Группа людей восточного вида держала плакаты: «Нагорный Карабах — историческая часть Азербайджана!» Напротив стояла группа людей такого же восточного вида с плакатами: «Нагорный Карабах — исконная часть Армении!»
Площадь запружена настолько плотно, что громадные чёрные «членовозы» министра обороны и министра иностранных дел пробираются сквозь бурную толпу только при помощи милиции и «регулировщиков» в штатском. Машины въехали в Кремль и остановились у президентского подъезда в одно время, из чего следовало, что прибыли они по одному вопросу. И оба знали — по какому.
Министр обороны пружинисто выскочил из машины. Бывший десантник, он был строен, подтянут и решителен. Мундир генерала армии сидел на нем как влитой, резкие черты лица выдавали готовность к риску.
Глава МИДа уже стоял на ступеньках. Коротко стриженный, худощавый, в кургузом пиджаке, он выглядел мальчишкой. А мальчишки знают жизнь только по книжкам. И решительности им не хватает.
Руководитель МИДа сдержанно кивнул коллеге, но большая, выгнутая парусом фуражка с кокардой даже не качнулась в ответ. Внутрь они пошли не вместе, а рядом — каждый сам по себе.
Ждать в приемной министрам не пришлось. Пройдя высокие полированные двери, они остановились в дверях главного кабинета страны.
В просторной комнате, отделанной деревянными панелями, за большим столом сидел Президент России и просматривал бумаги, накладывая резолюции и делая какие-то пометки на полях. Пышная серебристая шевелюра была тщательно расчёсана на правосторонний пробор. Фигура и крупные черты лица гармонировали с массивностью обстановки помещения. Левой рукой, которую он обычно прятал, сейчас придерживал документы, и было отчетливо видно, что на ней не хватает двух пальцев. Его предшественник — первый и единственный Президент СССР отличался родимым пятном на темени, за что его, шепотом, называли «Меченым» и ждали от его правления глобальных катаклизмов. И, хотя с точки зрения материалистической диалектики, это была полная глупость, катаклизмы действительно случились: Советский Союз развалился, на территории бывших союзных республик тлели вооруженные конфликты и вспыхивали настоящие войны… Некоторые и в покалеченной руке нового Президента тоже видели некую зловещую отметину, хотя большинство в это не верили — кто в силу здравого смысла, а кто — в силу того, что надоело ждать плохого.
Выдержав необходимую паузу, Президент поднял глаза и будто бы только сейчас обнаружил посетителей. Встал, вышел из-за стола, подошёл к ним, крепко пожал руки. На улыбки не ответил — чувствовалось, что он думает какую-то тяжелую думу. Молча показал на длинный стол для совещаний, прошёл и сел первым в торце.
— Слушаю вас, — гулко сказал он, взглянув на часы.
Министр иностранных дел сразу, будто обращались именно к нему, встал:
— Товарищ Президент, в Кабуле осложняется обстановка. Город окружён отрядами моджахедов, правительственные войска с трудом держат оборону. Скорее всего, Кабул падёт в ближайшее время…
Президент недовольно свел седые брови — руководители всех уровней больше любят победные реляции. МИДовец принял нахмуренность на свой счет и, заканчивая свой короткий доклад на столь минорной ноте, развёл руками, будто оправдываясь, дескать: «А что я могу сделать?»
Президент кивнул, выпятил нижнюю губу:
— Знаю, разведка докладывала. Не могут справиться без наших штыков, понимаешь…
Министры скорбно кивнули, как бы подтверждая: «Не могут! Ну никак не могут!»
— Так в чём вопрос? — спросил Президент и опять посмотрел на часы.
Министр иностранных дел заговорил быстро и чётко, как на экзамене:
— В таких условиях возникает опасность для жизни сотрудников посольства и торгового представительства…
— Докладывайте конкретнее! — мрачно приказал Президент. — Насколько велика эта опасность? Есть ли непосредственная угроза жизни персонала? Что думает посол?
— Посол — опытный дипломат и выдержанный человек. Он обрисовал положение, но сдержанно, — обтекаемо ответил руководитель МИДа.
