– Что, боец, сдох? Минута осталась. Можем и раньше занятие прервать. Отдохни, потренируйся, и уж в следующий раз…
У Хука опадают плечи, плетьми виснут руки, взор делается потупленным… Сдох, значит, Хук. «Охрана» расслабляется. И даже Платов ничего не ждет от бойца. Задача вправду трудная, сегодня ее еще никто не решил, и вообще только единицы способны показать нужный результат…
Неожиданно Хук делает нырок назад, переходит в стойку на руках, а ногами лупит сразу двух бойцов – одного в грудь, другого в челюсть. Еще кувырок – и он уже за пределами квадрата, хватает пистолет, палит по мишени. Две пули ложатся как надо, одна уходит в сторону.
По лицу Платова не определить, доволен он увиденным или нет. Делает отметку в блокноте, говорит без всяких эмоций:
– А непохоже было, что прорвешься.
Хука немного понесло:
– Да мне хоть десять человек ставьте…
Платов откладывает блокнот:
– В квадрат!
Бойцы становятся в шеренгу, теперь рубежи квадрата охраняет только командир. Но Хуку не вырваться. Куда бы он ни кидался, какие бы обманные движения ни делал – Платов на его пути. Он очередной раз прикладывает бойца лопатками к песку:
– Ладно, это нечестно, ты и так выдохся. – Приказывает шеренге: – По периметру!
И сам становится в квадрат.
Схватка короткая и ярая. Бойцы не уступают, не поддаются, ибо знают, что это наказуемо, а Платов их все равно расшвыривает как котят, в броске хватает пистолет и три пули кряду всаживает в мишень.
– Ни хрена себе! – ахает Хук, видя, что пули легли кучно в середину, а Платов говорит ему:
– Драться ты еще умеешь, а вот стрелок из тебя никакой. Будем учиться…
Вот что вспомнили они сейчас и чему улыбнулись.
Циркач смотрел в бинокль на противоположный берег, туда, где спрятан был в камышах плот.
– Все, командир, Пирожников на месте.
Женька, как и было им вызубрено, уселся на плоту, посмотрел на часы, потом тоже взялся за бинокль. На открытой террасе плавучего ресторана американский офицер лапал вьетнамочку, можно было даже рассмотреть ее голую грудь.
– Одно расстройство, – вздохнул Пирожников.
И перевел бинокль правее.
Платов, Циркач, Физик, Хук заходили в реку. Макс стоял на берегу. Первым под водой скрылся Хук…
В это же самое время, только на территории военной базы, Чандлер отдал последние распоряжения лейтенанту Алену Строку. Отряд его стал тут же усаживаться в кузов машины, подъехавшей к спортивной площадке.
– Этой же машиной пусть сюда возвращается Пол Кросби, так и скажите, что его ждет генерал.
От туалета к товарищам, уже занявшим места в кузове, бежит последний спецназовец. Он тоже усаживается на боковую скамью, машина трогается, но тут же останавливается. Оказывается, кто-то из бойцов в спешке оставил на лавке спортплощадки часы.
Все, часы хозяин взял, машина едет к КПП, и здесь очередная короткая, но обязательная остановка. Часовой смотрит бумаги, поднимается шлагбаум…
Каждый делает свои дела.
Хук под водой возится с металлическим тросиком, у него никаких проблем, надо лишь с точностью до секунд выдержать нужное время.
Платов, Физик, Циркач плывут к ресторану.
Часовые, охраняющие русского пилота, находятся там, где им и положено. Один сидит на раскладном стуле, курит, хотя сидеть и курить, в общем-то, не положено, но это и нарушением считать-то нельзя. Второй стоит, опершись на перила, смотрит на реку. Начинается вечер, заходящее солнце проложило по воде красную полосу. Удивительно красивое зрелище.
А в камере продолжается разговор Пола с Бабичевым. Русский никак не хочет выпить с американцем за знакомство.
– Я тоже мало пью, – говорит ему Пол. – Хотя могу себе позволить самые лучшие напитки. Двадцать два доллара получаю за вылет. Ты здесь за вылет сколько получал?
Бабичев заученно отвечает:
– Я здесь не летаю. Я уже устал объяснять, что у меня во Вьетнаме другое задание…
– Думаешь, я тебе допрос устраиваю, расколоть хочу? Нет, Иван, меня вправду интересует, как живут русские летчики. Может, я русских никогда больше и не увижу. Завтра вернусь на базу, получу новую машину… Ну, не может же такого быть, чтоб меня опять сбил русский! Ты уж точно не собьешь!
Бабичеву не хотелось больше говорить на эту тему. Он сидел, глядя сквозь жалюзи на реку. Течение было быстрым, но плавным, даже ряби на воде не наблюдалось.
– У тебя есть семья, Иван?
– Есть.
