Морской Змей поднял голову и впервые уставился ему прямо в глаза:
– А что, неплохо у тебя с деньгами?
– Да так, – сказал Мазур, – не хреново.
– Зарплату повысили?
Мазур неопределенно дернул плечом.
– В казино банк сорвал?
– Да так, в общем... – сказал Мазур.
Воцарилось молчание, напряженное и неловкое. Нехорошее молчание, можно даже сказать неправильное, потому что между ними т а к о м у молчанию вроде и быть-то не полагалось...
Наконец Мазур сказал решительно:
– Ну, короче... Я ж тебя знаю. У тебя на душе что-то лежит, а на языке что-то вертится... Как говорили наши польские друзья, когда были еще друзьями, вали, как с моста...
– Ты чем занимаешься? – спросил Морской Змей, холодно глядя ему в глаза.
– Коля, – сказал Мазур проникновенно, – ты уж извини, но я и тебе не могу сказать, чем занимаюсь. Ты, как-никак, отставник, а? Что, я тебе должен напоминать касаемо незыблемых правил?
– Не финти. Я не про службу.
– Ну, а вне службы – частная жизнь, само собой разумеется. Бытовуха...
– Ага. Это у тебя так называется?
– Что именно? – спросил Мазур с величайшим терпением.
– Да та банда, которую ты сколотил из подчиненных, и, как нынче модно выражаться, капусту рубишь... Врос, так сказать, в рыночную экономику. Не ожидал... От тебя-то никак не ожидал. Кирилл, ты что делаешь?
– Ах, вот оно как... – помолчав, сказал Мазур. – Снял бы перед тобой шляпу, мон шер Николя, но шляп я принципиально не ношу. Ай да отставничок. Я-то полагал, ты, как и положено, в домино стучишь на бульварах или пивком балуешься...
– Я же все-таки профессионал. Хотя и отставной. Умею работать с информацией.
– Мои поздравления, – сказал Ма-зур. – Вот только... Прости, но я некоторых вещей не позволю и старому другу высказывать. Ты, Коленька, гонишь убогие штампы из арсенала зюгановцев или ушибленных рынком интеллигентов: банда, капуста... То ли тебе твои информаторы что-то неверно передали, то ли ты интерпретируешь реальность совершенно неправильно.
– Да? А как ее правильно интерпретировать? На твой квалифицированный взгляд?
Мазур тяжко вздохнул, наполнил стопочки и недолго раздумывал, подперев рукой подбородок.
– Как будет правильно... – протянул он спокойно, не опуская взгляда, – как правильно... Видишь ли, никакой банды я не сколачивал. Я просто-напросто сколотил неплохую группу из желающих подкалымить во внеслужебное время. Возвращаем долги, только и всего. Сечешь принципиальный нюанс? Ничего и ни у кого не вымогаем. Честное слово, просто-напросто помогаем людям получить с недобросовестных должников самые что ни на есть правильные, законные долги... которые мои клиенты по ряду причин не в состоянии вернуть законным путем. Уж поверь, так оно и обстоит, я все тщательно проверяю сначала, на сто кругов. Где ж тут банда, где ж тут рубка капусты? И людям хорошо, и нам неплохо. Черт меня побери, никто же не клеймит праведным гневом сантехника, который в свободное время частным порядком поменял кому-то кран? Водитель на своем автомобиле подхалтуривает, милиционер в свободное от службы время магазинчик охраняет или там кафешку... Чем же мы-то хуже? Ты что, не веришь?
– Верю, – сказал Морской Змей, одним движением выплеснув в рот содержимое своей стопочки. – А какое это имеет значение? Все эти н ю а н с ы? Если ты, прости меня, при любом раскладе в дерьме по самые уши?
– Ты за словами-то следи, – тихо и недобро сказал Мазур. – Обидеться могу... – Он помолчал, с досадой хлопнул себя по колену. – Коля, ну что за черт? Это ведь у нас с тобой получается фильм даже не семидесятых – пятидесятых годов. Седовласый и благообразный положительный герой, у которого из ушей лезет моральный кодекс строителя коммунизма, – и скользкий такой отрицательный или, по крайней мере, оступившийся: глазки бегают, ручки елозят... Чертовски похоже, серьезно. Только глаза у меня не бегают, и я, уж прости, совершенно спокоен. Никак не ожидал, что ты окажешься н а с т о л ь к о правильным, – когда это уже в какую-то дурость перерастает. Извини, но это суровая правда жизни. Родине я не изменял. В ЦРУ или иные аналогичные конторы не вербовался. Всего-то живу, учитывая сложное и меняющееся время...
– Знаешь, как это называется?
– Ох, ну я тебя умоляю! – поморщился Мазур. – Называется это, в который раз повторяю – подхалтурить... И не более того. Раньше было одно время, а теперь – другое. Нужно соответствовать. Между прочим, денежки всегда делятся поровну. Ясно? У меня такая же доля, как у всех остальных.
