Батя смеялся, оказывается, так заразительно, что не было сил сдержаться. Ржали до коликов в боку.
— Ну ладно, — Утирая слезу, произнес командир. — Тут вот ещё что.
Улетучилось веселье, как и не было.
— Ты вообще-то знал, что Слон твой земляк, одессит?
— Нет, он не говорил.
— Коренной. В пятом или шестом поколении. Но, это не важно. Потеряли мы нашего Слона. Пока тебя в Кабуле выхаживали, его отправили в Ташкент. А там эти, чурки узкоглазые, у него отняли обе ноги, коновалы, мать их за душу! Инвалид, он, безногий. Две недели назад, сообщили, что перевели его в 411 госпиталь, что в Одессе. Там он сейчас. Знаешь адрес?
— Да уж… Улица Пироговская.
— Да хоть Блинная! — В сердцах произнес Батя. — У Слона нашего только мать, а он единственный сын. Всё хотел семью слепить, да детишек нарожать, не раз мы здесь до полуночи говорили… А-а, что и говорить!
На глазах Бати навернулись слезы, только теперь слезы были другие. Толи слезлив был командир, толи, от войн, чувства были обнажены, как нерв…
— Ты это, Андрей, сходи к нему. Ты ему должен… И вот ещё что…
Подойдя к сейфу, Батя тяжело вздохнув, достал красную сафьяновую коробочку и положил на стол перед Филином.
— Сам хотел, но думаю, если ты отдашь — ему будет в двойне приятно. Это его второй. И последний! Эх, Слон — Слон…
Открыв коробочку, Филин, увидел, покоившийся на белом атласе, орден Боевого Красного Знамени. Новенький, не потертый — цена за потерянные ноги…
— Представлял к Герою, — тихо произнес Батя. — Да там, «наверху», у них свои расклады, сказали, что два Героя за два года(!), да за одно и тоже(!), да в одном подразделении(!), не бывает. Суки! Даже орден «Лысого» не дали! Но, я буду не я если…
— Я понял, Батя. Не рви сердце.
— Да чего там! Только от сердца, как ты говоришь, одни ремни остались, на портупею. Как в какую-нибудь жопу лезть — это мы, а как отблагодарить вас, пацанов, так, это они получают висячки на китель да теплые места в штабах, суки!.. Ладно! Там всё зачтётся, каждому! — Командир поднял глаза к потолку.
— Обязательно, Батя.
— Так! Закончили с лирикой! Через двадцать минут праздничный ужин. Твои звёзды будем обмывать, Андрей. И те, что погонные, и те, что на китель! Иди, Филин, во взвод. Приведи в соответствующий порядок погоны, и готовься, разведчик, тебя сегодня «обмывают». Ну, шагом марш!
Филин не сдвинулся с места. Что-то не пускало его: толи во взгляде Бати увидел чего, толи еще что.
— Ну! Чего замер столбом?
— Батя, что-то ещё?
Командирский взгляд сверлил Филина, словно рентгеновский луч, не меньше минуты.
— А ведь заберут тебя «гэбари», ох, заберут, такие кадры — штучный товар. — Задумчиво произнес Батя. — Не хотел говорить, да видно шила в мешке не утаишь… Ты ведь знаешь, что Слон песни писал для всего отряда? Ну вот. О том, что ты жив, тезка твой узнал только в Одессе. Фу, бля!.. Не привычная ситуация… Короче. Слон написал письмо пацанам, поздравления там, с 23 февраля, и стихи. На, вот. Это тебе, Филин, песня посвящена… Салажата, уже её поют во всю, они-то не в курсе, у нас тут призыв пошёл, а вот «старики» молчат, что бы ни накликать Косую. А я думаю — ребятам из «Голубых беретов» отослать, знаешь, есть такой ВИА, там братишки афганцы поют. Может получиться из этого что-то?
Ладони у Андрея почему-то стали мокрыми, а сложенная вчетверо бумажка никак не разворачивалась:
Снова вижу я страшный сон,
Этот день я забыть хочу:
Вновь ползём среди скал вдвоём,
Другу я: «Погоди!» — кричу.
Снова выстрел — и он упал,
Снова вспышка в ногах моих…
Вновь тащу его среди скал,
Вниз, где сейчас свои.
Что мне орден, коль я без ног,
И ушёл навсегда Андрей?
Я, ведь, сделал, что только мог.
И не жалей меня, не жалей!
Что мне льготы без ног к врачу,
Если льют за окном дожди?
Если я по ночам кричу:
«Подожди, Андрей, подожди!»
Над Кабулом опять «тюльпан»,
Направляет свой путь домой,
Туда, где снова зацвёл каштан,
И мама верит то сын живой.
Над Салангом опять гроза,
Над Салангом снова бой,
И вновь я вижу его глаза,
И снова верю, что он живой!..
Что мне орден, коль я без ног?…
* * *
8 марта 1989 г. Одесса. Госпиталь.
Это была ранняя весна. Природа старалась во всю.