— А как настроение личного состава? — продолжал расспрашивать Президент. — Какой настрой у людей? Нет ли панических настроений, недовольства?
— Ничего такого нет, товарищ Президент!
Министр чуть ли не замахал руками. Ведь именно он отвечал за моральный дух подчиненных, который у советских людей всегда должен быть на высоте, даже если они уже не столько советские, сколько российские.
— Это хорошо, — Президент кивнул. — Какие есть предложения?
Руководитель МИДа глянул на коллегу. Было видно, что у него предложений не заготовлено и он ждет поддержки. Но министр обороны его никак не поддержал.
— Докладываю на ваше усмотрение в порядке информации, — извернулся МИДовец.
Президент смерил его тяжелым взглядом и повернулся к генералу:
— А у военных есть предложения?
Генерал армии встал по стойке смирно:
— Так точно, товарищ Президент! У нас имеется план военной операции по выводу посольства силами ВДВ…
Президент поднял руку:
— Подожди, какая военная операция! Мы только-только закончили в Афганистане войну, не начинать же новую! Тем более, непосредственной угрозы персоналу нет, дипломаты экстренную помощь не запрашивают. Ты что, еще не навоевался?!
Генерал опустил голову. Не дождавшись ответа, да и не ожидая его услышать, Президент продолжил:
— Пусть посол отслеживает обстановку и докладывает обо всех изменениях. И пусть проработают вопрос о возможности самостоятельно покинуть Афганистан. Но если понадобится, то мы, несомненно, окажем помощь нашим людям. Хотя для этого должны быть серьезные основания!
Президент встал, давая понять, что аудиенция окончена, и направился к письменному столу.
— Я понял задачу, товарищ Президент, — сказал глава МИДа ему в спину.
— Разрешите идти? — по-уставному спросил МО.
Не оборачиваясь, Президент махнул рукой.
Четко развернувшись, генерал первым вышел из кабинета. В коридоре министр иностранных дел догнал его и озабоченно зашептал:
— Ситуация сама не рассосется. Там реально идёт гражданская война…
— Говорить надо было там, в кабинете, а не здесь! — рыкнул генерал. Он был в ярости. — Болтать все горазды! Только дело делать некому!
— Я не могу шашкой махать, я связан международными законами, — сказал глава МИДа. — А как гласит известная поговорка: «Когда говорят пушки, законы молчат…»
— Никогда не слышал! Я, как вам известно, не дипломат, а в Академии Генштаба такие поговорки не изучают.
— Да и у нас…
— Хотя, выходит, по ней учат! — перебил генерал. — Когда в семьдесят девятом мы заменяли режим Амина, то в международные законы не заглядывали! И ограниченный контингент вводили без подписанных договоров!
Они уже быстро спускались по мраморной лестнице к выходу из здания. Министр иностранных дел нахмурился:
— Ну да! А мы за вас отдувались: краснели на всех международных форумах, принимали ноты протеста, объяснялись, — на скулах дипломата появились розовые пятна, хотя внешне он был по-прежнему невозмутим. — Но тогда время было другое, и сила успешно заменяла правоту. А сейчас силы у нас нет, и правоты сразу поубавилось… — Он повернул голову к министру обороны, прослеживая его реакцию, и добавил: — Если моджахеды разгромят наше посольство, то в глазах всего мира мы будем выглядеть жертвой неспровоцированной агрессии. А как объяснить, если мы пошлем военные силы? Если с нашей стороны прозвучит хоть один выстрел? А он прозвучит! Как остаться в правовом поле на гражданской войне?
Министр обороны приостановился, с усмешкой взглянул на дипломата и сказал:
— Я вижу, вы большие законники! Но, между прочим, договор о военной помощи Афганистану никто не отменял! Во всяком случае, официально он не расторгнут!
Генерал продолжил сбегать по лестнице, добавляя на ходу:
— Три года мы поставляли Наджибулле снаряды, патроны, боевую технику, ГСМ, и он держался, успешно противостоял моджахедам. Кто придумал прекратить поставки? На каком основании? И предвидела ли та умная голова все последствия этого шага?