– Знаешь, что самое для меня жуткое? Что ты, полное впечатление, правым себя считаешь...
– А чего ж мне себя кривым считать? – сказал Мазур с нехорошим прищуром. – Ты ж умный мужик, Коля, давай я тебе выскажу кое-какие мысли и соображения, авось кое-что и переоценишь... Сейчас, минута дела...
Он встал, откинул лакированную крышку серванта и вытащил оттуда непрозрачный пластиковый мешок немалого веса. Держа его одной рукой, вернулся к столу, отодвинул бутылку со стопариками и осторожно, аккуратненько опорожнил мешок.
На стол, звеня, постукивая и шурша, пролился пестрый поток: металл, разноцветная эмаль, разноцветные ленты, перепутавшиеся замысловатым образом. Внушительная груда орденов и медалей, иные огромные, разлапистые, иные самого экзотического облика.
– Вот так, – сказал Мазур, усаживаясь. – Как было написано в каком-то романе – четверть века боев, походов и царских милостей. – Он присмотрелся, вытянул за черно-желто-зелено-красную ленту нечто вроде восьмиконечного креста. – Вообще-то, новое правительство эту блямбу отменило еще восемнадцать лет назад, но не выкидывать же, за дело получена. И эта тоже отмененная, но пусть лежит, хрен с ней... Ты свои регалии никогда не пробовал положить на весы? Я догадался как-то. Три килограмма четыреста восемьдесят шесть граммов – мне эти цифирки в память надежно врезались. Смекаешь? Нет, я не собираюсь производить никакой такой переоценки ценностей, ничего грязью поливать не хочу. Все было не зря, все было правильно, другой судьбы я себе не хотел никогда и ничего не мечтал переиграть. Тут другое... Знаешь, посмотрел я однажды на эту груду железяк с ленточками и задал себе вопрос: что же, вот это – итог? Вот только это? Жил я полсотни с лишним лет на грешной земле, мотался по белу свету, из кожи вон лез, под смертью ходил и сам ее обеими руками разбрасывал – а в итоге осталось только э т о? И хочешь верь, хочешь не верь, но щелкнуло у меня что-то в башке, и пошли в нее разнообразные мысли, и решил я пожить и н а ч е. Пока еще не поздно. Взять от этой гребаной жизни еще кое-что, кроме железок с ленточками. Честно взять – ну, почти что честно. И все, кто со мной работает, я тебя заверяю, думают примерно так же. А они ведь хорошие ребята, Коля. И заслужили кто квартирку, кто машину, кто экзотические фрукты для ребятенка. И если уж государство наше многострадальное и замысловатое не в состоянии их адекватно обеспечить, я им подмогну... Ну, и себе тоже. У меня дите, знаешь ли, намечается, и хочу я, чтобы жилось ему сытно и безбедно... Я ж чужого-то не беру, не кровно нажитое отбираю. Говорю тебе, помогаю людям долги получить п р а в и л ь-н ы е... И найди ты уязвимую щелочку в этой моей нехитрой жизненной философии, я тебя категорически умоляю! Обоснованно меня раскритикуй! Логичные, конкретные аргументы будут? Или будешь и дальше губоньки кривить? Давай, я жду. Давай, ежели логично и убедительно...
Он наполнил стопочки, подпер щеку ладонью и с демонстративным вызовом уставился на старого друга, всей своей позой выражая жадное ожидание. Чуть заметно улыбался – время шло, а молчание оставалось ненарушенным.
– Дерьмо все это, – сказал наконец Морской Змей. – И философия твоя, и то, что ты делаешь...
– Ну-у, браток... – сказал Мазур с искренним разочарованием. – Я же просил логику и конкретику, а не дешевые эмоции на уровне замполита былых времен... Разочаровал ты меня, право слово. Я тебя всегда считал умным мужиком, а ты сейчас ведешь себя, как лошадь зашоренная...
– Ну, знаешь!
Морской Змей вскочил, Мазур, видя такое дело, тоже поднялся, и они долго стояли друг против друга со злыми, напряженными лицами.
– Ладно, – сказал наконец Мазур, улыбаясь чуточку принужденно. – Только не хватало еще в морду друг другу залезть. Солидные люди, адмиралы… Садись.
Выпей.
Подавая пример, опустился в кожаное кресло первым и осушил стопарик. В конце концов Морской Змей последовал его примеру. Глядя в сторону, спросил:
– Ты хоть понимаешь, чем это может кончиться?
– Да самое смешное, ничем, – сказал Мазур. – Я себе четко обозначил экологическую нишу, и, пока я в ней барахтаюсь, ничего не может случиться. Хотя... – Он мечтательно улыбнулся. – Ты знаешь, порой откровенно подмывает на что-то большее. Ведь мелочевкой занимаемся, право слово. С некоторых пор начала и меня посещать шальная мечта Остапа Бендера: миллиончик бы. В баксах. Вот этого, при моих скромных запросах, хватило бы, пожалуй, до конца жизни.
