произошло совсем недавно.
— Десять минут назад, — послышался сверху чей-то голос.
Оба полицейских одновременно подняли головы. Женщина в банном халате и бигудях дрожала от страха в окне второго этажа.
— Это я вызвала полицию — сказала она. — У меня текла вода в ванной, когда я услышала шум. Сначала я не обратила внимания. У нас тут часто бывают аварии… Но когда послышались крики, мне стало страшно. Я спряталась за шторами, и увидела, как двое мужчин вылезли из машины. Руки у них были красные от крови. Они пересели в серую машину с белыми колесами и уехали в сторону Фултон-стрит.
— Номер машины?
Роббинс понимал, что спрашивает глупость: она ведь так испугалась. Женщина покачала головой.
— Должно быть это был «бьюик», как у моего преподавателя бриджа. Серый с затемненными стеклами…
Она запахнула халат на своей тощей груди. Как будто Фрэнку сейчас до этого. А он уже нервно кричал в микрофон:
— Проверьте «кадиллак» 4371 СТ. Направьте сюда скорую помощь, сообщите в отдел по расследованию убийств. Здесь труп.
— Понял! — прогундосил динамик. — Врач нужен?
— Уже нет, — ответил Роббинс, выплевывая жвачку. — Покойник.
Приподняв фуражку, он вытер пот со лба, поправил ее, что говорило о сильном возбуждении.
Майк Даймонд неподвижно застыл перед капотом «кадиллака».
Машины, ехавшие по улице, при виде двух полицейских начали тормозить. Механическим движением головы Майк сделал им знак не останавливаться.
Заходящее на западе Манхэттена солнце исчезло за небоскребами. Миллионами глаз зажглись окна. Гул проезжавших по Бруклинскому мосту машин смешивался с шумом прибоя, криками кружащих над портом чаек.
Проснулось радио:
— Скорая помощь и отдел по расследованию убийств предупреждены. «Кадиллак» принадлежит Хьюго Батталиа, проживающему по адресу: Нью Хэвен, Колледж-стрит, 524. В списке угнанных машин не числится. Ничего не трогать до приезда дежурной группы.
— Я А-31, все понял.
Выключив микрофон, Роббинс взорвался:
— Они там на центральном пульте думают, что все так просто… Ничего не трогать!
Со злостью захлопнув дверцу машины, он подошел в Майку:
— Нельзя же оставлять эту тачку посреди улицы! Я ее сейчас отгоню отсюда…
— Не надо, — сказал Майк, но Фрэнки уже садился за руль «кадиллака». — Если увидят, что машину переставили…
Он не успел закончить фразу. Земля под его ногами всколыхнулась и швырнула его на другую сторону улицы. Мощная вспышка осветила небо, и столб огня, железа и разноцветной пыли вырос на месте машины, закрыв ее плотным дымом.
Майк почувствовал запах серы. Он сидел на земле, привалившись к фонарному столбу, не в силах пошевелиться. Голова раскалывалась от боли. Во рту был привкус крови.
Когда через несколько секунд он, наконец, пришел в себя, взгляд его остановился на дымящейся фуражке, которая тлела в двух шагах от него на асфальте. Он поднял глаза и все понял. «Кадиллак» был заминирован. Когда Фрэнки повернул ключ зажигания, сработало взрывное устройство, буквально переломившее машину пополам. Длинные языки пламени пожирали остов кузова, и деревянные части потрескивали в огне.
В воздухе ощущался отталкивающий запах горелого мяса.
Сержант Даймонд с трудом выпрямился, потрогал лоб, посмотрел на свою окровавленную руку.
Перед радиатором «кадиллака», отброшенного на три метра от места взрыва, в луже крови лежало обезглавленное тело Фрэнки Роббинса. Правой руки на месте не было.
Майк Даймонд прикрыл глаза. Толстой Джун придется долго ждать агента Роббинса. Очень, очень долго.
— Не хочу повторяться, Борниш, но настоящий сыщик не нуждается в отпуске!
Коротко и ясно.
Толстяк засунул телеграмму в плотно набитую папку, затем протянул ее мне. Искусным жестом, как получается только у него одного, набросил на нос толстые очки в черепаховой оправе и погрузился в изучение отчетов, направляемых ему ежедневно для ознакомления всеми восемнадцатью региональными управлениями уголовной полиции.
Держа папку под мышкой, я закрыл за собой дверь, и оказался в коридоре, где в летнюю жару сильно пахнет хлоркой.
В тишине моего кабинета площадью четыре на три метра, окна которого выходят на квадратный двор главного управления полиции — Сюрте — скривившись, я мысленно пережевываю фразу, которую мой глубокоуважаемый шеф, комиссар Вьешен, только что выпалил мне прямо в лицо.
Да мне, вообще-то, наплевать. Настоящий я сыщик или нет, все равно сегодня вечером уеду в отпуск. Сейчас я переживаю последние мгновения, чуть было не сказал рабства. Мой стол сверкал чистотой. Все бумаги сложены аккуратной стопкой в специальный ящичек, который мне пришлось выбивать целый месяц. Два деревянных стула, на которых пересидело множество преступников, тихо стоят за перегородкой как раз под здоровенным гвоздем, заменяющим нам зимой вешалку. Я отмечаю про себя еще раз, что порядок необходимо поддерживать. Когда Идуан вернется в наш кабинет 2 августа, он сможет по достоинству оценить мою щепетильную чистоплотность.
Идуан — это мой напарник, второй номер, как говорят сыщики. Длинный, худощавый и неулыбчивый субъект с нежными чертами лица, веселыми и живыми глазами, Идуан раньше служил в кавалерии в чине унтер-офицера. После расформирования армии в период немецкой оккупации он подался в полицию. Мы с ним неплохо ладим: мы одного возраста, одинаково любим риск и презираем чиновников, протирающих штаны в кабинетах. Хотя, наверное, именно их Толстяк считает настоящими сыщиками.
Сейчас он должен быть в дороге, мой дорогой Идуан. Я представляю, как он вцепился в руль своего помятого «пежо 203», битком набитого туристским снаряжением.
Идуан захотел провести отпуск в Бретани… Он получил то, что хотел! И дождь впридачу. Первые три недели июля дождь не переставая, шел во всей Франции, в частности в Бретани. И только Лазурный берег, как обычно, был залит солнцем.
К счастью, вот уже второй день всюду стояла хорошая погода. И синоптики, которые, как известно, никогда не ошибаются, поклялись всеми их всемогущими Богами, что август будет жарким и солнечным.
— Здорово, — сказала моя светловолосая Марлиз, делящая со мной радость и горе в моей трехкомнатной (с отдельной кухней) квартире на Монмартре. — Теплые вещи оставим дома. Как ты думаешь, нам понравится в Коррезе? Идея провести отпуск в Коррезе принадлежала ей, она мечтала об этом вот уже три года. Марлиз обожает кататься на велосипеде за городом, на природе. Я предпочитаю очарование берега моря, где полуобнаженные девушки открыты для солнца и взглядов знатоков, тщательно следящих за качеством их загара на пляжах в Сен-Тропезе или в Жуан-Лепэн. Я заразился этим, когда расследовал знаменитую кражу драгоценностей в гостинице «Мурена». А вот велосипед, запах навоза, круглые шляпы крестьян — от этого я как-то не в восторге. Однако Марлиз трудно переубедить. Никто не может устоять перед вопросом:
— А у тебя есть деньги
