раз в неделю получает лучшее мясо и, поскольку он вегетарианец, тут же перепродает его в какой-то ресторан Бруклина. Их «форд» всегда идет по одному, давно известному маршруту, останавливаясь на минутку перед продовольственными магазинами, аптекой, магазином готовой одежды, обувным… Если бы Фрэнки и Сэм захотели, то и сами давно уже могли бы открыть процветающий магазинчик-закусочную, а не перепродавать товар за полцены. Во всяком случае, пока они неуязвимы. До сих пор никто из их жертв не посмел пожаловаться.
— Ой, ей-ей, — вздохнул Фрэнки.
Он потянулся, поправил фуражку и повернулся к Майку Даймонду.
— Так долго тянется время! — пожаловался он. — Без пяти восемь, а толстушка Джун ждать не будет.
Майк Даймонд сделал вид, что не слышит. Он знал, что как только разговор заходит о женщинах, Роббинс засовывает руку себе между ног и начинает потихоньку массировать себя. Жест вполне безобидный, но он вызывал у Майка отвращение и брезгливость. Высокая и толстая Джун вызывала у него еще большее отвращение. Это всем известная, хотя и подпольная, проститутка, как сыр в масле катается в Гринвич-Виллэдж, где живут антиквары, старьевщики и где много кафе для хиппи.
Майк не знает, делает ли это Фрэнки специально, чтобы позлить его, или нет, продолжая в том же духе.
— У этой толстой Джун такие сиськи…
Майк раздраженно шлепнул ладонью по рулю. Этот Фрэнки никак не поймет, что ему все уже порядком надоело… Сиськи какой-то шлюхи не интересуют сержанта Даймонда из нью-йоркской полиции. Впрочем, это его никогда не интересовало.
Он постарался успокоиться, взглянуть на вещи с философской точки зрения. К этому его всегда призывает светловолосая и голубоглазая супруга с нежной кожей и гарантированной верностью. Он увидит ее через три четверти часа, когда его сменит за баранкой машины Дин Пратт, заступающий в ночное дежурство. Пратт — серьезный парень. Тоже мормон, как и Майк. Из Вернала. Нет, из Виндавера, на границе с Невадой, где есть знаменитый музей гоночных автомобилей. Но прежде Майк должен был составить рапорт о результатах патрулирования, прошедшего пока без происшествий, и отдать его дежурному лейтенанту. Он напишет рапорт сам, без помощи Роббинса, а потом положит свою фуражку в аккуратный полиэтиленовый мешочек и засунет на полку в металлическом шкафчике. Затем он сменит форму на гражданскую одежду, предварительно вынув из карманов все то, чем оснащены американские полицейские на службе: револьвер, патроны, наручники, портативную рацию, нож, дубинку, свисток, фонарик, жетон полицейского, шариковые ручки, одну — красную, другую — синюю, книжечку со штрафными квитанциями и карту города. А потом…
Потом он оседлает свой мощный «харлей дэвидсон» и помчится по направлению к пляжу Кони-Айленда, в этот черный муравейник, рай для любителей аттракционов и кока-колы.
«Форд» уже приближался к зданию городского муниципалитета, возвышавшемуся на Чемберс-стрит, когда в машине вдруг раздался гнусавый голос диспетчера:
— Внимание: А-31, черный «кадиллак» из Коннектикута, вмятина на заднем крыле, затрудняет движение, угол Уотер-стрит и Пек-Слип.
— Я А-31, понял — ответил Роббинс.
Он так разозлился, что никак не мог повесить микрофон. Черт побери, надо же такому случиться прямо под конец дежурства, за две минуты до финального свистка. А он уже предвкушал встречу с Джун. А этот вызов, наверняка, ерунда какая-нибудь. Никогда не знаешь, что тебе приготовят эти идиоты с центрального диспетчерского пункта. Достаточно, чтобы какая-нибудь старуха начала возмущаться, например, ржавой машиной, давно стоящей под ее окнами, и начинается цирк: перекрыть квартал всеми свободными машинами, начать срочную операцию по задержанию, предположительно, банды молодых угонщиков автомобилей, злых как тигры и опасных как гремучие змеи!
Коли все будет именно так, вечер пропал. Ведь она ждать не будет, эта толстуха Джун. У нее есть и другие дела.
Затянутая в узкую красную юбку, она выходит на работу ровно в восемь тридцать вечера, и медленно прогуливается по узким улочкам Гринвича. Пышная грудь выпирает из выреза белой шелковой блузки, которая, наверно, на два размера меньше, чем надо. И если у первого встречного окажется достаточно долларов в кармане, то проведя веселую ночь в ресторане, он сможет закончить ее в постели Джун. А Фрэнки Роббинс будет в пролете. Если бы этим идиотам, сидящим за пультом в ожидании горячей похлебки, которую вечером приготовят их жены, было бы это доступно…
Майк Даймонд включил сирену. Вместе с ней заработала мигалка… Он нажал на педаль газа и мощный «форд» присел на амортизаторах. Вот она — мощь и сила полиции, именно к этому был неравнодушен Майк Даймонд. Веселое возбуждение охватило его, когда красный свет мигалки через равные промежутки стал освещать фасады домов.
Замелькали улицы, напряженные лица водителей проносились как в ускоренной съемке, сливаясь в вихрь преследования. Заскрипели покрышки, когда Майк с визгом вписался в поворот и резко замер на углу Уортер-стрит и Пек-Слип.
Фрэнки быстро поправил фуражку. Раз уж они здесь, надо взглянуть, в чем дело. Положив руку на «смит-вессон», он выскочил из машины и рванулся к застывшему «кадиллаку», придав лицу угрожающее выражение, как у супермена из полицейского боевика.
— Так я и думал, — пробурчал он. — Машина пустая… Парень пошел вызывать ремонтную бригаду… Вот олухи!
Подошел Майк Даймонд. Открыл дверцу, заглянул внутрь и вдруг, побелев, отпрянул назад.
— Посмотри туда! — едва слышно прошептал он.
Роббинс не очень уверенно взглянул в ту сторону. Если уж Майк Даймонд, один из самых бесстрашных полицейских штата, пораженный, замер на кромке тротуара, значит, он увидел что-то такое…
Да, Майк Даймонд за свою службу в нью-йоркской полиции повидал покойников. Очень молодых и совсем древних. Висельников, утопленников, задушенных и сгоревших. Исполосованных ножом или прошитых автоматной очередью. Вмятых в железо собственной горячо любимой машиной или раздутых от гнилой портовой воды. Да, насмотрелся он порядком, но такого еще не видел.
Тело голого по пояс мужчины, застывшее в позе зародыша на заднем сиденье машины, представляло собой сплошную рану. Кровь продолжала капать, смешиваясь с мочой и экскрементами: мышцы не выдержали дикой, смертельной боли. Голова была размозжена. Осколки костей, вперемешку с мозгами, забрызгали стекла. Веки были вырваны с мясом. Беловатая жидкость сочилась из выколотых глаз. Проволока сдавила шею, врезавшись в кожу красной спиралью. Твердый фиолетовый язык вывалился изо рта. Кровоточащие отверстия испещрили грудь и плечи. От рук с обрубленными пальцами остались лишь ужасные культи, крепко связанные за спиной нейлоновой леской.
Нечеловеческим усилием Майк Даймонд пришел в себя и побагровел от ярости за слабость, только что испытанную им. Правда, Роббинс выглядел не лучше…
— Никогда не видел такого, — бросил Майк, закрывая дверцу. — Еще даже кровь капает. Наверное, все