– Я вправду хочу, чтоб ты к ней вернулся. Хоть за это ты выпьешь? Я не могу пить один, составь компанию, хоть глоток сделай!
Кросби чуть ли не силой вложил в руку Бабичева стакан.
В эти же самые секунды исчезают в водах реки двое часовых. Платов был прав: для часовых здесь выбрали неудачные места. Вынь руки из воды и хватай их – разве можно так располагать пост?! Даже арбалет не пригодился, хотя Циркач готов был пустить стрелу куда надо.
Одновременно с ликвидацией часовых ушла под воду и решетка, защищавшая камеру с русским пилотом со стороны реки.
К ресторану подъехали спецназовцы во главе с лейтенантом Строком. Спрыгивают с кузова на землю, оправляются. Их командира тотчас окликают от крайних столиков:
– Ален, ты как насчет пива, а?
У Строка все последние дни неважное настроение, он только отмахивается от приглашения, строит бойцов и ведет их вдоль борта плавучего ресторана.
А Пол Кросби и Иван Бабичев, со стаканами виски в руках, изумленно наблюдают, как из воды, куда только что неожиданно ушла металлическая решетка, показываются люди в легких аквалангах и с автоматами. Один из них, это был Платов, удивлен почти так же, как сами летчики, хотя Платова удивить очень трудно.
– Ни хрена себе! – говорит он. – Чего не ждал, того не ждал. Ху из ауэ? Кто есть наш?
Те молчат в ответ.
А что им говорить?
Хо Дыг встречает Алена вежливым поклоном – он действительно уважает этого американского офицера. И считает нужным сказать:
– К русскому прошел ваш летчик, его пропустили.
Офицер службы охраны – у них здесь своя маленькая комнатка-каюта – тоже вышел к лейтенанту Строку, недовольно покосился на вьетнамца, пояснил:
– Ему разрешил сам Чандлер.
– Знаю, – кивнул лейтенант.
– Ужин туда я подам через сорок минут, – сказал Хо Дыг.
– И приготовишь что-нибудь моим бойцам – мы здесь будем всю ночь.
Опять легкий поклон:
– Рыбу, мясо?
– Мясо. И побольше овощей.
Тихий всплеск слышен с дальнего конца ресторана, оттуда, где находится камера. Впрочем, он не настораживает ни начальника охраны, ни Алена, тот лишь бросает вопросительный взгляд на вьетнамца. Хо Дыг тоже спокоен:
– Наверное, крупный сом. Они тут крутятся, им бросают еду ваши офицеры.
Ален цепким взглядом осматривает поверхность реки. Нет никаких кругов от всплесков.
Чтоб увидеть часовых, надо пройти за угол. Здесь уже начинается зона, куда посторонним вход воспрещен. Начальник охраны идет туда первым, но делает всего три-четыре шага и останавливается, оглядывается на Алена:
– Часовых нет.
Глаза его становятся круглыми и ничего не соображающими. Строку приходится просто отпихнуть его в сторону, чтоб пройти дальше. Вот первый пост. Вход на замке, раскладной стул опрокинут, возле него еще дымится сигарета. Ален трогает рукой замок, смотрит на офицера службы охраны, потом на хозяина ресторана. Вьетнамец первым понимает, что ему надо:
– У меня нет ключей.
– Естественно. У тебя бы еще были ключи.
Охранник собирается бежать в свою каюту:
– Они у меня там, сейчас принесу.
– Не стоит.
Ален кивает одному из своих бойцов. Тот достает оружие, несколько выстрелов – замок падает, и можно идти по настилу дальше.
– Может, они все зашли к русскому? – делает предположение охранник.
– Нет. Хотя я тоже так вначале подумал, – говорит Ален. – Но услышать стрельбу и не выскочить на свои посты…
Жалюзи на камере опущены, и пояснения опять дает хозяин ресторана:
– Тут еще решетка, крепкая решетка. И нужен только специальный ключ…
Ален сам поднимает жалюзи. Решетки нет, комната пуста. На столе – бутылка, два бумажных стаканчика с виски, приемник. Из него льется русская песня. Русланова поет «Валенки».
Ален бьет лезвием ножа по ладони.
Пирожников сидит на плоту, смотрит на часы и вслух, сам себе, отсчитывает секунды:
– Шесть, пять, четыре, три, два, один… И где вы, мои боевые товарищи?
Теперь он переводит взгляд на ту сторону реки, туда, где должны показаться Платов с бойцами. Это ж надо! Точнехенько по расписанию выныривают головы у противоположного берега. Как только что секунды, так он считает и бойцов: раз, два, три, четыре, пять. Пятый – Бабичев. Освободили, значит, летчика. А это значит, задача выполнена.
Пирожников обрубывает ножом лиану, плот начинает плыть, и лейтенант вскидывает руку к виску в воинском приветствии:
