человек, что стоит у тебя за спиной, эту штуку вставит тебе в жопу.
Он достал блестящий металлический цилиндр не особенно и жуткого вида – сантиметров тридцать в длину и диаметром с палец. Перегнулся через стол, поднес загадочный предмет к глазам лысого и безмятежно продолжал:
– А когда вставит на всю длину, кнопочку нажмет...
И нажал кнопку на торце. Цилиндр мгновенно ощетинился множеством стальных иголок. Мазур продолжал преспокойно:
– Как легко догадаться, все это тебе моментально вонзится в кишки и куда там еще придется. Сорок с чем-то лезвий, можешь не пересчитывать. Ни один доктор, будь он хоть Господь Бог, тебя потом не зашьет. А самое смешное, что после того как ежик раскроется, ты еще проживешь достаточно долго, чтобы подписать целую кучу бумаг. Движимый одним-единственным желанием: чтобы эту штуку у тебя из задницы не выдергивали со всей силушки... Только, как ты, должно быть, понимаешь, ты уже при таком раскладе не долг вернешь с процентами, а все движимое и недвижимое отдашь. И даже если мы благородно не станем выдирать из тебя е р ш а, подохнешь ты через денек-другой в больничке... Скажу честно: я это не сам придумал. Не такая уж у меня богатая фантазия. Просто от нечего делать в дороге пролистал какой-то боевичок в мягкой обложке. Там как раз такую штуку грозились вставить главной героине, если она какие-то там жуткие тайны не выдаст. Ты, конечно, не девка, но какая разница? Принцип действия тот же, оно и в заднице прекрасно сработает с тем же эффектом...
Он нажал кнопочку – лезвия спрятались. Нажал – выскочили. Поводил перед лицом собеседника и удовлетворенно улыбнулся, глядя, как тот бледнеет и потеет. Деловито сказал:
– Предположим самое худшее: ты окажешься упрямым и сдохнешь, ничего не подписав. Ну что ж, для меня и этот вариант не так уж плох. Я, конечно, потеряю свои проценты, законное вознаграждение за труды, но вот репутации моей это пойдет на пользу: следующий клиент будет знать, что со мной шутки плохи. Я ж совсем недавно в этом веселом бизнесе, Пашуня, мне слабину давать никак нельзя – нужно побыстрее зарабатывать репутацию человека, у которого не забалуешь... Но ты-то при любом раскладе сдохнешь. И все, что ты болтать будешь окружающим перед смертью, меня не интересует. По-твоему, я такой дурак, что заранее о железном алиби не позаботился? А впрочем, пред тем как тебя выкинуть на обочине, тебе для надежности и язык можно отрезать, это в две секунды делается... И по пальцам булыжничком пройтись, чтоб писать не смог... – Мазур не глядя отложил ощетинившийся жуткими лезвиями предмет на стол, наклонился, уперся немигающим взглядом: – Кудрявый, ты ж человек в годах, пожил и видывал немало. Посмотри в мои добрые усталые глаза и сам реши, пугаю я тебя или просто излагаю реальную перспективу... Ну, хрюкни что-нибудь, что ты молчишь, как засватанный?