Филин не любил самолеты, за то, что в них он не ощущал расстояний. Филин любил поезда. Он любил проделывать путь между Москвой и Одессой, туда и обратно, на фирменном скором поезде «Черноморец». А почему нет? Чистые, на удивление, купе; свежие, накрахмаленные простыни; чай, всегда свежезаваренный! Чудо МПС? Да нет, всё очень просто — в этом поезде проходили практику студенты, как машинисты, и студентки, как проводники, Одесского железнодорожного техникума. Каждый и каждая, из них хотели получить хорошие оценки и т. д….
«Черноморец» шёл до Одессы сутки. … А на дворе начинался март… Да Андрей — молодой, орденоносный офицер, правда не до конца выздоровевший, но с очень приподнятым «настроением»… В общем, в дороге Филин не скучал…
2 марта он позвонил в звонок у двери, за которой он вырос…
А уже 4 марта в квартире Андрея раздался телефонный звонок. Трубку сняла мать:
— Слушаю?!
— Добрый день, н-нах…
— Здравствуйте.
— Можно позвать к телефону Андрея, н-нах?
— Пожалуйста. — Мать пожала плечами и позвала Андрея. — Андрюша! Тут тебя к телефону просит матерящийся молодой человек.
— Слушаю! — проговорил в телефонную трубку, недоумевающий, Андрей.
— Я не матерящийся, н-нах, а нормально разговаривающий, н-нах, твой «замок». — Пророкотал в трубке голос Медведя.
— Игорек! — заорал Андрей. — Ты где, Медведь?
— Ты это, н-нах, не ори, Филин. Я рядом, в двух, н-нах, шагах. Адрес мой не потерял ещё, н-нах, что я тебе в Москве давал?
— Ты в Одессе?
— Нет! В Монте-Карло, н-нах!
— Сейчас, Игорь, сиди дома, я сейчас! — положив трубку на аппарат, Андрей обратился к матери. — Ма! Я ухожу, но через час-полтора вернусь с одним человеком — это мой «замок», ну я вам с отцом рассказывал!
— Твой Медведь пресловутый, что ли?
— Он, Ма, он! Давай тут организуй что-нибудь, ну как ты умеешь. Ладно?
— Иди уже, засранец! Без тебя разберусь, как встретить. — Улыбнулась мать Андрея.
Потом они сидели, после обильного застолья и выпивки, на кухне, и разговаривали громким шёпотом — сна не было ни в одном глазу, как и хмеля, после пару-тройку «скушанных» «Столичных».
— Слышь, Игорёк. Ты бы рассказал мне то, чего я не видел, а то как-будто кино смотрел, а на самом интересном света не стало.
— Интересном. — Хмыкнул Медведь.
— Давай, не ломайся, как красна девица!
— Так, а шо там рассказывать? — пожал могучими плечами Медведь. — Ты ж не увидел то чуть.
— Давай, Игорек, вещай мне, чем всё закончилось.
— Ладно, слушай, командир. — Согласился наконец то Медведь. — Короче…
— Не-ет! Короче не надо! Ты с подробностями давай.
— От ты ж пиявка! — засмеялся Игорь. — Ну, хорошо. Мы, тогда, до начала боя, ну когда услышали первый взрыв, пройти успели километра 4, или чуть больше. Повезло. Ты-то врядли помнишь, но спуск там ничего, идти можно было скоро. Да и налегке мы были, с лошадьми, спасибо Брату, так что, когда «крокодилы» нырнули за перевал, мы были уже километров за 12, примерно. Мы и взрыв, тот, который вас со Слоном накрыл, видели… Через пару километров вышли к «нитке», ну а на мосту, через этот долбанный Гильменд, нас ждал Задира и Джо с ребятами.
— Джо-то как там оказался?
— Когда в Кандагаре Задира нас не дождался, он дал «радио» Артисту. Ну а тот Бате. Ну а дальше… Ты же знаешь, что Джо командир разведроты, а мы, хоть и отдельная разведгруппа и подчиняемся непосредственно Бате, но, формально, командир разведчиков в отряде Джо. Вот Батя ему и приказал прибыть с двумя взводами в Газни и обеспечить, любыми средствами, возвращение группы. Закон-то наш ты уже знаешь: «Возвращаются все!» и не важно как: хоть «груз 200», хоть «груз 300». И знаешь, что самое смешное Андрюха? Когда они получили наше «радио», Джо с «краповыми» уже шёл по «нитке». Они нас на мосту ждали, только Задира из Газни, а Джо вернулся с трассы. Ну вот. Хайзуллу отвезли в Газни, а там уже «пропеллер» на Кабул, не смотря на то, что опять пошёл снег, да и вообще ночь… Он улетел с «конвоем», его «вертушку» сопровождали два «крокодила»(!). Мы хотели возвращаться, но в Газни получили «радио» от Артиста с категорическим запретом выходить из гарнизона до утра. У Джо, пена шла изо рта, но … Подчинение, на время операции, перед командиром ДШБ, Артистом то есть! Против приказа не попрёшь! Короче, просидели около «вертушек» до утра, ни кто не хотел отдыхать. Ждали рассвета, даже «прапорщик медслужбы», она, кстати, так и полетела, утром, с нами.
